Оттого не замечала в ту пору ни скал, отвесно падающих вниз на этом и на противоположном берегах Чулышмана, ни самой реки, которая тонкой ниточкой вилась внизу подо мною, ни простора, распахнувшегося вправо и влево на многие километры. Зато сейчас, приказав Салхыну остановиться у самого обрыва, я спокойно и гордо смотрела вокруг, оценивая и стараясь запомнить эту красоту.

Тропа спускалась уступами к Чулышману. Я помнила, как Земсков говорил, что высота обрыва тут около восьмисот метров, а тропа вниз, извиваясь, идет иногда под углом семьдесят градусов. Я не очень хорошо учила геометрию, поэтому не знала, сколько это в точности, но сама видела, что уклон чрезвычайно крут.

Но не беда. Если я сама сюда два месяца назад забралась, под надзором проводников, правда, – то сама и спущусь. Тем более что сейчас подо мною верный конь, а в кармане – волшебное!

Я не спеша поехала шагом вдоль обрыва по направлению к тропе.

Вдруг что-то с шумом пронеслось мимо меня, едва не задев лицо. Конь отпрянул, заржал испуганно. Я осмотрелась. Вдоль обрыва стремительно удалялся черный коршун – наверное, тот самый, что сопровождал меня всю дорогу от кургана. Он отлетел метров на двадцать пять, но вдруг развернулся и снова помчался на меня!

Вдруг пришло в голову: а что, если он – смотритель этой земли? Представитель Великого духа, который, несомненно, присутствует здесь? О котором я понятия не имела? И я, как атеистка, не просила, наподобие наших рабочих-алтайцев, ни помощи, ни разрешения, чтобы взять с собой из его владений столь драгоценную деревяшку!

Этот коршун – вдруг именно он следит за порядком в здешней местности и призван помешать мне, чтобы я не вынесла отсюда принадлежащее этой почве волшебное?

Коршун, развернувшись, полетел прямо на меня примерно на высоте моей головы. Он стремительно приближался. Я не успела даже понять, что происходит, как он снова пронесся у моего лица, чиркнув по нему концом оперения. Я отшатнулась. Салхын снова дернулся, забился, попытался встать на дыбы – я с трудом его удержала. На краю восьмисотметрового обрыва это было смертельно опасно!

И снова гигантская птица (да, она показалась мне громадной!) заложила вираж, развернулась и бросилась в атаку. Я видела ее хищный клюв, маленькие злые глаза, раскинутые широкие крылья.

Я поняла, что мне надо делать, и залезла во внутренний карман юнгштурмовки, чтобы достать волшебное.

Если не я сама, то оно спасет меня! Оно – мое, и оно ко мне привыкло!

Я достала деревянный жезл и приготовилась к вражеской атаке.

Коршун ударил меня прямо в лицо.

Салхын дернулся, заржал, встал на дыбы.

Я не смогла сдержать его на месте.

Сила двойного разнонаправленного удара – от хищной птицы и вдруг взбесившегося коня – оказалась такова, что я не усидела в седле.

Я откинулась на круп, перелетела через него и сгруппировалась, чтобы не сильно ушибиться при падении на землю.

Но земли подо мной не оказалось.

Оказалась – пропасть. Восемьсот метров обрыва, заканчивающегося острыми камнями на берегу бурного Чулышмана.

Волшебное вылетело из моей руки и, кувыркаясь, понеслось вниз на камни вслед за мной.

Данилов

Как всегда после путешествия, Данилов с трудом возвращался к действительности.

Сначала вернулось изображение, и он увидел себя стоящим на плоской вершине кургана. Напротив – ведьма в походном облачении: высокие туристические ботинки, в них заправлены защитного цвета брюки, поверх футболки – флисовая кофта. Он не знал, сколько прошло времени, пока они с Дариной погружались в прошлое, но увидел, что Варя с Сенечкой подошли совсем близко. Супруга катила малыша в прогулочной коляске, а тот глубокомысленно сосал палец и осматривал окрестности.

За изображением вскоре вернулся звук, он услышал гомон птиц и отдаленный шум дороги. По ней время от времени проезжали машины – в основном вверх, по направлению от Бийского тракта к перевалу Кату-Ярык. Наконец явилось самое тонкое из всех чувств – обоняние, и Данилов почувствовал чудные (особенно для москвича, живущего рядом с Садовым!) запахи: луга, ветра, близкого леса.

– Значит, Лариса действительно погибла, – выдохнул он. – И волшебное сгинуло вместе с ней.

– Да, – проговорила ведьма, сверкнув своими черными очами, – но мы все равно близко к цели.

