Я ждал, что его слова заденут… но нет. Ни одна заноза не застряла под кожей, не разъела изнутри. Я видел, насколько нелепыми они были. Точно так же, как и слова моего отца. Я тогда был двенадцатилетним пацаном, до ужаса напуганным. И я попросил о помощи. Рассказал о том, что видел и в чем меня заставили участвовать. Это не было слабостью. Это было выживанием.

Вместо того чтобы поддаться на провокацию, я просто улыбнулся этому жалкому типу:

— Рад тебя видеть, Рейнер. Погода-то какая сегодня, а?

Рейнер замер, растерянно глядя на меня. Не знал, что ответить. Энсон тихо усмехнулся — он понял, какую я игру затеял, выбивая у Рейнера почву из-под ног.

Услышав этот смешок, Рейнер прищурился:

— Че, есть что сказать?

Энсон улыбнулся легко:

— Нет. Просто наслаждаюсь представлением.

Брови Рейнера поползли вверх, и он вдруг догадался:

— Ты этот… с башкой ненормальной, да?

Роудс сплела руки с Энсоном:

— Милый, а чего это ты мне до сих пор не сказал, что можешь предсказывать будущее? Где мои выигрышные лотерейные номера?

— Ты понимаешь, о чем я, — процедил Рейнер. — Ты читаешь мысли.

Энсон посмотрел на него пристально:

— Это один из способов сказать. Давай, сделаю тебе бесплатный фокус.

— О, да! — обрадовалась Фэллон. — Обожаю, когда он это делает.

Рейнер оскалился на мою сестру, как зверь, но Кай встал между ними, перекрыв обзор:

— Не смотри на нее. Даже не дыши в ее сторону.

Теперь уже Рейнер хмыкнул:

— За живое задел, сопляк?

— Тебя бросил отец, — неожиданно сказал Энсон. — Лет в пять-семь. Мать… в лучшем случае — наплевательская. Мужики у нее менялись как перчатки. И относились к тебе соответственно. Поэтому ты и не терпишь авторитетов. Но то, чего ты не любишь признавать, — что все, чего ты когда-либо хотел, это их одобрение.

Будто током ударило. Рейнер дернулся, выпрямился как струна:

— Да ты ни черта не знаешь.

Но лицо его побелело и этого было достаточно, чтобы понять: Энсон попал в самую точку.

Рейнер сплюнул, как любил делать мой отец:

— Держи свою больную семейку подальше от меня. — И ушел.

Я проводил его взглядом, пока он не оказался на другом конце ярмарки.

— Видели, как он побледнел? — едва не подпрыгнула от восторга Фэллон.

Кай резко повернулся к ней:

— Не трепись про таких людей, Фэл. Он опасен. Может навредить просто так, ради развлечения.

Она нахмурилась:

— Мы же на людях.

— Это ничего не значит. Будь умнее, — бросил он и ушел.

Роудс попыталась дотронуться до Фэллон:

— Ты в порядке?

— Надо его догнать, — отрезала она и рванула за Каем.

Черт. Такая реакция означала, что у Кая снова полезли демоны.

Энсон приобнял Роудс:

— Сейчас ему нужна только она. Разберутся.

Я знал, что разберутся, но тревога за брата все равно жгла внутри. Нам пора было серьезно поговорить.

Тут к нам подбежал Лука, а за ним спокойным шагом шел Коуп:

— Килс уже там! — выкрикнул Лука. — Снимай на видео!

Я попытался стряхнуть с себя мрачные мысли, улыбнулся:

— Ты не выпал?

Лука гордо расплылся в улыбке:

— Нет! Я даже вот так руки поднял! — и закинул их вверх.

Коуп хлопнул его по плечу:

— Вот это ты настоящий…

— Доскажешь — лишу свободы, — перебила Саттон.

— Мужик, — пробормотал Лука, — не нарывайся.

Мы рассмеялись. Я достал телефон, когда вагончики поехали вверх по наклонной. Черт. Кажется, меня стошнит просто от вида.

— Кто-нибудь, принесите пакет для блевотины, — крикнула Роудс.

Я показал ей средний палец.

— Вот так сюрприз. И от нашего шерифа, между прочим, — фальшиво возмутилась она.

Я записал каждый дурацкий поворот. Держался только благодаря тому, что сквозь шум иногда прорывался смех Элли и Кили. Когда поезд вернулся на станцию, я облегченно выдохнул и убрал телефон в карман.

