Сквозь полупрозрачную ткань Акций без труда разглядел вольготно развалившегося на подушках старшего сына императора Константа Великого, о чём-то оживлённо беседовавшего с незнакомым мужчиной в синей тунике.

За ними следовал ещё один отряд легионеров.

После прохождения процессии горожане вновь разбрелись по улице, а лекарь ещё какое-то время стоял у стены, гадая: что же могло понадобиться принцу Ганию в этом районе города?

В понимании охранителя здоровья государыни здесь имелось всего одно место, достойное столь официально обставленного посещения наследника престола, — это Цветочный дворец.

Нельзя сказать, что тот не общался с матерью или её избегал. Однако, царедворец достаточно хорошо знал обстановку в императорской семье, чтобы посчитать такой визит чем-то обыденным. Как правило, навещая мать, сын старался лишний раз не привлекать к себе внимания.

Сам Констант Великий, казалось, с трудом переносил даже сам факт присутствия супруги в столице, то и дело мягко, но настойчиво выпроваживая её либо на Пинерейскую виллу у моря в Остерии, либо к родственникам в Аразию, либо в Галайскую долину, при этом требуя, чтобы старший сын никуда не отлучался из Радла и вникал в государственные дела.

С тех пор, как Ганий Тарквин Потес по воле отца женился на Силле Септие Посте из рода пенерейских Септиев, он ещё больше отдалился от матери. Поскольку свекровь сразу же самозабвенно невзлюбила старшую невестку, та ответила ей столь же горячей "приязнью". А если учитывать то, что принц очень скоро привязался к жене, то подобная ситуация никак не способствовала взаимопониманию между матерью и сыном.

Привлёк внимание Акция и многочисленный конвой принца. Раньше, навещая мать, тот обходился гораздо менее многочисленной охраной и никогда не брал с собой легионеров. Возможно, сегодняшний визит имеет какое-то особое значение и сделан по поручению самого императора?

Но при всём негативном отношении к супруге Констант Великий вряд ли пошлёт к ней с дурными вестями именно сына.

Первый же раб, повстречавшийся лекарю у Цветочного дворца, подтвердил, что его высочество Ганий Тарквин Потес навещал государыню и имел с ней продолжительную беседу.

А вот Мел Крис Спурий ничего об этом не знал, поскольку полдня, не вставая из-за стола, старательно переписывал успевший изрядно поистрепаться свиток с рецептами. Внимательно просмотрев уже готовые листы, наставник похвалил его за усердие, и указав на пару бросившихся в глаза описок, взялся проверять дозревавшие в тёмном шкафу настойки. Кое-какие из них уже требовалось аккуратно процедить, в другие добавить новых ингредиентов, а некоторые осторожно помешать.

За этим занятием его и застала Пульчита, сообщившая, что её величество желает немедленно видеть господина Акция в своих покоях.

Пришлось всё бросить, наскоро сполоснув руки, дать необходимые распоряжения Крису и поспешить наверх.

Уже то, что государыня в такую чудесную погоду прячется в душных комнатах, а не гуляет в цветущем саду, весьма насторожило опытного царедворца. Тем не менее, он не стал ни о чём расспрашивать присланную за ним рабыню, но отметил её лихорадочно поблёскивавшие глаза и плохо скрываемую тревогу.

Похоже, принц Ганий принёс в Цветочный дворец не такие уж и добрые вести, как совсем недавно полагал царедворец.

Он думал, что его приведут в спальню, но провожатая остановилась у дверей соседней комнаты, где императрица вела не предназначенные для чужих ушей разговоры, встречаясь с родственниками и теми из гостей, кто ещё решался вести с ней какие-то дела.

Едва лекарь успел осторожно ударить костяшками пальцев по гладкому дереву, как в ответ донеслось короткое и сердитое:

— Заходи!

Это восклицание внесло ещё больше сумятицы в душу врачевателя, ибо обычно днём его царственная пациентка придерживалась более формального стиля общения.

