– Не тебе, темная, читать светлым нравоучения! – окрысилась Карен.

– Действительно, чего это я… – произнесла иронично. – Это должен делать страж общежития или декан. Хотя, может, сразу ректор? Хотя до их прихода вы можете смело резвиться… А я, пожалуй, полежу пока тут, – с этими словами я рухнула на свою постель и даже, в соответствии с ролью, закинула скрещенные ноги на спинку кровати и положила руки под голову. – Да вы не стесняйтесь, действуйте, а я, если что, даже советик бесплатный дам, прокомментирую эффектную позу…

Светлый, уже щеголявший обнаженным торсом, недовольно глянул на меня. Видимо, посчитал, что обойдется сегодня без советов. И без Карен заодно. Поэтому, подхватив с пола рубашку, перекинул ее через плечо со словами:

– Извини, малышка, но в другой раз… – И вышел из комнаты.

Соседка бросила на меня гневный взгляд.

– Ах ты, грыга! – выругалась она.

– А ты умеешь интеллигентно поддержать беседу… – Я мило улыбнулась, чем взбесила светлую окончательно. Еще миг – и она бы кинулась на меня. Но я холодно, чеканя каждое слово, предупредила: – Только попробуй. И обещаю, я сделаю так, что ты вылетишь из общежития.

Карен без дополнительных пояснений все поняла: я пока не намерена бежать ни к кому с доносом, но…

– Шантажируешь? – сказала, как выплюнула, соседка.

– Всего лишь поступаю как любая темная…

Соседка открыла рот, чтобы что-то сказать, и беззвучно его закрыла, напомнив тем рыбину, выброшенную на берег. Я почти физически чувствовала, как ей хотелось громить, крушить и убивать. Но она, на удивление, сдержалась, всего лишь арбалетным болтом вылетела из комнаты, оглушительно хлопнув на прощание дверью.

Я не сомневалась, что Карен попсихует немного, вскоре вернется и завалится на кровать. Так и случилось. Когда она пришла обратно, я сделала вид, что сплю. Хотя из-под опущенных ресниц наблюдала за соседкой. Та посмотрела на меня, злорадно ухмыльнувшись, и начала взбивать подушку.

«Явно замыслила какую-нибудь гадость. Но если и ударит, то только в спину. Так что главное – к ней этой самой спиной не поворачиваться», – подумалось отстраненно.

Карен быстро отрубилась и уже сладко посапывала, а я все лежала и вспоминала сегодняшний день. И особенно – одного светлого, к которому я испытывала крайне противоречивые чувства. Мне одновременно хотелось его и обнять, и как следует побить. Но обнять все же больше.

С такими мыслями я наконец заснула.

Вот только лучше бы я всю ночь бодрствовала. Потому как приснилось мне сущее непотребство. Причем в исполнении меня и Кьяра. Потому как в стране грез светлый не ограничился единственным мимолетным поцелуем, сиганув из окна. И я тоже.

Запомнились сильные руки, горячие требовательные губы, которыми он, склонившись, целовал меня в шею… «Кей, – услышала я хриплый мужской шепот, – я те… Бам!» Последний звук был оглушительным, громким и настолько резким, что я подскочила на кровати и, только проморгавшись, поняла, что в мой сон самым наглым образом ворвались удары утреннего колокола, которым будили адептов. Эти самые «бам-бам-бам» сегодня звучали особенно противно и, казалось, долбили сразу по мозгам, пробуждая в первую очередь желание убивать, а потом уже меня саму.

Зевающая, злая и взлохмаченная, посмотрела на соседок. Позавидовала выдержке Линдси, которая, сладко причмокнув, только повернулась на другой бок, накрывшись одеялом с головой. Видимо, ее гербариособирательный ночной практикум закончился не так давно: у платья, перекинутого через спинку кровати, подол и вовсе выглядел свежевымоченным. С него даже еще стекало… Если бы соседка пришла хотя бы пару ударов колокола назад, бодрой капели уже не было бы.

Взгляд переместился с пышки на тумбочку. На ней шалашиком стоял лист с надписью: до обеда не будить. Рядом с ним была тарелка, на которой лежал внушительный бутерброд. Он был тоже под охраной записки. «Забронировано», – гласила краткая надпись.

Я усмехнулась. Как по мне, надежнее всяких крупных надписей, которые охраняли снедь лишь от честных людей, было бы одно маленькое проклятие. Но, как говорится, на светлую проповедь с темным гримуаром не ходят.

