Он прищурился, кашлянул.

— Это тебе вон туда, вдоль сетки, потом левее у березы будет… Там на участок никто не наведывается почти. Но табличка должна остаться, если не сгнила.

Я поблагодарил мужика и пошел в указанном направлении.

Шел медленно. Ноги сами замедляли шаг, как будто не хотели приближаться к могиле. Или наоборот не хотели спешить. Странное чувство… я попрощался с ней тридцать лет назад, а теперь как будто потерял заново.

Могила нашлась не сразу. Когда я все-таки остановился напротив нее, сердце заныло.

Крест стоял перекошенный, табличка потускнела, буквы почти стерлись, и только вблизи можно было разобрать:

Никитина Светлана Андреевна.

Вместо памятника была голая земля, пробитая лопухами и какой-то травой. Следы ливней вырезали борозды, земля осела, и все выглядело так, будто ее похоронили и сразу забыли.

Я присел на корточки. Взялся за крест, выровнял. Потом поправил табличку, пригладил землю ладонью.

В стороне валялась пустая стеклянная банка, видно когда-то здесь ставили цветы. Даже сейчас видно было, что кто-то приходил. Но почему не убрал могилу?

Я стоял молча. Слова рвались, но не выходили. А потом я все-таки прошептал:

— Прости, что не уберег. Всем, кто сделал это с тобой… будет возвращено. Обещаю. И памятник здесь будет. Ты у меня не в безымянной яме лежать будешь.

Я медленно поднялся. Ветер хлестнул по лицу. Провел рукой по глазам, массируя, выдохнул. Не оставлю… и не прощу.

Я положил на могилу «барбарис».

Неподалеку на одной из могилок ковырялись кладбищенские работники, приводя ее в порядке.

— Здорова мужики, — я достал из внутреннего кармана деньги. — Там могилка Никитиной. Уберите, землю разровняйте. Табличку новую поставьте.

Один из работников молча взял, достал блокнот и записал номер могилы.

— Сделаем, не вопрос.

Я уже собрался уходить, когда услышал глухой звук двигателя. Черный «Рейндж Ровер» катился по узкой гравийке, остановившись у обочины. Стекла затемненные, в салоне не видно никого, но в следующую секунду открылась дверь и машины вышла высокая девушка в черном брючном костюме. Платок наброшен на голову, прикрывает волосы, а лицо закрыто большими черными очками. Держит в руке белые гвоздики.

Она подошла к могиле Светки. Я подошел к женщине, встал по левую руку от нее.

— Простите, вы… знали Светлану? — спросил тихо, чтобы не отпугнуть.

Она обернулась медленно. Лицо закрыто очками, но по губам видно, что она напряжена.

— Простите, не понимаю, о чем вы, — ответила она, голос едва уловимо дрожал. — Я могилу своего отца не могу найти.

И сразу отвернулась. Вот только цветы, которые она принесла с собой, уже лежали на могилке Никитиной. Никакую могилу отца она не искала.

Быстро, не оборачиваясь, она пошла к машине. Я сделал полшага следом, но дверь уже хлопнула. «Рейндж Ровер» мягко отъехал, оставляя за собой только пыль и запах ее духов.

Я остался стоять, провожая взглядом удалявшийся автомобиль. Когда «Рейндж ровер» уехал, вернулся к «кабану». Алина уже вся заждалась.

— Ну как сходил? — спросила она.

Я помолчал, барабаня пальцами по рулю.

— Алин, а есть вариант как-то узнать хозяина автомобиля по номерам?

Алина удивленно вскинула брови.

— Что надо? В принципе у знакомых могу поинтересоваться…

Я включил зажигание, завел «кабана» и прежде чем тронуться, снова посмотрел на Алину.

— Поинтересуйся и еще…

— Что, Саш?

— Я хочу принять вызов Карателя.

— Так-так-так… — Алина нахмурилась и прикусила губу, обдумывая что-то. — Надо ответить Маге как-то так… чтобы запомнилось!

Она резко повернулась ко мне, глаза загорелись двумя огоньками.

— Слушай, Са-а-аш, — протянула она. — А что если мы ему ответку прям тут запишем? Ну, чтоб сразу всем ясно стало какой у тебя настрой. Это будет мощно! Подписчики писаться будут от восторга.

— Тут — это где? — спросил я, не оборачиваясь, только посмотрел на нее в зеркало заднего вида.