Я пытался разглядеть их в толпе, но потерял из виду. Они не появились сразу, и легкое беспокойство кольнуло изнутри.

— Видишь их? — спросил я.

Все повернули головы, но я уже шел, а потом перешел на бег. И тут я увидел ее — Кили. Щека испачкана землей, волосы растрепаны. И она бежала.

За пару шагов до меня она бросилась ко мне:

— Папа! — закричала она в слезах. — Он ее забрал! Мужчина забрал ее!

Мир рухнул. Кровь зашумела в ушах, паника стиснула горло:

— Кто? — выдавил я. — Ты видела его?

Сквозь слезы Кили ткнула пальцем себе под глаз:

— У него был шрам. Вот здесь.

Там же, где был шрам у Джаспера.

Мой отец забрал Элли.

Я провалил единственное, что поклялся сделать.

Сберечь ее.

Элли

В виске тупо пульсировала боль, и я чувствовала, как ноет место, куда Джаспер ударил меня рукояткой пистолета. Могла бы, наверное, быть «благодарна» за то, что он ударил в ту сторону, где уже не было рассеченной раны. Но глухой стук за глазами и мутная тошнота, подступавшая к горлу, не давали почувствовать благодарность ни за что.

Нет, неправда. Благодарность все же была. За то, что я жива. За то, что Кили смогла сбежать. За то, что Трейс в безопасности. Я держалась за эти три мысли изо всех сил.

Я осторожно потянула пластиковые стяжки на запястьях, и болезненный отклик заставил меня поморщиться. Шевелить руками было почти невозможно, и я думала, не перетянуто ли там все так, что кровь перестанет поступать к пальцам. Веревка, что держала меня за середину туловища к старому деревянному стулу, хотя бы не была затянута намертво. Маленькая, но все-таки передышка.

Косыми взглядами я пыталась изучить комнату, пока Джаспер ожесточенно стучал по экрану телефона. Новый план побега? Но какой в этом смысл? Неужели он и правда так ненавидит Трейса, что готов снова пойти в тюрьму?

Слева от меня открывался непримечательный вид. Похоже, это была охотничья избушка — одна комната и крохотная ванная. Кухня с парой дверок в шкафах, а снизу — просто занавески. Но обстановка была с душой: на кровати лежало лоскутное одеяло, на стенах висели картины, а на буфете стоял старинный кувшин с тазиком.

Над буфетом — окно с видом на лес, сшитые вручную занавески. Только вот я понятия не имела, где этот лес. Сколько времени прошло с того момента, как я потеряла сознание — минуты или часы, я не знала. Но одно было ясно: местность я не узнала.

— Даже не думай сделать глупость, — оскалился Джаспер.

Я не собиралась показывать страх — это было бы ровно тем, чего он ждал. Я подняла взгляд и встретилась с ним глазами.

— Да я просто думала, где они взяли такие антикварные вещи. Очаровательно.

— Очаровательно… Ну да, ну да. Конечно, мой сын-предатель связался с какой-то богатенькой сукой.

— Не переживай. Богатой меня назвать сложно.

Он прищурился. Маскировку, что была на нем в парке аттракционов — бороду, шляпу и темные очки — он снял. Но шрам на щеке спрятать было невозможно. Я надеялась, что Кили рассказала Трейсу про него, чтобы он знал, с кем имеет дело.

— Не думай, что обведешь меня вокруг пальца. Я не идиот. Я знаю все про твоего ублюдочного папашу.

Я откинулась на спинку стула, чувствуя, как она упирается в позвоночник. Мелькнула мысль: а можно ли его использовать как оружие? Но, глянув на пистолет в руке Джаспера, я решила, что лучше не испытывать судьбу.

— Верно. Мой отец еще тот ублюдок.

Кажется, мой ответ сначала сбил его с толку, но потом лицо перекосило от ярости.

— Ни капли преданности. Вся в моего ублюдочного сына.

Я натянула стяжки сильнее, используя боль, чтобы не сорваться и не сказать чего-то, что спровоцирует его на выстрел.

— Ну что, богатенькая сучка, слов нет? — усмехнулся он.

Я глубоко вдохнула затхлый воздух избушки, что стояла закрытой не одну неделю.

— Нет.

Джаспер ухмыльнулся, откинувшись на спинку.

— Не скрою, мне понравилось тебя дергать. Платить малолеткам, чтобы закидали тебя яйцами возле участка.