Я сунул телефон обратно в карман и догнал Элли у кассы.

— Они же теперь до конца жизни будут этим тыкать. Понимаешь, да?

— Для того и нужны братья и сестры. К тому же, немного подколок полезно.

— Отличная благодарность за то, что я повел тебя в магазин, — я стал загибать пальцы. — Монстр меня облил. Пришлось носить это цветастое безобразие — которое, между прочим, пахнет мокрой собакой. И теперь меня будут стебать до конца времен.

— Ой, да ладно, — отмахнулась Элли, выкладывая покупки на ленту. — Не все так плохо.

— Арден с Коупом сказали, что собираются делать билборды.

Элли захлебнулась от смеха.

— Обожаю их.

— Очень помогла.

Кертис поднял взгляд, пробивая ее гору покупок.

— Не знаю, шериф. Мне кажется, в таком виде вы сможете много номеров телефонов собрать. Вы прямо на стиле. И эта рубашка кричит: «люблю животных».

— Правда кричит? — пробормотал я вполголоса, чтобы слышала только Элли.

Ее губы дернулись, когда она сняла ценник со слинга.

— Вот, не забудь это.

— Малый, похоже, доволен, — улыбнулся Кертис.

— Думаю, да, — Элли погладила Гремлина по голове, и тот почти замурлыкал.

— Так… пятьсот восемьдесят шесть долларов и тринадцать центов.

Элли поморщилась, но достала карту и приложила ее к экрану.

— А кому вообще нужен сберегательный счет?

Я вдруг задумался, как она справляется с тратами, переездом и арендой. Я знал, что в The Mix Up платят нормально, но явно не такие деньги, чтобы швыряться ими.

— Давай я заплачу половину, — предложил я, доставая кошелек.

Элли тут же мотнула головой, ее лицо стало чуть жестче.

— Гремлин — моя собака, моя ответственность. Я сама.

Я молча убрал кошелек, поняв, что это закрытая тема.

— Спасибо, Кертис, — сказала Элли.

— Да не за что. Когда пойдете в ветеринарку Спэрроу-Фоллс, скажите, что он был бездомным. Тогда прививки сделают бесплатно.

Элли закусила губу, но кивнула.

— Спасибо.

Что у нее за заморочка с чужой помощью? Везти ее она позволила, а вот любые деньги — ни в какую. Я обдумывал это, пока хватал пакеты и шел к выходу.

Мы молчали, пока не вышли на улицу, но едва я оглядел парковку, шаг мой замедлился.

— Трейс? — спросила Элли, в ее голосе прозвучала тревога.

Я не мог отвести взгляд от мужчины на другой стороне стоянки. Сутулая, мощная фигура. Пряди седины в темных волосах. Глаза, слишком уж похожие на мои. И сигарета, висящая в уголке губ.

Джаспер сделал затяжку, выдохнул дым и скривил губы в ухмылке.

— Кто это? — Элли понизила голос, хотя он был слишком далеко, чтобы услышать.

— Никто, — отрезал я и направил ее к своему внедорожнику.

Чертов идиот. Проводить время с Элли, когда Джаспер мог нас увидеть? Глупо. Хуже — безрассудно. Это только привлечет его внимание к ней.

Я дождался, пока Элли с Гремлином устроится в машине. Как только дверь за ней захлопнулась, я закинул пакеты на заднее сиденье и сел за руль. Но взгляд Джаспера я ощущал все это время.

Как будто мало того, что большую часть детства я жил в страхе перед тем, что он может выкинуть. Перед тем, что могут сделать его дружки. И вот я снова там. Себя я защитить мог. Но Элли? Мою дочь? В животе скрутило, к горлу подступила тошнота.

Когда мы выехали со стоянки и магазин остался позади, Элли заговорила. Голос у нее был не злой и не резкий, но в нем звучал холод, которого я раньше от нее не слышал.

— Не ври мне.

Я взглянул на нее.

— Что?

— Скажи, что это не мое дело. Скажи, чтобы я шла куда подальше. Но не ври мне, — Элли выдохнула, и я понял: она не просто злилась. — Мне врали всю жизнь. Все вокруг. Ты тоже не смей.

Элли

Руки дрожали по бокам. Я не боялась. Я не была грустной. Я наконец-то чувствовала то, что должна была чувствовать с самого начала. Злость.

