Чарльз Чеснатт записал часть результата. Чеснатт, впоследствии успешный писатель, был светлокожим, хорошо образованным школьным учителем, настолько преданным идеям дома и самосовершенствования, что в 1870-х годах он вручную переписывал страницы из «Справочника по благоустройству дома», чтобы освоить стандарты гигиены среднего класса. Он совершенно несимпатично запечатлел, как аренда, издольщина, неустанное жульничество и долбежка со стороны белых, стремящихся подчинить себе чернокожих, взыскивали с освобожденных людей. Он также фиксировал зачастую напряженные отношения между городской черной элитой и деревенским населением, поскольку разделял двойственное отношение этой элиты к большинству освобожденных. Он все больше разочаровывался и злился на родителей детей, которых учил. Чеснатт жаловался на их невежество, но их жалобы на него свидетельствовали об экономической безысходности их жизни и относительной привилегированности Чеснатта. «Вы хотите, чтобы мы платили вам тридцать или сорок долларов в месяц за то, что вы сидите в тени, — сказал ему Чеснатт, — а это столько, сколько мы можем заработать за два или три месяца… Мы все работаем на чужой, белой, земле, и иногда нас обманывают, лишая всего, что мы зарабатываем». Не сумев убедить их заплатить то, что он просит, Чеснатт назвал их «самыми фанатичными, суеверными, твердолобыми людьми в мире! Эти люди внизу верят в призраков, удачу, лошадиные подковы, облачные знаки, ведьм и прочую чепуху, и все доводы в мире не могут их переубедить». Чеснатт писал о своем отвращении к бедным вольноотпущенникам, но он также отмечал, как раса и класс ограничивали их возможности и порождали их бедность.[522]
В конечном итоге экономическая политика республиканских правительств Юга в период Реконструкции привела к гибели и этих правительств, и самой Реконструкции на Юге. Субсидии на железные дороги означали долги, а долги означали увеличение налогового бремени, что отторгало избирателей, которых республиканцы надеялись привлечь в свою партию. Новые налоги добавили к расизму экономическое недовольство и создали токсичную смесь, которая подогрела политическое сопротивление Реконструкции. Такая политика вряд ли была единственным или даже самым важным фактором, ослабившим Реконструкцию. Неспособность обуздать террор имела более важное значение, но радикальная экономическая политика породила враждебность в том самом классе — южных фермерах, — который республиканцы стремились привлечь и примирить.[523]
III
Республиканцы хотели, чтобы Реконструкция распространила свободный труд, свободу контрактов и процветание на Юг и Запад, но они полагали, что на Севере все это уже обеспечено. Множество признаков, появившихся после Гражданской войны, указывали на то, что они были правы. В 1865 году, когда Джон Ричардс, «мастер-механик», разработавший оборудование и методы производства деревообрабатывающих станков для фабрики Дж. А. Фэя в Цинциннати, посетил Провиденс (Род-Айленд), мир свободного труда был оживлен. Ричардс не преминул заглянуть на фабрики Дж. Р. Брауна и Люциана Шарпа. У него не было никаких дел с ними. Браун и Шарп производили, помимо прочего, измерительные инструменты, и Ричардс хотел поговорить с ними, в частности, об использовании ими точных английских зуборезных калибров. Браун и Шарп приняли его вежливо, предоставили ему желаемую информацию и отложили свои обычные дела, чтобы провести экскурсию по магазину.[524]
В визите Ричардса и в том, как его приняли Браун и Шарп, не было ничего уникального. В пересекающихся культурах рабочего класса и бизнеса Севера ремесленники регулярно обменивались процессами, инструментами и небольшими инновациями. Они также все больше стремились к изобретениям и патентам, но даже здесь культура была совместной. Машинная мастерская Чарльза Уильямса на Корт-стрит в Бостоне производила пожарные сигнализации и телеграфное оборудование, но он также выполнял работы на заказ для изобретателей. Томас Эдисон работал над телеграфом в мастерской Уильямса, Александр Грэм Белл усовершенствовал там телефон, а Мозес Фармер работал над динамо — электрогенератором, вырабатывающим постоянный ток. В Милуоки изобретатели собирались в мастерской Чарльза Кляйнштойбера, где Карлос Глидден и Кристофер Шоулз работали над печатной машинкой.[525]