Вторая соседка, Карен, прореагировала на звуки побудки чуть активнее пышки. Приоткрыв один глаз, девица сонно протянула: «Какая рань!» – и вновь прикрыла, широко зевнув. Возможно, она бы и проснулась, но тут колокол отзвонил. А я решила: ну кто я такая, чтобы не дать отдохнуть одной соседке и проспать другой?

Вот только сама заснуть уже не могла и таращилась на потолок, слушая, как за дверью в коридоре раздаются шаги, звучат заспанные голоса. Все громче, оживленнее.

За пробуждением наступил завтрак, а за ним и первые занятия. Меж тем солнце, поднявшееся над горизонтом, не просто взошло, а, казалось, хлынуло сквозь полузашторенное окно стремительным бурным потоком, чтобы заполнить собой всю комнату, как вода чашку, до самых краев, почти с горкой. Даже воздух вокруг будто стал нестерпимо-золотым. От него хотелось зажмуриться.

Яркий свет, упавший на лицо Карен, заставил ту сначала сощуриться, точно упыря, а потом все же проснуться. Девица поморщилась, ругнувшись, и… осознала, что проспала.

Она глянула на меня и не стала откладывать на потом пару хороших слов. И, как истинная светлая, даже поделилась ими со мной. А то, что они очень уж напоминали речь пьяного тролля, приложившегося затылком о притолоку… так хорошие же слова! Прямо-таки отборные!

– Чего не разбудила?! – И Карен хотела толкнуть в бок пышку, чтобы тем выместить свою злость, но напоролась на мой мрачный взгляд и многообещающую усмешку.

Ну да, сонную бывшую подругу шпынять удобнее… А то бодрствующая я на такую зуботычину и ответить могла.

– Не советую, – я больше ничего не сказала, но соседка явно вспомнила о вчерашнем нашем разговоре с привкусом шантажа, лишь заскрежетала зубами и отошла от постели пышки.

Собралась Карен молча. И, видимо, посчитав, что и так опоздала на занятия, не стала торопиться вовсе. К слову, не такая уж соседка была и симпатичная, как мне показалось вчера… обычная. Талия у нее, как выяснилось, стройная благодаря корсету, грудь не такая и впечатляющая… Карен ушла, судя по прихваченным баночкам и полотенцу, в умывальню. А я позавидовала ей. Потому что самой большой мечтой сейчас было оказаться под душем, но… пока не снимут арест, из комнаты мне не выйти. Так что лишь кувшин да тазик для ополаскивания – вот и все, что я могла себе позволить.

Карен в умывальне отчего-то задержалась, а вернулась до невозможности довольная, как крыса, объевшаяся на помойке бахчевых корок. Что послужило поводом для столь разительной перемены, я так и не узнала. Мурлыча себе песенку под нос, девица нацепила корсет, утянув тот самостоятельно при помощи заклинания, накрасила губы, подвила локоны горячим пальцем, сбрызнула лицо гламуреей… и стала той самой красоткой, которую я увидела позавчера.

Карен так тщательно собиралась перед выходом из общежития, что промелькнула мысль: а она в академию замуж или все же по делу пришла?

Наконец она покинула комнату. Дышать сразу стало как-то свободнее, что ли. Впрочем, насладиться этим ощущением мне не дали. Почти сразу же за мной пришли. Время ареста истекло, и с меня наконец-то сняли браслеты.

Правда, незнакомый магистр, который их размыкал, смотрел на меня так, что, будь его воля, он оставил бы меня в кандалах на всю жизнь. Да и адептка с боевого факультета, конвоировавшая меня от дверей комнаты до кабинета преподавателя, так выразительно косилась, словно я была ведьмой, которая навела с сотню смертельных порч и ни с одной не получила отката.

Я не придала этому особого значения. Потому что светлым темных положено ненавидеть просто потому, что мы темные. В этом я уже успела убедиться.

Лишь обрадовалась тому, что моя магия снова со мной. Вот только когда попробовала прикоснуться к дару… Эмоции у адептки, сопровождавшей меня, оказались слишком сильными, густыми. Она явно сдерживалась, чтобы не сказать, а может, даже не сделать чего-то. Будто испытывала ко мне личную неприязнь. Чужая злость с привкусом пережаренного крепкого кофе взбодрила не хуже ушата холодной воды. Пришлось даже ставить пси-щиты, чтобы отгородиться от этой волны.