Мы целовались, словно пробуя друг друга на вкус, который оказался таким хмельным, пьянящим, горячим, что у меня закружилась голова. Это был словно затяжной прыжок в Бездну, от которого просто перехватывает дух. И ты понимаешь, что тебя ждет под конец этого падения и что выбраться назад уже не сможешь. Но… ты не в силах от этого отказаться, это прекратить…

Язык светлого скользнул по моей нижней губе, дразня. Это была провокация, на которую я не смогла не поддаться. На миг я забылась, полностью окунувшись в упоительные ощущения.

– Кья-я-яр, – простонала я, когда он на миг от меня оторвался.

Я почувствовала, как мужское тело, прижатое ко мне, стало твердокаменным. Губы светлого жадно накрыли мои, чуть приоткрытые, ловя выдох с окончанием его имени. И я ответила на этот поцелуй. Обжигающий, полный страсти. Так не похожий на предыдущий. От него я звенела натянутой струной, плавилась воском, рассыпалась песком, чтобы возродиться вновь.

Я отвечала Кьяру. Страстно. Дико. Горячо. Жадно. Забыв о логике, принципах, законах, о том, что светлая и темный не могут быть вместе. Что это все – лишь миг… Я просто наслаждалась этим мигом. Брала от него все. Сгорала яркой вспышкой, зная, что потом будет лишь пепел. Но пока… Пока был огонь…

И не только мой. Я чувствовала эмоции Снежка. Яркие. Упоительные. Абсолютно созвучные моим. Без тени фальши и сомнения. Он, как и я, терял разум от каждого прикосновения, впивался губами в мой приоткрытой рот, потому что ему это было жизненно необходимо. Я почти физически ощущала, как внутри него все завязывается тугим узлом, как от разгорающегося желания выжигаются остатки мыслей.

Мы оба были на грани. Той, когда чувствуешь, что вокруг закончился кислород, но ты не можешь и не хочешь останавливаться, чтобы сделать глоток воздуха. Потому что касаться друг друга для нас важнее, чем дышать.

– Ке-э-эй… – его стон. Его молитва. Его признание, произнесенное сиплым, надломленным голосом с акцентом. И добавил: – Я тебя…

В этот момент я дотронулась губами до его шеи. Поцеловала и затем чуть прикусила кожу, вырвав у светлого стон наслаждения. Но он все же сумел закончить:

– Хочу, – рваный выдох и глухое: – До безумия.

Его рука лежала на моей спине, а я сама не заметила, как обвила его бедро своей ногой. И… вдруг поняла, что еще немного – и мы перейдем от «хочу» к активному «воплощаю», несмотря на то, что ситуация, мягко говоря, слегка не располагает.

Да уж, Кейси Даркнайтс… Нет чтобы, как приличной темной, по протоколу совращения уложить мужчину лопатками на кровать и на оной со всем комфортом творить разврат… Так нет же! Ты исключительно под…

Я не удержалась и усмехнулась над собой. И этот едва различимый звук, кажется, помог осознать, что мы слегка… Кхм… ну хорошо, не слегка увлеклись. Причем осознать не только мне, но и Кьяру. Но вместо того, чтобы позволить мне отстраниться, светлый нежно коснулся губами мочки моего уха и прошептал:

– И я хочу тебя с той самой ночи, как ты ураганом ворвалась в мою комнату, оглушив собой.

– Эй! – возмутилась почти искренне и все же попыталась отодвинуться от Снежка. Хотя все тело противилось этому. Хотелось еще поцелуев. Сладких, горячих, грешных, диких. Его губ на моих губах. Его рук на моей спине. Его всего. И с этим желанием могло соперничать лишь одно. Мое упрямство.

– Оглушив? Да это я была жертвой твоего наглого произвола!

– Жертвой? – хмыкнул Кьяр. – Да ты была его активным участником!

– Я просто не знала, что мне делать со всем этим кошмаром, – фыркнула в шею светлому.

– Видимо, когда темные не знают, что делать с неприятностями, они их активно приумножают.

– Ну, знаешь ли…

Я стукнула светлого в грудь и осознала, что этот хитрец вновь провел меня! Если бы мы, осознав, что увлеклись, резко отстранились друг от друга, то невольно вляпались бы в неловкость. Но этот… Снежок так ловко перевел опасный момент в разговор, что я почти ничего не заметила. В общем, провернул все в лучших традициях темных. А сейчас, еще и глядя на меня, хитро улыбался… Ну жук!

