Преподаватель был гораздо сдержаннее, но и от него в мой адрес исходили волны негатива.

– Вы свободны, адептка Даркнайтс, – отчеканил магистр, после чего отпустил меня.

Я же направилась в общежитие. Занятия сегодня начинались с одиннадцатым ударом колокола. И у меня оставалось немного времени. И раз уж я теперь была не заперта в четырех стенах, решила помыться в душе. А то обтирания обтираниями, а алхимический пеногасящий раствор – та еще ядреная штука, от которой все утро зудела голова. Потому я подхватила полотенце, сменную одежду и поспешила в душ.

Теплые струи били по плечам, стекали по спине, рисуя причудливые дорожки змей-узоров. А я стояла, запрокинув голову навстречу водному потоку, и блаженствовала. Правда, недолго. Все же время поджимало. Потому с сожалением закрутила вентиль. Вытерлась, переоделась и, опустив голову вниз, обернула волосы полотенцем, чтобы не ошпариться паром, а потом прочла заклинание сушки.

В этот момент за спиной в раздевалке скрипнула дверь, впуская в душевую азартно переговаривавшихся адепток.

– Слыхали: этих двоих темных с утра арестовали? – произнес девичий голос. И пусть он был звонким и молодым, я уже чувствовала в нем нотки, что так характерны для профессиональных сплетниц.

– Ага, – гнусаво отозвалась вторая. – Жаль, что только в карцер посадили. Как по мне, за такое сразу на костер.

– Думаете, это они… Олава? – осторожно уточнила третья. И тут они замолкли, узрев вопросительную руну в моем исполнении.

– Матильда, ты, что ли? – протянула гнусавая.

Судя по всему, вопрос был адресован мне. Точнее, моей пятой точке, по которой меня ошибочно и приняли за загадочную Матильду.

Я решила, что гордо вскинуть голову и показать светлым свои рыжины (а заодно доказать, что с идентификацией у них не ахти) я всегда успею. А вот узнать, за что арестовали некроманта с чернокнижником, – не факт. Потому лишь невнятно угукнула, поплотнее замотала волосы в полотенце и пассом сотворила на лицо легкий морок по принципу: главное, чтобы на себя не была похожа. И лишь потом распрямилась и аккуратно, бочком, так, чтобы адептки не смогли хорошенько рассмотреть меня, пошла к раковине для умывания. К той, напротив которой не было зеркала.

– Тиль, ты чего-то неразговорчивая сегодня… – заметила гнусавая.

– Шуб болит, десну разнесло. – И я для верности надула щеку, отчего лицо перекосило, а морок еще и усилил эффект.

– А-а-а, – в нос протянула все та же адептка.

– Ну, ты лечись давай… – поддакнула ей «сплетница» и вернулась к более интересному для нее разговору: – Да точно это темные! Больше некому! Кто же еще мету может с мага сорвать? Точно они!

Слушая трескотню светлых, я лихорадочно пыталась понять: что за эту ночь успело произойти? Судя по всему, у кого-то из светлых исчезла мета – своеобразный живой рисунок, который есть на теле каждого мага. Изображение проявлялось на коже или с рождения, или в первые годы жизни. До определенного возраста оно было подвижным и цветным, могло переползать, например, с локтя на шею, при этом щекоча. У сынов неба мета напоминала татуировку дракона, у оборотней – щенка, у мага воды – волна… Чародей рос, а вместе с ним менялась и мета. Щенок превращался во взрослого волка, плющ ведьмы из ростка во вьюн, оплетавший порой до половины тела, черный вороненок юного некроманта – в матерого ворона. И когда маг достигал пика своей силы, эта самая мета блекла и заякоривалась в одном месте, больше не изменяясь до самой смерти.

Но пока изображение было цветным и подвижным, его можно было украсть, как кошелек. Признаться, сумеречные этим порой баловались. Но уже к десяти годам каждый житель Темных земель знал не только как умыкнуть мету соседа, но и как сделать так, чтобы свою собственную сохранить.

Не сказать, чтобы без меты маг чувствовал себя хорошо. Но и не умирал. Это уж точно. Так, досадная неприятность, которую можно было легко решить с помощью внушения и пульсара. Иногда достаточно было просто пульсара…

Вот только что для детей сумрака казалось ребячеством, для светлых было, похоже, преступлением, караемым смертью.