Ричардс, Браун, Шарп и Уильямс занимали место в мире свободного труда, который республиканцы считали главным достижением и венцом славы Севера. Многие из тех, кто управлял северными магазинами и небольшими производственными фирмами, вышли из рядов квалифицированных рабочих, и поначалу их практически не разделяла социальная дистанция между ними и их сотрудниками. В небольших городах, таких как Цинциннати и Сан-Франциско, многие бизнесмены поддерживали прочные межклассовые связи с квалифицированными рабочими, основанные на общей торговой идентичности, республиканизме свободного труда и членстве в масонах, «Одд Феллоуз» или других ложах. Рабочие все еще ожидали, что со временем у них появятся собственные магазины. В 1870 году на встрече в Цинциннати «производители, механики и изобретатели» собрались вместе как «практичные рабочие люди». В Чикаго во время и сразу после войны многим рабочим удалось создать собственные предприятия. Рабочие иногда называли себя инженерами или механиками, но они обучались своим профессиям в частных фирмах и мастерских или на крупных оружейных складах, управляемых правительством США.[526]
Марк Твен запечатлел и карикатурно изобразил американского механика в образе Хэнка Моргана, главного героя романа «Коннектикутский янки при дворе короля Артура».
Я американец… янки из янки — и практичный, да, и почти лишенный чувств, я полагаю, или поэзии, другими словами. Мой отец был кузнецом, дядя — конным врачом, и я поначалу был и тем, и другим. Потом я перешел на большой оружейный завод и научился своему настоящему ремеслу; научился всему, что с ним связано; научился делать все: ружья, револьверы, пушки, котлы, двигатели, всевозможные трудосберегающие машины. Я мог сделать все, что угодно, — все на свете, без разницы, что именно; и если не было какого-нибудь быстрого новомодного способа сделать вещь, я мог изобрести его…[527]
В Филадельфии «янки из янки» мог быть британским или ирландским иммигрантом, но основные качества не сильно зависели от этнической или национальной принадлежности. Это были практичные люди, увлеченные новыми технологиями, и они восхищались другими практичными людьми, которые пачкали свои руки. Они считали, что их способность управлять своими фирмами зависит от их понимания постоянно меняющихся инструментов и проблем производства. Их рабочие, в свою очередь, гордились своим мастерством, знаниями и независимостью. Они ожидали, что их компетентность и их представления о мужественности будут уважаться.[528]
Многие послевоенные американцы сохраняли веру в то, что новая индустриальная экономика, как и старая экономика небольших ферм, магазинов и лавок, сможет поддержать идеалы независимости свободного труда. В 1868 году Джеймс Партон, британский иммигрант и либеральный журналист, выбрал Питтсбург в качестве темы для статьи в журнале Atlantic Monthly. Он уделил много времени описанию угольных шахт, которые сыграли решающую роль в росте города. Он был убежден, что на свободных рынках существует гармония интересов между рабочими и владельцами, и угольные шахты в окрестностях Питтсбурга были его экспонатом А. Он утверждал, что в индустриализирующихся Соединенных Штатах материальный прогресс не приведет к деградации рабочих до европейских условий. Даже в темноте угольных шахт Партон нашел свободный труд во всей его республиканской славе. В 1868 году шахтеры сохранили старые обычаи, которые делали их скорее независимыми подрядчиками, чем наемными рабочими. У каждого была своя «комната» в шахте, он сам решал, как разрабатывать пласт и сколько угля он будет добывать каждый день. Шахтер начинает работу, когда ему вздумается, работает так быстро, как ему вздумается, или так медленно, и уходит домой, когда ему вздумается. Его «комната» — это его собственная комната против всего мира; когда он выгребет из нее свои обычные сто бушелей, что обычно происходит около трех часов дня, он берет свою бутылку с маслом и чайник с обедом, нагружается углем, едет до рассвета и идет домой… Если он хочет разбогатеть, он может это сделать.
