Что считать государственной землей, не всегда было легко определить без судебных разбирательств. Потенциально к общественному достоянию относились земли, предоставленные тем железным дорогам, которые не выполнили условия гранта. Кроме того, в него могли входить некоторые испанские и мексиканские земельные гранты на Юго-Западе. Совет земельных комиссаров Калифорнии вынес решение по поводу грантов в этом штате, но в Нью-Мексико и Колорадо вопросы о действительности земельных грантов затянулись надолго после Гражданской войны.

Антимонопольные реформаторы признавали, что старые испанские и мексиканские земельные гранты пробили огромные дыры в ткани американской земельной системы. Передача этих земель в руки американцев прошла без особых проблем, но получить доступ к ним мелким землевладельцам было гораздо сложнее. Несмотря на существенные недостатки, большинство первоначальных грантов устояло перед судебным преследованием, хотя победы первоначальных держателей в Калифорнии обычно оказывались настолько дорогостоящими, что владельцам приходилось продавать или сдавать землю американским адвокатам, чтобы оплатить счета. Это не обязательно приводило к расчленению; гранты просто становились собственностью американских и иностранных инвесторов.[1452]

Люсьен Максвелл разбогател благодаря удачной женитьбе; его жена принесла в брачный союз спорный земельный надел в 1,75 миллиона акров в Нью-Мексико и Колорадо, или, по общепринятым меркам Запада, два с половиной Род-Айленда. Максвелл управлял им как покровитель современной асиенды. На территории гранта жили переселенцы нуэво-мексиканос, пришедшие из долины Рио-Гранде, а также апачи, часть родины которых он занимал. Поселенцы составляли подчиненную рабочую силу, продукт долгой истории пеоната в Нью-Мексико, но с четко осознанными правами на пользование землей. Они могли заниматься сельским хозяйством, охотой, собирательством, выпасом животных и заготовкой древесины. В 1869 году Максвелл продал грант европейским инвесторам, и асиенда стала компанией Maxwell Land Grant Cattle Company. Поселенцы перешли из разряда пеонов в разряд свободных рабочих, но при этом они утратили свои права на пользование землей и вместо этого продавали свой труд непосредственно на рынке.

Новые инвесторы также отказали апачам Джикарилла в их существующих правах. Это положило начало целой серии сложных конфликтов, которые продолжались на протяжении 1870-х и 1880-х годов. Белые шахтеры и другие англоязычные жители также выступали против земельной компании, но они и нуэво-мексиканос часто воевали друг с другом.[1453]

Борьба за грант Максвелла еще раз продемонстрировала, что свободный труд может оказаться обоюдоострым мечом для рабочих и мелких производителей. Жители гранта апеллировали к антимонопольщикам, а земельные реформаторы оспаривали масштабы и законность первоначального гранта, изображая инвесторов как людей, пытающихся монополизировать общественное достояние и лишить англоязычных поселенцев и новомексиканцев дома и приусадебного участка. Инвесторы, в свою очередь, заручились помощью «Кольца Санта-Фе» — новомексиканского воплощения коррумпированных республиканских машин позолоченного века, которые обладали властью во многих штатах и территориях, и апеллировали к правам собственности и святости договора. Генеральный землемер Нью-Мексико обладал чрезвычайной властью в определении границ мексиканских и испанских земельных грантов, и это делало его должность прибыльной. В 1880-х годах юридическая борьба за законность гранта и социальная борьба между жителями гранта слились в комбинацию перестрелок и судебных разбирательств. Коррупция, перестрелки и судебные разбирательства в значительной степени определяли политику Новой Мексики в 1870–1880-х годах, которая неоднократно перерастала в серию окружных «войн», породивших, в частности, Уильяма Бонни, также известного как Билли Кид. В 1887 году Верховный суд подтвердил право компании на свои земли в Колорадо и Нью-Мексико. Внутренне противоречивое, юридически непоследовательное и исторически неточное решение по делу U.S. v. Maxwell Land Grant потворствовало корпоративному захвату земель потрясающих масштабов.[1454]

Федеральное правительство с гораздо большим успехом отбирало земли у индейцев и присоединяло их к общественному достоянию, чем останавливало грабеж корпораций. Большинство индейцев жили на бесхозных землях, гарантированных им договором. Их владение этими землями, однако, не позволяло белым фермерам, но не обязательно белым скотоводам, получить доступ к ним. Индейцы оказались под прицелом свободного труда, и когда реформаторы нажали на риторический курок, они упали.

Даже после принятия Четырнадцатой поправки индейцы сохранили свое аномальное положение в американском законодательстве. Они жили как полусуверенные подопечные правительства с отдельными договорными правами на территории, на которую претендовали Соединенные Штаты. Четырнадцатая поправка не делала их гражданами и не предоставляла им изначально общих конституционных гарантий. Когда группа хочунков, пытавшаяся сохранить свое место жительства в Висконсине, попыталась использовать Четырнадцатую поправку, чтобы потребовать такой защиты и противостоять выселению, они потерпели неудачу.[1455]

Форму и содержание опеки определяли американские чиновники, а не индейцы. В 1883 году в деле ex parte Crow Dog, возникшем в результате убийства Пятнистого Хвоста, главного вождя племени бруле из племени лакота, Верховный суд одержал, как оказалось, пиррову победу над индейским самоуправлением. Суд постановил, что правительство Соединенных Штатов не обладает юрисдикцией в отношении преступлений, которые индеец совершил против другого индейца. Два года спустя Конгресс принял Закон о тяжких преступлениях, наделив Соединенные Штаты юрисдикцией в отношении семи тяжких преступлений в стране индейцев. Противники оспаривали его конституционность, но Верховный суд поддержал его в деле США против Кагамы (1886). Суд сослался на пленарную власть Конгресса, поскольку племена были подопечными нации и зависели от Соединенных Штатов. Право опеки превалировало над суверенитетом. В конце концов, в деле «Одинокий волк против Хичкока» (1903 г.) Верховный суд пошел дальше, постановив, что договоры не могут помешать Конгрессу осуществлять свои пленарные полномочия. Он может в одностороннем порядке аннулировать явные договорные обещания.[1456]

Индейские реформаторы — так называемые «Друзья индейцев» — выступили против усилий правительства, направленных на подрыв договорных прав. Ассоциация прав индейцев (IRA), главная реформаторская организация страны, занимавшаяся политикой в отношении индейцев, стала авангардом нападок реформаторов на злоупотребления в отношении индейцев и их прав. В IRA преобладали евангелисты. Начиная с 1883 года, индейские реформаторы ежегодно собирались на курорте на озере Мохонк в северной части штата Нью-Йорк. Они провозгласили себя «совестью американского народа по индейскому вопросу». Суждениям самих индейцев нельзя было доверять. Коренные жители страны стали чужаками на своей земле. «Друзья индейцев» не восхищались индейцами. Формально они не были расистами, поскольку считали индейцев потенциально равными белым, но большинство реальных индейцев они считали крайне неполноценными. Либеральные идеи свободного труда сохранились в почти чистом виде в формулировании индейской политики на Западе. Индейские народы, в той мере, в какой они оставались общинными, иногда полигамными и (за пределами Тихоокеанского Северо-Запада, Индейской территории и Среднего Запада) находились на задворках рынков, служили идеальным противовесом ценностям свободного труда. Ради собственного блага индейцев реформаторы планировали бросить их в политический котел, чтобы переделать в автономных индивидов, пользующихся свободой договора и создающих дома на основе моногамного брака.[1457]