— Именно. Армией людей, которым нечего терять и есть за что мстить.

Но Железняк резко встал, перебивая мой энтузиазм:

— Это чистое самоубийство! Торжище хорошо охраняется, там много защитников, в том числе и скрытые от глаз.

Его возражение было справедливым. Я сам видел укрепления Торжища.

— В обычное время, — медленно согласился с ним, обдумывая слова. — Но зимние торги это особый случай. Все торговцы хотят избавиться от лишних ртов до весны. Товара будет в разы больше, охранники будут заняты удержанием толпы, а не внешней угрозой.

Равенна медленно кивнула, и в ее глазах появился отблеск надежды:

— Ты прав. Зимой торговцы отчаянно пытаются сбыть «обузу», всех, кто не переживет холода. Хаоса будет действительно много.

— Более того, — добавила Забава. — В хаосе освобождения сами рабы станут нашим оружием. Они будут биться с яростью загнанных зверей.

— А появление Князя с Крушителем станет символом новой надежды, — отложила стрелу Лара, которую теребила в руках.

В комнате наступила тишина. Мои советники переглядывались, обдумывая услышанное.

Кузьма задумчиво почесал подбородок:

— План безумен. Но… в этом безумии есть своя логика. Удар туда, когда его меньше всего ждут. Вопрос в том, сможем ли мы его нанести.

Варг поднял здоровую руку:

— Допустим, мы согласимся с этим планом самоубийц. Как мы доберемся до рабских клеток незамеченными? Торжище это ведь не деревенская ярмарка, там каждый камень под надзором.

Это был ключевой вопрос. Без элемента внезапности весь план рухнет в первые же минуты.

Равенна медленно поднялась, опираясь на свою трость, и хромая подошла к столу:

— У меня есть ответ на этот вопрос. Кедровник строили мои предки полтора века назад, — сказала она, и гордость за свой народ звучала в каждом слове. — Дварфы всегда думают о подземных ходах. На случай осады, пожара, наводнения…

Она активировала карту и стала чертить пальцами линии.

— Эта система туннелей ведет прямо под торговые склады. Отсюда можно попасть к клеткам, минуя всю охрану на поверхности.

Я склонился над картой, изучая схему. Действительно, сеть тоннелей опоясывала весь Кедровник, как паутина.

— Как близко? — спросил у неё.

— Метров пятьдесят от главных невольничьих блоков. Диверсионный отряд может подняться прямо среди клеток, пока основные силы будут отвлекать внимание с других направлений.

Хм… Моя идея становилась все более реальной, но вместе с тем все более пугающей. Слишком много могло пойти не таки зависело от удачи.

Молчание затянулось. Каждый обдумывал услышанное, взвешивал шансы на успех и цену поражения.

Наконец Варг медленно кивнул:

— Это наш последний шанс. Провал означает гибель не только нас, но и всех, кого мы поклялись защитить.

— Не провалим. Безумно. Отчаянно. Смертельно опасно.

И по сути единственный вариант. Солнцепоклонники хоть бы сами устояли…

Таисия и Иляна одновременно встали со своих мест, словно сговорились заранее.

— Мы идем с ударным отрядом, — сказала Таисия.

— Что? — я уставился на них, не веря своим ушам. — Вы с ума сошли? На вас же открыта охота!

— Именно поэтому, — ответила Иляна, и голос ее был твёрд, как никогда. — Если мы — цена этой войны, то имеем право участвовать в ее исходе.

— Я не позволю…

— Муж, — перебила Таисия, и в ее зеленых глазах вспыхнул огонь. — Я принцесса Златогривых. Последняя из королевского рода. Моего народа больше нет, но пока я жива — живет память о нем. И эта память требует мести.

Я хотел возразить, запретить, приказать, но внезапно осознал, что они правы. Это их война не меньше, чем моя. И они имеют право бороться за свободу не меньше моего.

— Хорошо, — произнес я с трудом. — Но вы держитесь рядом со мной. И при первой серьезной угрозе…

— Спрячемся за твоей спиной, как трусливые котята? — фыркнула Таисия, и впервые за этот день в ее голосе послышались игривые нотки.