Меж тем адептки зашли в душевые, раздался плеск воды, заглушивший разговоры. Да и подслушивать дальше было опасно. Я поспешила в комнату. И только там сняла с лица морок и стянула с головы полотенце.

Заклинание быстрой сушки никогда не было моим коронным, но сегодня… Глянула в зеркало на дверце шкафа и поняла: если бы в мою голову начала лезть всякая чушь, то с уверенностью можно было бы заявить – это потому, что у нее там гнездо. Причем не абы какое, а пышное, кучерявое, равномерно сферическое… Одним словом – комфортабельное и просторное.

Мои волосы торчали во все стороны, образуя гигантскую шапку. В такой шевелюре можно было бы незаметно пронести арбалет и гнома-стрелка к нему в придачу.

А главное – это безобразие никак не желало расчесываться, и уж тем более заплетаться в косу. В итоге неравной борьбы меня с колтунами сломалась расческа. И слегка – психика проснувшейся Линдси. Иначе с чего светлая предложила бы мне помощь?

– Я знаю заклинание для того, чтобы волосы стали послушными, – с мрачным видом, словно предлагала мне сдохнуть, произнесла соседка.

– В смысле, чтобы они выполнили команды сидеть, лежать или разойтись с моей головы?

– Неплохой вариант. Но нет. Просто чтобы ты наконец распутала по-быстрому свои лохмы, перестала выть и дала мне выспаться.

Как оказалось, бытовая магия давалась Линдси не в пример лучше, чем мне. Воронье гнездо удалось расчесать быстро. Правда, этому способствовало еще и то, что в гребне после неравного боя со встрепанными кучеряшками зубья остались через один…

– Не благодари. Это за утро… И больше не нужно вступаться за меня. Сама разберусь. – И она демонстративно легла обратно в постель.

Больше соседка ничего не сказала. Но и так стало понятно: не так уж и крепко сегодня утром пышка спала, как мне и Карен показалось.

Я лишь усмехнулась: незаметно для себя Линдси начинала вести себя как темная. Или просто светлая, которая наконец-то поняла, что не на помойке себя нашла, и вышла наконец из тени подруги, что и подругой-то вовсе не была.

Сделав вид, что поверила – дескать, соседка и вправду завалилась досыпать, – я перевязала косу лентой, подхватила сумку с учебными свитками и поспешила на занятие. Если расписание не врало, вскоре в западном корпусе должна была начаться лекция по бестиологии. Главным было добраться до аудитории. Потому как я предчувствовала: просто так пройти мне не дадут. Если уж над парнями едва самосуд не устроили, то…

Был, конечно, вариант отсидеться, но… чем дольше прячусь по углам, больше уверенности у светлых в том, что я виновна. Но даже если бы я лично сперла мету, то все равно пошла бы вперед с гордо поднятой головой. Хотя бы ради того, чтобы не заподозрили.

Так что выпрямила спину, в лучших вампирьих традициях обнажила в оскале клыки и пошла уверенной походкой через двор. На меня косились, оглядывались, но дорогу никто не заступал.

Прохладный ветер тревожно шелестел кронами самшитов, перешептывался с золотой листвой грабов и вязов, срывал охру и пурпур с буков и рябин. По пронзительной лазури над головой плыли облака осеннего дня, ослепительно-белые и воздушные. В звеняще-чистом воздухе чувствовался аромат хризантем, а вода в фонтане была отражением небосвода – столь же прозрачная и светлая.

В такой яркий, пестрящий насыщенными красками от синевы до золота и багрянца день хотелось слушать шорох хрустящих под подошвами опавших листьев, смотреть на стаи журавлей, наслаждаться последними солнечными лучами, а не идти со сведенными до боли лопатками, расправив плечи, глядя прямо перед собой и ожидая каждое мгновение пульсара меж лопаток.

Я миновала двор, затем первый этаж в этом самом невыносимом ожидании, а едва поднялась по лестнице на второй, как все же дождалась…

– Это же та самая темная, – прилетело в спину.

Вокруг как-то сам собой начал сужаться круг из адептов. Меня намерено или стихийно, но брали в кольцо.