Четверг начался с головной боли. И я сейчас не про похмелье. Прямо напротив нашего «Очага», в пыльном, заброшенном помещении, где ещё на прошлой неделе висела табличка «Аренда», за одну ночь вырос… конкурент. Вывеска, слепленная из дешёвого золотистого пластика, который на солнце слепил глаза, орала на всю улицу: «Восточный Базар». Из распахнутых настежь дверей доносилась какая‑то заунывная музыка с барабанами, а по ветру тянуло приторным запахом жжёного сахара и дешёвых ароматических палочек.

– Да это же… это же они! – первой взорвалась Даша. Она выскочила на крыльцо, уперев руки в бока, и её рыжая коса взметнулась, словно хвост рассерженной белки. – Игорь, ты посмотри! Они даже меню у тебя слизали! «Шашлык по‑царски»! Серьёзно? Да я им сейчас…

Она сделала шаг вперёд, явно собираясь пойти и устроить международный скандал, но я успел поймать её за локоть.

– Спокойно, подруга. Без рукоприкладства.

Я вышел следом и прищурился. Даша была права. На аляповатом стенде, украшенном фальшивыми виноградными листьями, красовались до боли знакомые названия, написанные огромными буквами. Мои первые, самые простые блюда, с которых я начинал раскачивать это место. «Картошечка по‑деревенски», «Салат „Летний“». Только вот цены… Цены были ниже наших чуть ли не вдвое.

– Игорь, что мы будем делать? – Настя подошла сзади, её голос дрожал. – Они же всех клиентов у нас отберут.

Я молча смотрел на этот балаган. Почерк Фатимы Алиевой. Никакой фантазии, никакой изюминки. Просто взять чужое, удешевить донельзя, засыпать тонной своих химических порошков и продавать тем, кому всё равно, что есть.

– Спокойно, – повторил я, положив руки на плечи своим девчонкам. Даша всё ещё дышала так, будто пробежала марафон, а Настя, казалось, вот‑вот расплачется. – Ничего мы делать не будем. Точнее, будем делать то, что и всегда.

– То есть? – недоверчиво спросила Даша.

– Готовить самую вкусную еду в этом городе, – я улыбнулся. – И следить, чтобы на кухне было чисто.

– Но цены! – не унималась Даша. – Люди же не дураки, они пойдут туда, где дешевле!

– Пойдут. Один раз, – я усмехнулся. – Съедят их шашлык, который на вкус как резиновая подошва с «Дыханием Пустыни», запьют всё это дело чаем из пакетика и заработают себе изжогу на неделю. А потом, когда живот пройдёт, они придут к нам. За настоящей едой. Наше оружие, команда, это не демпинг. Наше оружие – вот тут, – я показал им язык. – Вкус. Его не подделаешь. Так что за работу. Сегодня у нас должно быть ещё вкуснее, чем вчера.

Моё спокойствие, кажется, подействовало. Даша перестала рваться в бой и только сердито фыркнула, как ёжик. Настя неуверенно кивнула. Мы вернулись внутрь, на нашу территорию. Весь день прошёл под аккомпанемент навязчивой музыки из заведения напротив. И да, я видел.

Видел, как некоторые из наших постоянных клиентов с любопытством заглядывали к конкурентам. Как пожилая пара, что каждую среду брала у нас запеканку, сегодня вышла с ярким пакетом из «Восточного Базара». Что ж, пусть пробуют. Учиться на своих ошибках – самый надёжный способ.

Мурат Алиев мерил шагами крохотную клетку – три шага туда, поворот, три шага обратно. Его дорогой шёлковый халат, хоть и помятый, выглядел здесь посмешищем на фоне грязных стен, испещрённых ругательствами и кривыми рисунками.

Унижение жгло его изнутри. Этот повар, этот сопляк Белославов! Он втоптал его в грязь на глазах у всего города. Это идиотское шоу с «Царь‑Мангалом», которое собрало толпу зевак. Проверка, которую этот продажный дурак Мышкин умудрился провалить так, что теперь над ним смеётся последний портовый грузчик. А арест… арест стал вишенкой на этом торте из дерьма. Злоба закипала в груди, сменяясь липким, холодным страхом. Он заскрежетал зубами, чувствуя, как сводит челюсти.

