Генри Картер Адамс был жителем штата Айова, который потерял свою либеральную и конгрегационалистскую веру и, пройдя обучение у Уокера в университете Джона Хопкинса, отправился в Германию для получения докторской степени. Там он возродился в новой вере: «Я знаю только, что английская экономика служила и служит опиатом для совести людей, которые втаптывают своих собратьев в грязь… Вопрос рабства еще не решен». По возвращении Адамс занял должность в Корнелле и выступил против узких либеральных концепций свободы, которые он когда-то принимал.[1347]
Плутократия не одобряла Адамса. После того как он выступил в защиту Рыцарей труда, высмеял свободу договора и предположил, что Рыцари представляют собой путь к демократическому контролю над промышленным производством, его уволили из Корнелла. Рассел Сейдж, один из участников банкета Блейна в 1884 году, близкий соратник Джея Гулда и член попечительского совета Корнелла, возглавил атаку на Адамса, осудив его как социалиста или коммуниста и непригодного для преподавания в американском университете. Чтобы получить назначение в Мичиганский университет, Адамс осудил анархистов Хеймаркета и выступил в защиту их приговора. Он открестился от своих похвал рыцарям и отрицал свои симпатии к социализму. Он доказал, что является достаточно безрассудным, чтобы получить должность, и добился назначения. Но он не отказался от всех своих прежних взглядов; в 1887 году он также был назначен главным статистиком новой Межгосударственной торговой комиссии, которую он подталкивал к активному регулированию, пока ему не помешали суды.[1348]
В МТП Адамс будет работать под началом Томаса Кули, человека, которого он раньше, возможно, презирал, но теперь смог найти общий язык. Быстро меняющийся мир обогнал этических экономистов, но они справлялись с ним лучше, чем их либеральные противники. Их пугал Хеймаркет, их пугали Великие потрясения, их пугали анархисты. Они предвидели возможность социальных изменений, к которым они не только не будут иметь никакого отношения, но и будут угрожать их собственному положению в обществе, которое, несмотря на все его недостатки, они все еще считали способствующим экономическому и политическому прогрессу. Они также отождествляли новые вспышки гнева и радикализма рабочего класса с этими иммигрантами, которых они считали неполноценными. Напуганные воинственными рабочими и новыми иммигрантами, находящимися под угрозой в университетах, в которых они сделали карьеру, этичные экономисты и смежные с ними ученые отступили, но не полностью капитулировали. Попечительские советы могли приструнить Генри Картера Адамса, но именно его идеи и идеи его коллег, а не идеи либеральных попечителей, побеждали в аудитории. Уильям Грэм Самнер мог изгнать Фрэнсиса Амасу Уокера из Йеля за нападки на Рикардо, но Уокер занял пост президента Массачусетского технологического института, а к концу века Самнер был фактически изгнан из академической экономики, переместив свою дисциплинарную родину в социологию, которая сама стала в значительной степени враждебной по отношению к либералам.
I
После Великого переворота рабочие обратились к политике. Многие из них считали, что урок подавления забастовок во время Великого переворота заключается в том, что экономическая справедливость требует политического успеха.