— Ах, Здоровяк, — засмеялась Иляна, а вместе с ней и Забава.

— Муженек, если думаешь, что можешь оставить нас дома штопать носки, пока сам идешь спасать мир, то ты очень наивен.

Даже Лара позволила себе улыбнуться:

— Семья сражается вместе. Или не сражается вовсе.

Стефания поднялась и подошла, положив руку на мое плечо:

— Я останусь в поселении с Кузьмой. А девочки правы, их место рядом с тобой.

Я окинул взглядом лица своих жен — этих удивительных, бесстрашных женщин. Решимость и отвага горели в их глазах. Когда я успел обрести таких спутниц?

— Тогда готовимся. У нас два дня на самую дерзкую операцию в истории Полесья.

На исходе первого дня ультиматума я стоял на стене поселения, вглядываясь в темнеющий лес.

Вечерний ветер приносил запах дыма.

Раньше я легко различал дым от наших очагов и от далеких пожаров, но за сегодня эта граница размывалась.

Стук копыт заставил меня обернуться. По звуку было ясно: лошадь мчится на пределе, всадник не щадит ни себя, ни коня. Такая спешка означала только одно — есть срочные новости, которые не терпят отлагательств.

Разведчик въехал в ворота на взмыленном коне. Белая пена покрывала морду животного. Он соскочил с седла, не дождавшись полной остановки, и лошадь сразу опустила голову, тяжело дыша. Бледное лицо Быстронога с расширенными зрачками говорило само за себя.

— Князь! — он сделал несколько шагов ко мне, пошатнулся и схватился за стену. — Гаврила изменил планы.

— Рассказывай по порядку, — спустился я со стены.

— Торжище начинается завтра на рассвете. Завтра! — Быстроног стер пот дрожащей рукой. — Я видел, как ставят факелы, привозят клетки.

Раньше на целые сутки.

Я закрыл глаза, пытаясь понять логику происходящего. Зачем ломать устоявшуюся систему? Торжище существовало десятилетиями — это гарантировало предсказуемость, максимальное количество покупателей, лучшие цены…

Если только не нужно было срочно докупить пушечное мясо для своей армии.

— Ты видел состав товара? — спросил у него, хотя по выражению лица разведчика уже понимал, что увиденное его потрясло.

— Жители Серохолмья, — произнес он, и голос его охрип. — Целый обоз рудокопов и горняков. Князь, там есть женщины и дети…

В памяти всплыли образы Серохолмья, серого шахтерского поселения, которое я посещал несколько месяцев назад.

— Поселение пало? — услышал я голос Кузьмы. Домовой прихромывая поднимался по ступеням к нам, опираясь на трость. За последние дни он заметно постарел.

— Хуже, — разведчик покачал головой, и в его глазах мелькнуло отвращение. — Продалось. Старик лично вел переговоры с людьми Гаврилы. Сдал половину поселения в рабство за долги и обещание защиты для остальных. Шахты истощаются, вычищает «мусор».

Тошнота подкатила к горлу. Предательство ради выживания — самая мерзкая форма трусости.

Логика работорговли была безжалостна: специалистов покупали летом, когда их навыки были нужны для строительства и войны. Зимой они становились обузой — лишними ртами, которые нужно кормить и охранять.

Я повернулся к Кузьме. Его лицо говорило о том, что думаем мы с ним об одном и том же.

— Планы меняются — мы выступаем сегодня ночью. Кузьма, собери всех.

В Комнате Карт собрались все командиры и жёны. Вот только атмосфера здесь кардинально изменилась. Вместо тяжелого размышлений шла лихорадочная подготовка к предстоящему бою.

Равенна разложила на столе нарисованную по памяти карту подземелий. Ее пальцы дрожали от волнения:

— Тайные ходы ведут к старым складам, это правда. Мои предки строили их полтора века назад. Но… — она подняла палец, и тревога мелькнула в её глазах. — Гаврила не дурак. Не зря его зовут Собирателем. Есть риск, что он знает про эти туннели.

Забава склонилась над картой, изучая схему одной рукой. Левая все еще покоилась в повязке.

— Значит, нужны две группы. Одна отвлекающая, другая наносит настоящий удар.