Трейс

— Паапааа! — Голос Кили пронесся по дому, как самонаводящаяся ракета. — У меня зубная паста взорвалась!

Я не двинулся с места, просто уставился в стену, а потом сжал пальцами переносицу — в том самом месте, где обычно поселяется головная боль. Болело все. То ли после спарринга с приемным братом Кайлером, то ли из-за того, что я повалил грабителя в The Soda Pop, когда тот полез в открытую кассу. В любом случае, чувствовал я себя стариком.

— Она буквально повсюду!

В ее голосе звучало не возмущение, а скорее восхищение. Я со стоном поднялся с дивана. Моя дочь — хоть и прелесть, но за ней тянулся шлейф разрушений. Я пошел по коридору, поправляя пустую кобуру на ремне, но застыл, едва войдя в ванную.

Выглядело это как место преступления, а не ванная девятилетнего ребенка. Красный гель был повсюду: на раковине, зеркале и, особенно, на лице виновницы торжества.

Я долго смотрел на нее. Шоколадные волосы, собранные в косолапые хвостики, с которыми она пыталась справиться сама. Зеленые глаза — на пару оттенков светлее моих — смотрели на меня с легким беспокойством.

Этот проблеск неуверенности тут же привел меня в движение.

— Ну вот зачем тебе была именно клубничная?

Кили рассмеялась, как я и надеялся.

— Я не знаю, что произошло! Я просто нажала, и БАХ! — Она развела руки, и еще порция геля шлепнулась на стены.

Я постарался не поморщиться.

— Мы же говорили про аккуратные нажатия, помнишь?

Она виновато улыбнулась.

— Забыла.

Я хмыкнул и взял с полки ее розовую тряпочку с клубничками.

— Уверен, в следующий раз не забудешь.

— Наверно, нет, — пробормотала она, пока я открыл воду.

Я аккуратно вытирал ее лицо, поглядывая на часы. Пять минут девятого. Черт. Надо торопиться.

Я знал, что опоздание — не конец света, но воспоминания не отпускали. Время до Колсонов — тех, кто меня усыновил, — было полным бардака. Тогда я приходил в школу с опозданием в несколько часов, голодный, в одежде на размер меньше.

С моей дочкой такого не будет.

— Пап, колется, — пожаловалась она.

— Прости, Килс, — тут же смягчил движения, убирая последние следы геля. Оставив тряпочку в раковине, поднял ее на руки и вынес в коридор, чтобы она не вляпалась в клубничное месиво. — Руки вверх.

Кили тут же взметнула руки над головой. Я едва сдержал улыбку, стянул с нее футболку в радугу и протянул зубную щетку с раковины.

— Почисти зубы в моей ванной и выбери другую майку.

— Эээ, но эта моя любимая, — вздохнула она.

Я скривился.

— Хочешь, чтобы подруги подумали, что ты мажешь тосты с джемом прямо на себя?

Она сморщила нос.

— Нееет. А мне обязательно пользоваться твоей мерзкой мятной пастой?

— Мята не мерзкая.

— Она жжется! И на вкус как трава из бабушкиного огорода.

— Везет тебе — я припрятал еще одну клубничную в шкафу. Только будь осторожна.

— Даааа! — Она снова вскинула руки и вприпрыжку умчалась по коридору.

Я рассмеялся, но, обернувшись к ванной, только простонал. Посмотрел на часы. Пять минут. Справлюсь. Я уже чемпион мира по уборке детских катастроф.

Открыв шкафчик, вытащил бумажные полотенца и спрей и взялся за дело. Но тут понял: паста оставляет розовые разводы повсюду. Все и правда выглядело как место убийства.

Я сжал зубы и стал тереть сильнее. Моя дочь заслуживает ванную без розовых пятен на кафеле. Придется отбеливать вечером.

Я сделал все, что мог за отведенные минуты. Вытер главное, выпрямился и тут снова послышалось:

— Паапааа! Она снова взорвалась!

Я уронил голову и вновь зажал переносицу, растирая пульсирующие точки на лбу. Обычно я не ругался. Особенно при дочери. Но сейчас был всего один уместный вариант.

— Блядь.