В период с 1886 по 1888 год рабочие провели собственные выборы в 189 городах и поселках. Они не собирались подменять политическую деятельность профсоюзной. Действительно, без сильных профсоюзов, способных мобилизовать рабочих в качестве избирателей, политические действия обычно терпели неудачу. Однако рабочим партиям было трудно удержаться на плаву, хотя некоторые из них, особенно на Западе, просуществовали несколько избирательных циклов. Даже в случае успеха они доминировали только на местных выборах; поскольку они в основном зависели от голосов рабочего класса, им было трудно добиться успеха на более широких аренах.[1349]
Выдвинутая в 1886 году кандидатура Генри Джорджа на пост мэра Нью-Йорка стала самой амбициозной из рабочих партий, а также попыткой создать более широкую коалицию реформ. Джордж уже был самым известным в стране антимонополистом. Хотя он не был открыто религиозен, у него были сильные евангелические наклонности и симпатии; кроме того, у него была жена-католичка. Когда Центральный рабочий союз Нью-Йорка (ЦРС), объединявший более двухсот профсоюзов и насчитывавший 180 000 членов, предложил ему баллотироваться на пост мэра в 1886 году, он потребовал доказательств поддержки со стороны членов Объединенной рабочей партии. CLU представила ему петиции с 34 000 подписей. Он принял выдвижение на массовом собрании в Купер-Юнион. Его кандидатуру выдвинул Фрэнк Феррелл, видный чернокожий член Рыцарей труда. Ирландские и немецкие рабочие CLU хорошо знали Джорджа благодаря его писательской деятельности, связи с радикальным крылом Ирландской земельной лиги и контактам с видными английскими радикалами. К моменту вступления в CLU он уже был членом «Рыцарей труда». Джордж, казалось, объединил в своем лице различные направления реформ, необходимые для победы. Даже Сэмюэл Гомперс, который позже откажется от рабочей политики, был вовлечен в кампанию, которую все участники считали полной предвестников реформ. Пропаганда единого налога Джорджа нашла отклик в Нью-Йорке. Хотя половина Манхэттена оставалась незастроенной, в городе была самая высокая в мире плотность застройки, непомерно высокая арендная плата, вопиющее неравенство и условия, которые сделали его центром экологического кризиса, поразившего нацию.[1350]
Даже больше, чем человек, момент казался подходящим. Великое потрясение привело в ярость нью-йоркских рабочих, которые и без того злились на домовладельцев, и они выместили свой гнев на Таммани, судах и своих работодателях. В Нью-Йорке Великое потрясение было вызвано ожесточенной и жестокой забастовкой, которая распространилась от линии «Dry Dock Horsecar» на все трамвайные линии Нью-Йорка и Бруклина. В этих трамвайных забастовках участвовали злодеи-работодатели прямо из мелодрам девятнадцатого века. «Дьякон» Ричардсон, ярый бруклинский баптист, владел компанией Dry Dock Horsecar Line, чьи рабочие трудились до шестнадцати часов в день. Он налагал на них многочисленные штрафы и лишал зарплаты. Они потребовали повысить зарплату до двух долларов в день. Ричардсон отказался. Полиции пришлось собрать 750 человек (25 процентов городского населения), чтобы позволить одному вагону проехать четыре мили в обе стороны. Когда все трамваи в городе объявили забастовку, Ричардсон уступил, удовлетворив основные требования и согласившись на арбитраж по остальным.[1351]
Вслед за этим последовала забастовка на Бродвейской железнодорожной линии, которую возглавлял Джейкоб Шарп. Полиция снова вмешалась в борьбу с рабочими, которые в ходе этой и других забастовок прибегли к бойкотам. Подавляя бойкоты, суды признали пятерых организаторов CLU виновными в заговоре и вымогательстве и отправили их в тюрьму Синг-Синг. Рабочие расценили эти приговоры как прямое посягательство не только на их интересы, но и на их права как граждан.[1352]
Забастовка против Шарпа провалилась, но версия позолоченного века «нужен вор, чтобы поймать вора» привела Шарпа к краху. Роско Конклинг служил советником комитета сената штата Нью-Йорк, расследовавшего дело Шарпа и его связи с олдерменами Нью-Йорка. Комитет обнаружил, что Шарп подкупил весь совет олдерменов — людей Таммани, конкурирующих демократов округа и республиканцев, чтобы получить продление своей прибыльной франшизы. В итоге Шарп оказался в тюрьме, а законодательное собрание аннулировало его железнодорожный устав, но лишь некоторые из олдерменов отбывали тюремные сроки. В совокупности эти события наглядно продемонстрировали преимущества, получаемые рабочими, если они контролируют городскую политику, и привели убедительные аргументы в пользу независимого политического действия. Рабочие переделали старый республиканский язык, чтобы заявить, что правительство превратилось в коррумпированную сделку между богатыми и политическими боссами. Они поклялись вернуть город, утверждая, что экономические изменения могут произойти только благодаря политическим действиям.[1353]