— Ну вот же… кладбище. Пока далеко не уехали, — выпалила Алина. — Давай тормознем?

Я сжал руль чуть крепче. Слева в окне тянулись мраморные плиты и венки, над которыми лениво покачивались сосны.

Алина уже размахивала руками, будто ставила режиссерскую задачу на съемках.

— Смотри, вот только представь: ты идешь по дорожке между могилами, смотришь под ноги… а когда доходишь до камеры, говоришь: «Мага, я тебя похороню!»…

— Алин… — перебил я этот безумный полёт фантазии.

— А? — она застыла, поймав мою интонацию.

— Я не буду устраивать вызовы на кладбище. Ни сейчас, ни когда бы то ни было.

Она закатила глаза, но уже с меньшим задором.

— Ладно, ладно… — буркнула Алина.— Ну а если не кладбище, то… вон храм! — Она ткнула пальцем куда-то в сторону. — Давай у церкви тормознем. Ты станешь у входа, сзади крест, золотые купола. Ну типа, мы — русские, с нами Бог. Скажешь что-то такое…

Я снова посмотрел на нее через зеркало. Она осеклась.

— Другие варианты имеются? — спросил я спокойно.

— Саш, ну это же отличные идеи… визуал сильный, посыл понятный… ты потом в лайках и комментариях захлебнешься!

Я только сдвинул брови и медленно покачал головой.

— Все, все, поняла… — Алина сдалась и вздохнула. — Я забываю, что ты… динозавр.

Она сказала это не обидно, скорее с удивлением. Как будто не могла до конца принять, что я не такой, как все вокруг. Ничего, стерпится — слюбится.

— Не в этом дело, Алин. Я не хочу дурной пример подавать. Ни молодым, ни старым. Кладбище это место покоя, а храм место веры. Здесь не стоит понты колотить.

Алина замолчала на несколько секунд, по лицу видно, что задумалась. А потом вдруг ожила.

— Дай-ка телефон.

Я протянул ей мобильник. Она начала что-то быстро набирать, пальцы мелькали по стеклу.

— Есть другой способ сделать все красиво, — сказала она, не отрываясь от экрана.

Я молчал, ожидая, пока Алина продолжит и разовьет мысль.

— Сделаем пост. Предложим Маге выйти на стрим и пообщаться. Как это называется у… таких как ты… — она покосилась на меня, давя улыбку. — Конкретно побазарить!

Я вскинул бровь, пытаясь уяснить для себя, что такое стрим.

— Стрелку забьем?

Алина фыркнула.

— Стрим! Ну в смысле вы созваниваетесь по видео, общаетесь, а зрители смотрят, — пояснила она. — Все в прямом эфире. Зрители вам могут вопросы задавать…

— А может, просто звякнуть ему? — спросил я, глядя на дорогу. — Или сообщение скинуть. Не понимаю, зачем все это на общее выносить. Да-да, нет-нет.

— Как зачем⁈ — Алина буквально подскочила на сиденье. — Саша, это же раскрутка! Это же… твой бой, его бой, весь движ. Люди любят зрелище, они жаждут конфликта, жаждут драмы. Если мы правильно раскачаем, то это будет вирусно!

Она тараторила, глядя в экран, пальцы мелькали по сенсору, как у пианистки по клавишам.

— К тому же, — продолжила она уже более спокойно. — Ты ведь сам понимаешь, что если ты ему напишешь или позвонишь, он все равно все запишет или сделает скрин, а потом точно также сольет в сеть. Сделает из этого «контент». Так что лучше нам самим все контролировать.

Когда я рос, слово «показуха» звучало как ругательство. Сейчас это было общепринятой нормой. Все стало игрой. Играешь в себя. Придумываешь маску и живешь в ней, пока она не приросла к коже. А публика хлопает твоей роли. Только потом бы понять — ты сейчас кто? Артист или человек?

Лина себя ставить перед таким выбором я не собирался.

— Готово! — выдохнула Алина.

Она резко повернула ко мне экран. Я наклонился, прочитал:

«Эй, Мага! Как насчёт стрима? ПРЯМО СЕЙЧАС!»

— И когда стрим? — спросил я, понимая, что надо же как-то подготовиться, не за рулем же его проводить.

— Прямо сейчас, — сказала она, улыбаясь. — Он уже на связи!