Воцарилась гнетущая тишина, которую вскоре нарушил мой голос:

— Ну, помянем, придурка.

— Нас самих скоро придется поминать, — тихо и весьма скорбно сказал Люциан, пятясь мимо меня.

Обернувшись, я увидел идущих по нашим следам волков. Вот только их и не хватало! В отличие от барда, псы переростки меня не пугали. Зато они пугали лошадь. Кляча пронзительно заржала, метнулась в сторону, оступилась и провалилась точно в выбранную Таросом яму. Тьма беззвучно поглотила животное и растворила в себе.

— Кажется, это тоже не тот разлом, — Люциан продолжал пятиться, не сводя глаз с медленно подступающих волков.

— А как вообще понять, какой тот, а какой нет?

— Понятия не имею, — признался бард. — Но лучше бы нам найти подходящий.

— Да хватит уже трястись, это же просто вол… — я осекся, увидев то, что чуть ранее заметил мой спутник.

Точнее тех.

Следом за обычными волками из леса вышли хищники покрупнее. Сильно покрупнее…

Топорща густой черный мех и сверкая налитыми кровью глазами, больше похожие на взрослых быков волчары медленно приближались к нам, низко припадая к земле. Они глухо рычали и роняли на землю вязкую слюну.

— Нужно уходить, — дрожащая ладонь Люциана легла мне на плечо. — И быстро.

— Они все равно догонят. — Даже мимолетного взгляда на поджарые мускулистые тела волков мне хватило, чтобы понять: сбежать нам не дадут. Придется драться.

— И что же делать? — проблеял бард, уже вжившийся в роль несчастной овечки.

А точнее барана.

— Смотри и учись. — Я уверенно щелкнул пальцами и…

…правильно говорят, что умная мысля приходит опосля.

Тут не просто так воняло сероводородом. Он или какой-то его близкий аналог буквально витал в воздухе.

— Твою-то…

В том месте, где я разжег пламя, рвануло так, что все вокруг потонуло в огроменном огненном смерче. Взрывная волна сорвала нас с Люцианом с ног и зашвырнула точно в ту же дыру, где незадолго до нас скрылся сир Тарос.

Тьма распахнулась и заключила нас в свои цепкие объятия, после чего совершенно беззвучно сомкнулась над головами, разом отрезав от остального мира.

Вопреки моим ожиданиям, помереть не удалось. Вроде бы. По крайней мере, удар о что-то жесткое вышел не смертельным, но весьма ощутимым и болезненным. Воздух с хрипом вышел из легких, дыхание перехватило.

Первое, что я увидел, после того как тьма выплюнула меня из своих скользких и холодных объятий, ночное небо с россыпью разноцветных звезд…

Стоп.

Разноцветных⁈

Продолжая лежать на спине без движения, я несколько раз моргнул. Нет, мне не почудилось. Звезды, действительно, были разноцветными. Они пульсировали, мерцали и двигались. А еще издавали низкий гул, словно над головой летала большая стая шмелей. Ну не на пасеку же меня занесло. Скорее всего, просто в ушах шумит.

Видать, все же приложился головой при падении.

Падении…

Точно!

Для начала я сжал и разжал пальцы, затем согнул руки и ощупал тело: вроде все на месте. Чуть побаливает затылок и спина. Ударился. Мысли тоже путаются, но и это объяснимо — контузило взрывом.

Взрывом, который сам же и устроил. Сколько раз себе говорил, что сначала нужно думать, а уже потом делать. Ну, что тут сказать, иногда я прихожу к правильным выводам, стою возле них, а потом ухожу обратно.

Справа раздался протяжный стон. Скрипя, как разбитая телега, Люциан перевернулся с живота на спину и уставился вверх.

— Я умер? — прошептал он.

— А что, очень хотелось? — мой голос звучал хрипло и устало.

— Смотря что ждет нас дальше, — после недолгой паузы отозвался бард.

— Нихрена хорошего.

Люциан рассмеялся, но тут же закашлялся и схватился за ушибленную грудь.

— Опять ты за свое? — сдавленно спросил он.

— Я имею право хранить ворчание.

На удивление легко мне удалось сесть. Люциан с горем пополам тоже повторил этот маневр, который дался ему лишь с третьей попытки. Оглядевшись, мой спутник тряхнул головой, поморщился, и потер глаза.

