Школы стали котлом, в котором бурлила напряженность, вызванная иммиграцией. Цинциннати, где с 1869 по 1873 год бушевала «Библейская война», стал постоянным центром конфликта. В Цинциннати, религиозно разнообразном городе с многочисленным немецким католическим населением, школьный совет в 1869 году, уступая возражениям католиков и евреев, проголосовал за запрет «религиозного обучения и чтения религиозных книг, включая Библию» в школах. Это привело в движение политический спор, который в итоге дошел до Верховного суда Огайо. Обе стороны в споре отказались от прежнего мнения, что чтение Библии — это мораль, но не религия. Каждая сторона согласилась с тем, что это акт протестантской набожности; они разошлись во мнениях относительно того, является ли такая набожность в школах законной или конституционной. Хотя школьный совет проиграл в суде низшей инстанции, что вызвало сильное и влиятельное несогласие судьи Альфонсо Тафта, который утверждал, что правительство должно демонстрировать полный нейтралитет в отношении религии, он одержал победу в Верховном суде Огайо. В 1873 году Верховный суд Огайо отверг аргумент о том, что Соединенные Штаты являются «христианской нацией». Судья Джон Уэлч написал, что «юридическое христианство — это солецизм, противоречие терминов», поскольку, если «христианство является законом государства, как и любой другой закон, оно должно иметь санкцию». Государство должно было бы предусмотреть адекватные наказания «для обеспечения послушания всем его требованиям и предписаниям». «Никто всерьез не отстаивает подобную доктрину в этой стране или, я бы даже сказал, в этом веке мира». В других городах страны школьные советы также перешли к светским, а не несектантским школам.[760]

В сентябре 1875 года, когда по всей Миссисипи бушевало насилие, обычно неразговорчивый Улисс С. Грант произнес самую громкую речь за все время своего президентства перед ветеранами армии Союза Теннесси в Давенпорте, штат Айова. Он призвал «не выделять ни одного доллара на поддержку какой-либо сектантской школы». Под сектантской Грант подразумевал католическую. Он также предупредил: «Если в будущем нам предстоит еще одно состязание за существование нашей страны, я предсказываю, что разделительная линия будет проходить не по линии Мейсона и Диксона, а между патриотизмом и интеллектом с одной стороны и суеверием, амбициями и невежеством — с другой». Грант провел линию между католиками и протестантами вместо линии между северянами и южанами.[761]

После речи Гранта последовала волна предложений о внесении поправок в Конституцию. Основным направлением всех них было распространение на штаты запрета Первой поправки на установление религии и запрет на финансирование государством сектантских школ. Однако они значительно отличались друг от друга в деталях. Поправка Гранта была самой масштабной — она отменяла освобождение от налогов церковной собственности, но наибольшее внимание привлекла поправка сенатора Джеймса Дж. Блейна из штата Мэн, ведущего претендента на выдвижение в президенты от республиканцев. Его поправка сводилась к расширению действия первой поправки и запрету на помощь сектантским школам. Демократические версии поправки лишили Конгресс полномочий по обеспечению ее соблюдения, а республиканская версия сената заменила поправку Блейна на ту, которая разрешала чтение Библии в школах.[762]

В этих дебатах было нечто большее, чем страх перед католиками. Обозреватели верно подметили, что предложение Гранта растрогало бы и протестантов, отменив чтение Библии в школах, и католиков, не давая финансирования сектантским школам. Блейн, безусловно, действовал из соображений политической целесообразности, надеясь привлечь избирателей-евангелистов. Блейн вряд ли был антикатоликом. Его мать и дочери были католичками, а его двоюродная сестра, мать Анджела Гиллеспи, основала сестричество Святого Креста. Дебаты по поводу различных поправок оказались замешаны на правах штатов и разделили протестантское большинство. Ни одна из федеральных поправок не прошла, хотя многие штаты внесут аналогичные поправки в свои конституции, и после выборов оба вопроса постепенно сошли на нет. В обществе, которое становилось все более разнообразным, государственные школы переходили от несектантского протестантского образования к светскому.[763]

Католики отказались от требований государственного финансирования и в 1880-х годах приступили к работе по укреплению и расширению параллельной школьной системы. Осуждая систему государственных школ, епископы заявили, что родители-католики не должны отдавать в них своих детей без «достаточных оснований». Де-факто достаточным основанием стала бедность, но, несмотря на статус рабочего класса большинства католиков, они платили за обучение в приходских школах, которые зависели от неоплачиваемого труда монахинь. К середине XVIII-го века католики создали сеть из четырех тысяч школ, в которых обучалось 755 038 учеников.[764]

В Огайо кандидат в губернаторы, бывший генерал Резерфорд Б. Хейс, рассматривал антикатолицизм как способ объединить республиканцев, расколотых из-за денежного вопроса и коррупции в администрации Гранта. Демократы поддержали законопроект в законодательном собрании Огайо, который разрешал римско-католическим священникам посещать католиков в исправительных школах, тюрьмах, детских домах и приютах. Республиканцы использовали этот законопроект как доказательство своего раболепия перед католической церковью и заявили, что помощь католическим школам — неизбежный следующий шаг. Хейс увидел шанс «упрекнуть демократию в поражении за раболепие перед требованиями римских католиков». Тактика сработала. Омоложенная база республиканцев, явка которых выросла на 11 процентов, принесла Хейсу победу.[765]

К 1875 году первоначальные стычки между протестантами и католиками по поводу школ переросли в нечто близкое к культурной войне. Нападки на католическую церковь были вызваны не только предрассудками, хотя тактика республиканцев, безусловно, играла на предрассудках. Будучи менее уверенными, чем Бичер, в том, что американская демократия неизбежно изменит католическую церковь, противники церкви действовали, руководствуясь реальными убеждениями об опасности, которую иерархическая церковь представляет для американской демократии, и политическим оппортунизмом. Ироничным результатом споров между протестантами, которые надеялись либо обратить, либо маргинализировать католиков, и католиками, которые никогда не сомневались в том, что их Церковь — единственная истинная, стал плюрализм, которого изначально не хотели ни те, ни другие. Все более светские институты возникали не на основе терпимости и понимания, а в результате конфликтов и тупиковых ситуаций.[766]

Задуманная как памятник американскому прогрессу и гармонии, выставка не могла избежать конфликтов в стране, которая ее проводила. Она предоставила множество доказательств американских достижений, даже когда нация боролась за то, кого считать американцами.

В 1876 и 1877 годах страна содрогнулась и раскололась. Спустя всего десятилетие после поражения Конфедерации политический кризис заставил трезвомыслящих людей заговорить о возобновлении гражданской войны, а классовые противоречия, долгое время считавшиеся чуждыми системе свободного труда, стали настолько глубокими и широкими, что люди проводили параллели с Парижской коммуной.

Столетний юбилей нации пришелся на год президентских выборов, а значит, выставка завершилась, когда предвыборная кампания достигла своего апогея. В 1875 году республиканцы начали закладывать основу для одного из самых маловероятных возвращений в американской политической истории. Они пересматривали свою непопулярную экономическую программу, а католическая иерархия и нераскаявшиеся бывшие конфедераты предоставили республиканцам возможность оживить свою базу.