В коридоре послышались шаги. Неторопливые, шаркающие. Мурат замер, прислушиваясь. Вскоре в помещение вошёл полицейский с поникшей миной – рядовой Рыков.

– Наконец‑то! – прошипел Алиев, бросаясь к решётке. – Я думал, ты до утра меня тут мариновать собрался!

– Господин Алиев, тише вы, – зашипел в ответ тот. – Начальник участка только ушёл. Я не могу вот так просто взять и отпереть вас. Тут патруль ходит, камеры везде…

– Мне плевать на твой патруль и на твои камеры! – взвился Мурат, понизив голос до яростного шёпота. – Или ты забыл, кто оплачивает гимназию твоей дочурки? Кто даёт на лекарства для твоей вечно больной жёнушки? По договору ты должен был уже всё подготовить!

Рыков побледнел ещё сильнее, его глаза забегали.

– Не забыл, господин Алиев, что вы…

– Тогда слушай сюда, вошь ты подзаборная! – перебил его купец. – Мне напомнить, кому ты проигрался в карты на прошлой неделе? Эти люди не такие терпеливые, как я, Рыков. Они могут и к Алёне твоей зайти, о здоровье спросить. Или дочку твою после гимназии проводить… Просто чтобы напомнить о долге. Они ведь не знают, что ты у меня на содержании.

Страх в глазах рядового стал почти осязаемым. Он затравленно оглянулся по пустому коридору.

– Помню, господин Алиев. Всё помню. Что мне делать?

– Телефон, – отрезал Мурат. – Дай мне мой телефон. Живо.

Рыков замялся всего на секунду, но этого хватило, чтобы Алиев снова зашипел:

– Ты оглох⁈

Рыков вздрогнул и торопливо сунул руку за пазуху. Через мгновение в руке Мурата оказался смартфон. Пальцы купца замелькали по экрану, нажимая знакомый номер.

– Сейчас я позвоню своим парням, – процедил он, прижимая телефон к уху. – А ты, Рыков, готовься. Тебе придётся поднапрячься. Я больше ни минуты не собираюсь сидеть в этой дыре, пока этот выскочка Белославов гуляет на свободе. У тебя будет весёлая ночка.

Ночь опустилась на Зареченск. Мы закрыли «Очаг» немного раньше обычного – день выдался нервным, и все вымотались. Я отправил команду по домам, а сам остался подбить кассу и привести в порядок своё царство – кухню. Несмотря на конкурентов, выручка была почти такой же, как вчера. Сарафанное радио работало.

Я закончил мыть последний нож, вытер его насухо и с удовольствием оглядел сияющие чистотой стальные поверхности. Тишина. Только старый холодильник мерно гудел в углу, словно дремлющий зверь. Уставший, но довольный, я присел за столик на кухне, чтобы просто выпить чашку чая перед тем, как идти домой.

В этот момент входная дверь с оглушительным грохотом распахнулась, и в зал буквально ввалился Мурат Алиев.

Он был пьян. В стельку. Одежда грязная и помятая, на белоснежной рубашке расплылось тёмное пятно. Лицо – багровое, опухшее, а глаза… глаза были совершенно безумные, налитые кровью.

– А‑а‑а! Вот ты где, поварёнок! – заорал он, вмиг оказавшись у прохода на кухню, но при этом стоял пошатываясь и цепляясь за дверной косяк. Его голос срывался на какой‑то поросячий визг. – Сидишь тут! Радуешься, да⁈

Я медленно встал. Сердце пропустило удар и заколотилось где‑то в горле. Откуда он взялся? Его же должны были держать в камере.

– Ты… ты мне всю жизнь сломал! – выл он, тыча в меня трясущимся пальцем. – Всю! Моё имя… Мою семью… Ты втоптал меня в грязь!

– Угомонись, Мурат, – сказал я как можно спокойнее, хотя руки сами собой сжались в кулаки. – Уверен, мы можем договориться.

Я старался не делать резких движений. Кто знает, на что этот увалень способен, тем более в таком состоянии.

– Договориться⁈ – он истерично расхохотался, забрызгивая слюной пол. – Поздно ты решился на это, щенок!

С диким рёвом он бросился на меня. Я увернулся от его неуклюжего удара, схватил его за руку и попытался заломить её за спину. Мы сцепились, как два пьяных мужика в кабаке, опрокидывая стулья и с грохотом врезавшись в стол.