– То есть?

– Точнее, близка оказалась я… Хочу тебя спросить, Алексей, в последний, третий, раз и больше, клянусь, не буду. Хочешь ли ты связать свою судьбу со мной? Мы с тобой вдвоем сможем перевернуть весь мир. Весь! Всю планету! Она ляжет к нашим ногам. А наши с тобой дети станут абсолютными владыками вселенной. Я знаю, видела, как такое может быть. Мы прямо отсюда уйдем с тобой вдвоем, и со мной ты забудешь, я тебе клянусь, свою пресную Варвару. Ребенку твоему, этому Арсению, если захочешь, мы начнем выплачивать отступные, он ни в чем не будет знать нужды, станет купаться в золоте. А мы с нашими способностями превратимся в подлинных хозяев всей ойкумены. Зачем тебе это прозябание? Метро, каждодневный прием людишек с их убогими нуждами и желаниями, копошение с детским питанием и подгузниками? Неужели ты не чувствуешь, насколько это все перерос?

Варя с Сеней приблизились к кургану метров на сто.

Малыш разглядел папу на плоской вершине и стал протягивать к нему ручки, нетерпеливо кряхтя и криками приказывая мамочке поспешать.

– Нет, – молвил Данилов, – я как-то привык к своей обыденной жизни и не хочу ничего менять.

– Ты точно уверен?

– Еще как!

– Что ж! Ты сам сделал свой выбор. И раз так, для тебя он означает – смерть. Как и для девки твоей, и выродка вашего.

Данилов, опешив, смотрел на ведьму. Слишком неожиданным и резким оказался переход от всех драгоценностей ойкумены к самому жуткому – смерти.

– Да, да, я убью тебя. Но для начала ты насладишься тем, как умрут твоя жена и сын, но ничего не сможешь сделать. А за ними в страну вечной тени последуешь ты.

Данилов среагировал сразу. Он повернулся к Варе с Сеней и изо всех сил закричал:

– Варя! Бегите!

Но в следующий момент Дарина вытянула по направлению к нему руку, и он почувствовал, как весь организм немеет, словно невидимый анестезиолог всадил ему в позвоночник укол эпидуральной анестезии. Но онемение стало распространяться гораздо быстрее, чем при любой операции, и оно сопровождалось полным параличом. Сначала отказали язык и губы, Алексей не мог ничего больше сказать и крикнуть. Потом замерли руки и все туловище, наконец, заморозились, словно превратились в бесчувственный камень, ноги.

Но он, не умея ни пошевелиться, ни убежать, ни сказать ничего, тем не менее видел и слышал все, что происходит вокруг.

– Голос крови, – проговорила Дарина, – да, это голос крови.

Лицо ее пылало торжеством.

– Ты так до сих пор ничего и не понял? Я с тобой познакомилась не просто так, а прежде всего чтобы отомстить. Да, я готова была понести от тебя ребенка, и он стал бы со временем настоящим хозяином всей земли и вселенной, не чета даже мне, не говоря о тебе, – но это совсем не означает, что я тебя хоть чуточку любила. Я тебе говорила об этом, но умолчала о главном: я ненавидела и ненавижу тебя. И я тебя покараю. Как и твою семью.

Варя услышала крик Данилова, и они с Сеней остановились метрах в пятидесяти от кургана.

– Что ты сказал, Алеша? – выкрикнула она в ответ. – Что происходит?

Но Данилов в своем оледенении больше не мог издать ни одного звука, сделать ни одного жеста.

Материнский инстинкт верно подсказал Варе, она развернула коляску и помчалась с Сеней назад, к машине.

А ведьма, как бы не обратив на них и их действия никакого внимания, продолжала вещать, адресуясь к Данилову:

– Ты так и не понял? Так и не понял, что я – дочь того человека, которого ты убил – трусливо, заманив в ловушку вместе с бабой твоей и полковником Петренко. Да, я, что называется, незаконная, нигде за ним не записанная – но я все равно его. И его кровь течет в моих жилах. И брата моего родного тоже фактически убили вы. Не впрямую, но все равно – вы сражались, вы его победили. И их кровь во мне, кровь моего отца и моего брата, взывает к отмщению! Да, я дочка олигарха Козлова, которого вы изничтожили в позапрошлом году в квартире актрисульки, куда прорвались хитростью и колдовством. Ты падешь сейчас, и твоя жена тоже, и сыночек ваш. А чуть позже я доберусь и до Петренко. Не забывай, что я сестра Елисея Кордубцева, которого вы уничтожили в советском прошлом. Поэтому я прокляла вас и вы все умрете!