– Ну что, будем выбираться? – как ни в чем не бывало произнес светлый.

Вместо ответа я активно заработала локтями.

Когда мы вылезли из-под кровати, то увидели, что крышка корзинки чуть сдвинута. Правда, щель была небольшой. Но если мелкий фениксенок исхитрится, то пролезет. А уж если ему слегка помочь…

В своей жизни я инсценировала многие вещи: обморок, болезнь, раздумья… Но вот побег меты из корзины – такое со мной случалось впервые. Думаю, что и со светлым тоже.

Зато если алый сейчас самостоятельно выберется из плена, то мы даже поклясться перед дознавателем сможем, что не причастны к краже фениксенка. А что? Ведь он сам сбежал! Мы просто на стрем… в смысле рядом стояли. А еще подбадривали, стимулировали шкуркой от сала, что нашли на тарелке, стоявшей рядом с прикроватной тумбочкой, – в общем, полноценно работали командой поддержки, пока мелкий огненный птиц перебирал лапами по плетенке. Я даже использовала ментальное воздействие, дабы процесс побега шел быстрее.

Наконец пернатый высунул клюв, потом хохолок и спустя некоторое время вылез целиком. Склонил голову, оглядев нас с сомнением и даже с некоторым негодованием. Весь его вид словно говорил: «И это мои спасители?!»

– Ты тоже, между прочим, не мамины пирожки, – заметила я пернатому.

– Фьюир, – заклекотал фениксенок и распушил перья. Дескать, конечно, я не вкусная свежевыпеченная сдоба. Я лучше!

– Ты его понимаешь? – уточнил Кьяр, ставший свидетелем наших с метой переговоров.

– Не совсем. Силы дара не хватает. С девятым уровнем даже образы считать можно было бы. Но у меня третий. Так что лишь отголоски эмоций. Но и их предостаточно, чтобы понять: этот алый – тот еще наглец.

– Весь в хозяина, – хмыкнул Снежок.

Меж тем птиц (да-да, именно птиц, потому что такого самоуверенного фениксенка кроткой птичкой язык назвать не поворачивался) сел на край корзины, качнулся, расправив крылья, и… лихо, по-разбойничьи цапнул шкурку от сала из пальцев светлого. А затем, усевшись на изголовье ректорской кровати, стал с наслаждением ее заглатывать, как мелкую рыбину, целиком.

Кьяр уже было потянулся, чтобы сцапать наглеца, как я перехватила его руку. И, выждав пару мгновений, пока пернатый разделается с добычей, призвала дар.

Фениксенок подозрительно, совсем по-куриному, склонил голову набок. Но я продолжала внушать алому, что ему хочется, прямо до невозможности, полететь в ту самую гостиную, где открыто окно.

Птиц курлыкнул в духе «ладно уж, так и быть» и, вспорхнув, устремился к двери, которую Кьяр услужливо перед фениксенком приоткрыл. Я же огляделась и убедилась, что в спальне все осталось нетронутым… Ну, если не считать исчезнувшей в желудке мелкого проглота сальной шкурки.

Ну что же, пора и честь знать. А напоследок – уберу-ка я следы наших с Кьяром аур… И, достав еще один бутылек, буквально несколькими каплями эликсира окропила комнату. На миг в воздухе зависло зеленоватое марево. А затем оно исчезло без следа. И наши следы – вместе с рассеявшимся туманом. Все! Теперь спальня выглядит так, будто фениксенок удрал сам.

То же самое я проделала и в тех комнатах, где мы успели побывать, разыскивая мету. Птиц, повинуясь моему скорее не приказу даже, а настойчивой, зудящей просьбе, летел по коридору зигзагами, так и норовя приземлиться. Я время от времени стирала следы наших аур.

И наконец, когда мы дошли до той самой гостиной, в распахнутое окно которой и пробрались в дом, Кьяр у самого подоконника перехватил летуна и хотел было спрятать того за пазуху, но, видимо, решил, что может помять фениксенка при приземлении. И со словами:

– Подержи пока у себя, – всучил мне алого, а потом добавил: – Прыгай, я тебя поймаю.

И сиганул вниз.

Я же, аккуратно пристроив пернатого в нагрудный карман, встала на подоконник и, убедившись, что на этот раз Снежок стоит прямо подо мной, полетела вниз.