Центр Спэрроу-Фоллс все еще шумел от людского потока, когда я свернул к зданию шерифа, но уже было не так оживленно — все-таки на дворе начало октября, а туристы постепенно разъезжались. Любители скалолазания, маунтинбайка и рафтинга, приезжавшие ради красот Центрального Орегона, скоро уступят место лыжникам и сноубордистам, как только выпадет снег. Но осенью всегда был небольшой перерыв, когда мы, местные, могли спокойно наслаждаться своим городом.

Я припарковался на свободном месте, заглушил двигатель и тут телефон издал звук уведомления. Выхватил его из подстаканника и взглянул на экран.

Кай сменил название группы на: Кровавая ванна Трейса.

Я нахмурился и набрал ответ.

Я: Я просто спросил, как лучше вывести пятна с кафеля, и все.

Надо было мне держать язык за зубами и не просить совета у братьев и сестер. Они обожали поиздеваться надо мной. Да, большинство из нас не были связаны кровными узами, но это не мешало семерым детям Колсонов быть самыми настоящими братьями и сестрами. А Кай — настоящий мастер провокаций.

Кай: Я всегда знал, что под этой маской примерного гражданина скрывается твоя склонность к убийствам.

Роудс: Я распечатаю это фото. Или попрошу Лолли сделать из него алмазную мозаику.

Я еще больше сдвинул брови. Роудс попала к Колсонам в тринадцать, после того как потеряла свою семью в пожаре. Она особенно привязана к нашей бабушке — женщине, прославившейся своими чересчур откровенными картинами из страз. Правда, это фото было недостаточно пошлым для бабули.

Я: Фото моей ванной было отправлено в доверии.

Фэллон: Почти уверена, что Кили размазала пасту даже по потолку.

Если я думал, что в ее ванной был хаос, то моя выглядела как эпицентр бедствия. А я даже не успел прибраться перед тем, как отвезти ее в школу. Мысль о возвращении домой к этому апокалипсису вызывала у меня нервную дрожь.

Я: Кажется, это хуже твоих блестящих бомб.

Фэллон: Нет ничего хуже моих блестящих бомб. Именно поэтому вся власть у меня.

Фэллон была самым добрым и чутким человеком, которого я знал. Ее сердце было огромным, а терпение — бесконечным. Но стоило перейти ей дорогу и держись. Ее мстительная фантазия могла затмить любого. Это делало ее идеальным соцработником в отделе по защите детей. Хотя мы все переживали, когда она сталкивалась с опасными ситуациями.

Кай: Держись подальше от меня с этим дьявольским порошком.

Фэллон: Зависит от того, будешь ли ты снова преследовать меня по участкам после наступления темноты.

Кай: Если ты будешь мотаться по неблагополучным районам по ночам — само собой.

Я сжал челюсти. Фэллон отчаянно пыталась быть самостоятельной, даже себе во вред. Это бесило нас с Каем. Хотя особенно — его. Между ними была особая связь. Когда Кай попал к нам в шестнадцать, полный ярости и боли от прошлого, только она смогла достучаться до него.

Фэллон: Тогда готовься — тебя ждет моя баночка гнева. (и взрывной смайлик с блестками)

Я знал — Кай за свои защитные выходки еще поплатится.

Я: Раз вы, придурки, не собираетесь мне помогать, я пошел на работу.

Шеп: Осторожно, он сказал слово на «п». Все равно что мат. Нам крышка.

Я: Ненавижу вас всех.

Я отключил звук в чате. Арден и Коуп сегодня молчали — значит, были заняты. Коуп сейчас в Сиэтле, снова на тренировках по хоккею. Его невеста Саттон и ее сын Лука поехали с ним. Арден, скорее всего, затерялась в своей мастерской или валялась в объятиях Линка. Но я все равно написал обоим.

Проверять, все ли в порядке у моих братьев и сестер, — стало навязчивой привычкой. Почти все мы попали к Колсонам не от хорошей жизни: потеря, насилие, пренебрежение. Даже родные дети Норы Колсон — Коуп и Фэллон — прошли через свое горе, потеряв отца и брата в автокатастрофе.

Жизнь бьет всех. И последние события лишь подтвердили это.

Я снова ощутил раздражающий зуд в груди. Очень хотелось позвонить в школу и убедиться, что с Кили все в порядке. Но я подавил импульс и выбрался из внедорожника.

Идя к зданию шерифа, я ловил на коже приятную прохладу. После рекордно жаркого лета все ждали осень как спасение.