За столом с кое-как сложенными листами папируса и повёрнутой не тем боком золотой чернильницей никого не оказалось. Стоя у стены, Докэста Тарквина Домнита казалась полностью погружённой в созерцание изображённого там морского пейзажа. Падавший из расположенных под самым потолком окон дневной свет ярко освещал нарисованные синей краской волны, белых чаек с распростёртыми крыльями, чёрных дельфинов, мелькавших среди пенных гребней, и корабль, на всех парусах несущийся к зелёной земле с коричневыми горами.

По напряжённой спине, выбившемуся из причёски локону и прерывистому, свистящему дыханию придворный догадался, что государыня в бешенстве. В углу возле вазы с цветами валялось сломанное перо, видимо, забытое торопливо убиравшейся рабыней, а на ковре темнело большое, размазанное пятно. Судя по запаху, на него только что пролили аржейское и, возможно, даже не разбавленное.

Будучи человеком трезвомыслящим и осторожным, Бар Акций Новум даже в мыслях не считал себя советником опальной императрицы, полностью удовлетворившись ролью сердечного друга.

Он знал, что кроме постельных утех и утоления телесных хворей Докэста особенно нуждалась в нём тогда, когда даже железная воля дочери славного рода Пиромиев уже не могла сдерживать накопившуюся обиду и злость. Вот тогда государыня превращалась в обычную немолодую женщину со сложной судьбой, которой просто необходимо кому-то пожаловаться, поплакать, уткнувшись носом в плечо, не заботясь о том, что разнесут по Радлу досужие сплетники, которых немало затесалось даже в её невеликом окружении. С лекарем она могла, не сдерживая себя, выплёскивать все негативные эмоции, не заботясь о выборе слов, ибо знала, что тот умеет не только врачевать, но и молчать.

— Меня сегодня навестил Ганий, — с горечью сказала государыня, оборачиваясь.

Всё ещё красивое лицо застыло неподвижной каменной маской, но выражение глаз и выступившие на скулах красные пятна, хорошо различимые даже сквозь искусно наложенные белила, ясно выдавали её душевное состояние.

— Констант хочет женить Вилита.

"Так вот зачем понадобились эти слухи о его распутстве! — догадался царедворец. — Не иначе, кто-то из влиятельных людей решил вызвать недовольство государя, чтобы удачно пристроить свою дочь!"

И чтобы подтвердить свою догадку, поинтересовался:

— Его высочество Ганий назвал имя невесты брата?

— Да! — из груди женщины вырвался хриплый рык. Стремительно преодолев широкими мужскими шагами расстояние, отделявшее её от стоявшего у стола кресла, собеседница плюхнулась на прикрывавшее сиденье подушечку.

— Аполия Комена Бела!

— Дочь Мета Комена Золта из рода лотийских Коменов? — охнул придворный, надеясь, что просто ослышался.

— Да! — кулачок императрицы с треском опустился на столешницу. — Этот мерзавец уже подсунул в мою семью двух гадюк, а теперь собирается затащить и третью!

— Насколько я знаю, государыня, госпожа Комена является троюродной сестрой вашей старшей невестки, — осторожно заметил врачеватель, пытаясь не столько утешить царственную пациентку, сколько дать ей выговориться. — Но супруга принца Сельвия, вашего второго сына, не имеет отношения к пенерейским Септиям.

— Ничего ты не знаешь! — болезненно морщась, отмахнулась собеседница. — У её папаши большие земельные владения в Кардакии. Он уже давно ест с руки Пула Септия.

Царедворец озадаченно хмыкнул.

— О боги! — вскричала императрица, воздев руки к белому потолку, разрисованному мелкими красными розами. — Зачем вы отнимаете у меня последнего сына?! Сейчас я готова своими руками задушить Силлу! Небось эта тварь через свою подружку наплела моему убогому муженьку о своей малахольной сестричке! А тот только рад сделать мне ещё одну гадость! Завтра заявится, чтобы самому объявить об этом!

— Государь прибудет в Цветочный дворец!? — в безмерном удивлении вскричал Акций.

— Да, Ганий сказал, — хмуро подтвердила собеседница. — Его отец вновь захотел поиздеваться надо мной!

По щеке женщины скатилась одинокая, злая слеза.

— Желает самолично меня унизить, насладиться победой над матерью своих детей!