— Все знают, что его принимали специально для одного конкретного случая и никогда больше не применяли.

— Тем не менее его никто не отменял, — насупившись, буркнула племянница. — А разве уважение к законам не является одним из столпов Империи?

— Вот только не надо мне лекции читать, госпожа Юлиса! — поморщился спутник. — Хвала богам, я лучше вас разбираюсь в юриспруденции. Нашим слабым местом может стать не закон, а ваше происхождение. Вот его-то Аттил с приятелями и будет ставить под сомнение.

— То есть они постараются всех убедить, что я самозванка? — усмехнулась девушка.

— Во всяком случае, это проще, чем игнорировать закон, — кивнул регистор Трениума.

— А император верит, что я внучка сенатора Госпула Юлиса Лура? — после непродолжительного молчания спросила Ника.

Посмотрев на неё с нескрываемым одобрением, дядюшка наставительно проговорил:

— Одни небожители знают, что на уме у Константа Великого. Господин Аварий сказал, что государь повелел Сенату разобраться с этим делом, и всё.

— Неужели господин Аварий не знает, какие разговоры ходят обо мне при дворе? — недоверчиво вскинула брови племянница.

— Ещё никакие не ходят, — проворчал собеседник. — Пока мало кто знает о вашем появлении, а главное, о претензиях на Домилюс. Сейчас всех больше интересует арест возничего Арифиза. Но это ненадолго. Новости в Радле умирают быстро, так же, как и рождаются. Поэтому вам необходимо побыстрее набраться сил.

— Простите, господин Септис, — удивилась девушка столь странной логической цепочке. — Но причём тут моё здоровье?

— При том, госпожа Юлиса, — наставительно проговорил регистор Трениума. — Как только история необыкновенного спасения сына сенатора Госпула Юлиса Лура и возвращения его внучки с края земли разойдётся по городу, отыщется немало уважаемых и знатных людей, которые захотят с вами познакомиться, а помощь некоторых из них может быть очень полезна для получения нужного нам решения Сената.

Очевидно, высказав всё, что хотелось, он сурово замолчал, вновь погрузившись в размышления.

Ника прекрасно поняла ход мыслей спутника, однако, сказанные перед этим слова наставительно требовали разъяснения. Поэтому понимая, что рискует вызвать неудовольствие дядюшки, она тем не менее отважилась спросить:

— Господин Септис, вы сказали, что сенаторы могут мне не поверить?

Тот кивнул.

— Вы полагаете, что их не убедят ни письма моего отца, ни ваше слово?

Глянув на племянницу со снисходительным сожалением, как на неразумное дитя, регистор Трениума грустно покачал головой.

— Со времени вашего почтенного отца многое изменилось, госпожа Юлиса. Сейчас среди сенаторов встречаются такие, кто вечером не поверит в наступление ночи, если будет выгода. Понимаете, меня?

— Кажется, да, — задумчиво пробормотала девушка.

— Вряд ли кто-то рискнёт обвинить во лжи меня или мою мать, — продолжил спутник. — Скорее всего, будут утверждать, что вы и нас обманули.

Он буквально впился злым, пронзительным взором в глаза собеседницы.

На миг попаданке почудилось, что он давным-давно её разоблачил, а сейчас просто играет с самозванкой, как сытый кот с глупенькой мышкой, которой всё равно некуда бежать.

Усилием воли Ника прогнала наваждение, сумев удержаться и не отвести взгляд. Понимающе кивнув, она перефразировала изречение известного мультяшного персонажа:

— А письма и подделать можно.

— Правильно, госпожа Юлиса, — расслабившись, усмехнулся регистор Трениума.

Отправляя в Империю названную дочь, Наставник предвидел возникновение подобной ситуации. Правда он полагал, что главным для неё будет убедить родственников, а уж им наверняка поверят все остальные. С этой целью, кроме вещественных доказательств аристократического происхождения своей единственной наследницы, он поделился сведениями, которые никак не мог знать человек, не имевший отношения к младшим лотийским Юлисам. Вот только она никак не могла решить: пришло время поделиться ими с дорогим дядюшкой или пока нет?

В конце концов осторожность победила, ибо что знают двое — знает и свинья.