На маму. На отца. На Брэдли. Даже на Линка. Все они врали. Кто-то — потому что думал, будто защищает меня. Кто-то — чтобы манипулировать. Но все были уверены, что это сработает, потому что я слабая.

С этим было покончено.

— Элли… — начал Трейс.

— Не надо, — резко оборвала я. Мне ненавистна была эта мягкость в его голосе, словно он тоже считал меня раненым зверьком.

Он помолчал, а потом сказал то, чего я никак не могла ожидать:

— Он мой родной отец. Двадцать четыре года он провел в тюрьме. И туда его отправил я.

Все во мне застыло. Мир стал таким тихим, что я слышала каждый удар своего сердца — учащенный, двойным толчком.

— Почему?

— Он убил мою маму, — без всяких эмоций произнес Трейс, паркуясь у моего дома. Он смотрел прямо перед собой, мотор работал, в голосе не звучало ни капли чувств. — Он не выстрелил и не перекрыл ей дыхание, но убил все равно.

Сердце забилось еще быстрее, трепетало в груди, как крылья бабочки.

— Мне жаль… — выдохнула я, а потом решилась выложить ему кусок своей правды. — Я знаю, что это такое.

И знала слишком хорошо. Еще одна ложь, с которой я жила почти всю жизнь.

Трейс повернулся ко мне, медленно, будто искал что-то в моем взгляде.

— Правда?

— Правда.

Он внимательно посмотрел в глаза, будто пытаясь понять, ищет ли он ответы или утешение. Но что-то он все-таки нашел, потому что продолжил:

— Джаспер связался с наркотиками. С компанией, от которой исходило сплошное зло. Он подсадил мою маму. Мне пришлось смотреть, как она все глубже вязнет в этой зависимости. Однажды он вколол ей дозу и, захохотав, наблюдал, как она полезла на крышу нашего дома, уверяя, что умеет летать.

Меня пробрало до тошноты, но я не отвела взгляда. Я могла пережить с ним этот ужас, чтобы он не оставался один наедине с правдой.

— Она прыгнула, — хрипло сказал он. — Не хотела умирать. Просто потеряла связь с реальностью. Отец запаниковал. Решил закопать ее на участке, чтобы никто не узнал. Сказал, что если я хоть слово об этом скажу, меня посадят вместе с ним.

Перед глазами встал образ маленького Трейса. Одинокого, испуганного, раздавленного горем. Я знала, как это — когда кажется, что весь мир против тебя.

— Но ты все равно рассказал, — тихо сказала я. Даже если бы он не признался, что отправил отца в тюрьму, я бы это поняла. Потому что он такой человек: не станет мириться с несправедливостью, сделает все, чтобы ее исправить.

Челюсть Трейса напряглась.

— На следующий день пошел к директору школы. Шериф вызвал опеку. Я рассказал, где он ее закопал, и что у нас дома творилось.

— И его посадили.

Он медленно кивнул, поглаживая пальцами воображаемые линии на форме.

— Восемь лет за непредумышленное убийство, сокрытие тела и хранение наркотиков.

Я нахмурилась, быстро прикинув в уме:

— Но ведь он должен был выйти уже давно?

— На втором году убил сокамерника и напал на охранника.

У меня пересохло во рту. Я вспомнила своего отца — такого же сидельца. Я знала, на что он способен, но всегда это было скрыто. Ложь, маска благовоспитанности. А у отца Трейса насилие было на виду — монстр, который даже не прятался в тени. И я не знала, что хуже.

— И теперь он… угрожает тебе? — злость взметнулась во мне, закипела и разлилась по венам.

— В открытую не сказал. Но дал понять, что видел меня с тобой, с Кили. Приглядывается к тем, кто рядом со мной.

Кипение перешло в чистое пламя.

— Я не мишень. И если он сунется — сделаю так, что он будет петь сопрано до приезда полиции.

Губы Трейса чуть дрогнули.

— Разобьешь ему яйца, да?

— Еще как.

Но тень улыбки исчезла.

— Если увидишь Джаспера — иди на людное место и звони мне. Не вступай в разговор. Обещай.

Паника в его голосе заставила меня согласиться:

— Ладно. Но, может, он просто хочет заставить тебя нервничать.

Трейс откинулся на подголовник.

— Хотел бы я в это верить.

По спине прошел холодок.