— Мы в Подземье?

— Откуда мне знать? — я встал и пригляделся к подозрительному и необычному небу.

На поверку оно оказалось каменным неровным потолком, с которого свисали острые наросты. Благо ни один из них не спешил срываться и падать нам на головы, как и толстые светлячки-мутанты, чьи светящиеся брюшки показались мне звездами.

Но мрак разгоняли не только диковинные насекомые. Помимо них на стенах, полу и потолке росло множество самых разных растений. Судя по всему, люминесцентных. Они мягко светились разными цветами, словно неоновые вывески на оживленной торговой улице из моей прошлой жизни.

Несколько огоньков бликовали на тусклой знакомой поверхности. Доковыляв до ближайших зарослей, я ухватил бесчувственную тушу Тароса за кованый сапог и выволок из фиолетового куста, который, судя по извивающимся отросткам, собирался закусить этой стальной консервой.

— Живой? — Люциан подошел ближе и склонился над Таросом.

— Черт его знает, — я опустился на колено и попробовал поднять помятое лошадиным копытом забрало. Бестолку. Шлем стащить тоже не удалось. Из-за деформации он цеплял своего благородного обладателя за подбородок. Дерни посильнее — и можно свернуть Таросу шею.

— И что нам с ним делать? — бард обошел распластавшееся на земле тело и остановился на прежнем месте, задумчиво глядя на нашего работодателя.

Вместо ответа я бесцеремонно пнул рыцаря в бок и потребовал:

— Вставай, железный дровосек, пора идти в Изумрудный город.

Ноль реакции.

Пришлось пнуть посильнее.

— Не пойму, ты пытаешься его разбудить или просто бьешь? — вскинул бровь Люциан.

— Одно другому не мешает.

Четвертый пинок извлек из закованного в доспехи увальня протяжный стон.

— Оно живое. — Без особой радости произнес я, цитируя ставшую культовой фразу Виктора Франкенштейна.

— Почему «оно»? — ожидаемо, Люциан меня не понял.

— Потому что рыцарь наш — говно, — так как Тарос не спешил возвращаться в чувства, я не отказал себе в удовольствии пнуть его еще разок. На этом пришлось остановиться, так как колотя по железке можно и пальцы на ноге сломать.

К тому же, Тарос все же пришел в себя. Он вдруг вскочил, выхватил меч и едва не лишился еще двух помощников. Благо реакция меня не подвела, так что удалось сохранить на плечах не только свою голову, но и уберечь от совершенно идиотской смерти одного нерасторопного барда. Резко дернув Люциана на себя, я заорал:

— Свои, придурок!

— А? — Тарос смешно извернулся, чтобы мы оказались в его зоне видимости, искаженной из-за мятого забрала. — Это вы, мои верные слуги. — Он, к моему облегчению, вложил меч в ножны. Правда, лишь со второй попытки. — Где мы очутились?

— Видимо, в Подземье, — я снова огляделся. — По крайне мере, мы под землей. Это точно.

— Значит, мы практически у цели. — Духовитости рыцаря оставалось лишь позавидовать. Он либо чрезвычайно смел и настойчив, либо туп, как пробка.

Скорее всего, и то и другое.

— А где мой верный боевой конь и поклажа?

Не дав мне ответить, Люциан выступил вперед Он благодарно кивнул мне за недавнее спасение, и сообщил:

— К моему прискорбию, безвозвратно утеряны по независящим от нас обстоятельствам,

— Что ж, ладно, — Тарос неожиданно легко принял утрату. — Материальные ценности — ничто, по сравнению с песнями, в которых воспоют мои подвиги.

— Безусловно, — поддакнул бард, — у меня уже начал намечаться сюжет и первые строфы. Но для того, чтобы сложить песнь, нужно больше деталей. Например, куда мы отправимся дальше?

— Дальше? — Тарос попытался снять шлем, но у него, ожидаемо, ничего не вышло. — Дальше пойдем по пути славы.

— Может, пойдем по пути к кузнецу какому-нибудь? — предложил я, скептически глядя на деформированный шлем с отломившемся плюмажем. — Лучше бы снять это ведро с твоей головы, сир рыцарь.