За остаток пути до Фиденараских ворот её спутник оживился только один раз, когда они проходили мимо Ипподрома. Его длинные, золотящиеся в свете восходящего солнца дорожки протянулись в ложбине меж двух высоких холмом, а казавшиеся бесконечными ряды каменных скамеек поднимались вверх по склонам.

— Гонки здесь проводились ещё во времена древних царей, — гордо вещал Итур Септис Даум. — Триста лет назад сенатор Ларв Клавдин Форбс построил большие конюшни, часть из которых сохранилась до наших дней. С тех пор Ипподром постоянно расширяли. Сейчас в нём легко размещаются сто тысяч человек, и ещё столько же могут наблюдать за состязанием стоя.

Наставник рассказывал об этом примечательном сооружении. Но одно дело слушать и совсем другое видеть собственными глазами.

— Он воистину огромен! — совершенно искренне вскричала девушка, мельком подумав, что спортивная арена подобной вместимости могла бы стать украшением самых больших городов её мира.

Фиденарские ворота ничем не отличались от тех, через которые Ника впервые вошла в Радл. Вот только в этот час коскидам дяди пришлось силой прокладывать дорогу паланкину своего покровителя, буквально прорываясь сквозь поток желающих поскорее попасть в столицу Империи.

Как ни старались невольники ступать ровно, оберегая покой пассажиров, носилки трясло так, что господам пришлось ухватиться за поддерживавшие крышу стойки.

— Здесь всегда такое столпотворение, господин Септис? — не удержалась от вопроса племянница.

— Только утром, — покачал головой тот. — Неподалёку рынок Ангипы Щедроплодной, где торгуют овощами, фруктами и прочей зеленью. А это продавцы из окрестных деревень и усадеб торопятся занять лучшие места.

Гневные вопли коскидов, протестующие крики торговцев и болтанка прекратились сразу, как только рабы миновали городские ворота. Ещё минут через пять они аккуратно опустили свой груз на землю. Занавеска отодвинулась, и в паланкин заглянула круглая голова с оттопыренными ушами.

— Добрый день, господин Септис! — полное, рыхлое лицо под короткими, неровно обрезанными волосами расплылось в широчайшей улыбке, делая её обладателя удивительно похожим на артиста Леонова. Вот только голос у него оказался слащавым до приторности. — Хвала богам, вы не пострадали! А то я чуть не помер от страха, переживая, как бы вас не затоптали эти деревенские увальни!

— Ноги у них не выросли для такого, — пренебрежительно фыркнул регистор Трениума, протягивая руку. — Всё ли у вас благополучно, Бест?

— По воле небожителей и вашими заботами, господин Септис, — заюлил тот, помогая господину выбраться из носилок. — Как и приказали, я кроме фургона привёз ещё и телегу.

Кожаной крышей и полотняными стенами повозка, куда со всем возможным бережением поместили Нику Юлису Террину, напоминала ту, в которой путешествовала урба бродячих артистов Гу Менсина. Несмотря на гораздо более скромные размеры, внутри хватило места для груды соломы, прикрытой одеялом, и подушечки для владельца имения. Управитель скромненько присел на кусок облезлой овчины.

А вот двоим коскидам пришлось отправиться в дальний путь на простой телеге, на которую рабы погрузили захваченные корзины. Только Минуц удостоился чести занять место рядом с возчиком фургона. Четвёртый отправился назад в город сопровождать уже опустевшие носилки регистора Трениума.

Невольник рявкнул на старого апатичного мула, и тот дёрнул повозку так, что Риата Лация едва не упала на свою покровительницу.

Несмотря на то, что фургон немилосердно трясло, Итур Септис Даум сейчас же стал расспрашивать Беста о хозяйстве. Его интересовало состояние посевов озимой пшеницы? Как перенесли зиму виноградники? Сколько телят и ягнят появилось на свет со дня его последнего визита? И многое другое.

Поначалу девушка внимательно слушала их разговор, но чем дальше, тем меньше понимала, о чём идёт речь. Она с удивлением поняла, что не понимает значение некоторых слов и выражений, а влезать в деловой разговор и расспрашивать — как-то не хотелось. Поэтому Ника скоро потеряла интерес к их болтовне и задумалась о собственных проблемах.