— Какой кинжал? — на миг удивился собеседник, но тут же сообразил. — Ах тот. Забирайте!

— Прямо сейчас, — на всякий случай уточнила племянница, слегка растерявшись от подобной сговорчивости.

— Можно и сейчас! — хохотнул регистор Трениума — Только не ткни им кого-нибудь ненароком и сама не порежься.

— Лация! — окликнула Ника служанку. — Сходи с господином Септисом.

Передавая покровительнице знакомое оружие, отпущенница прыснула, прикрыв рот ладошкой.

— Ты чего? — спросила девушка, обнажая клинок и осматривая заточку.

— Проказник ваш дядюшка, госпожа, — хихикнула Риата Лация. — Зашли в господскую спальню, дал мне ключ и приказал открыть сундук. А когда я наклонилась, так подол мне и задрал.

— Так он тебя… — охнула Ника.

— Не успел, госпожа, — всё так же посмеиваясь, успокоила её служанка. — Голос госпожи Септисы за дверью услышал и отскочил, как молодой козлёнок.

— Теперь этот козёл от тебя не отстанет, — раздражённо проворчала покровительница, со стуком загоняя лезвие в ножны.

— Ой, да ну и пусть, госпожа, — беспечно махнула рукой отпущенница. — Он мужчина видный.

— А что скажет его жена? — ядовито осведомилась девушка. — Ты об том подумала? Тут парой пощёчин не отделаешься.

— Ой, госпожа, — снисходительно вздохнула Риата Лация. — Да он всех рабынь в доме перепробовал! Кого один, кого вдвоём с супругой.

— Не может быть! — вытаращив глаза, Ника пыталась совместить в голове образ строгой последовательницы древних традиций с групповым сексом. — Врут!

— Ой, да что такого-то, госпожа? — в голосе служанки звучало такое искреннее недоумение, что её покровительница смешалась, отведя глаза, и раздражённо буркнула:

— Но ты-то не их рабыня!

— Я ваша отпущенница, госпожа, — покладисто согласилась Риата Лация. — Только всё равно живу в доме господина Септиса, его хлеб ем, а значит, должна оказывать уважение и почитать здешних хозяев.

— Выходит, он и ко мне может так… пристроиться? — не на шутку встревожилась попаданка. — Я тоже здесь живу.

— Ой, да что вы такое говорите, госпожа?! — судя по голосу, искренне возмутилась служанка. — Вы-то девушка благородная, да и приходитесь ему родной племянницей. Всякие, конечно, есть люди, но уж поверьте мне, ваш дядя точно не из таких, и дочь своей сестры насиловать не будет.

— Ну спасибо проворчала Ника. — Успокоила. Теперь я только за тебя переживать буду. С Септисой лучше не связываться. Помнишь, Солт рассказывал, как она какой-то рабыне лицо изуродовала?

— Коверия, — понизила голос отпущенница. — Её потом на рудники продали.

— Вот видишь! — наставительно сказала покровительница. — Я очень не хочу, чтобы с тобой случилось что-то подобное.

— Так её на воровстве поймали, госпожа, — уже не так уверенно возразила Риата Лация. — Не будет же меня госпожа Септиса за мужнины шалости так наказывать? Они же…

— Не знаю, кто и чего там тебе наплёл про моего дядюшку! — оборвала её девушка. — Но если он, услышав голос жены перестал… к тебе приставать, значит, не хочет, чтобы та застала его за подобным занятием. А дальше сама думай.

— Ой, а и верно, — пробормотала служанка, растерянно хлопая ресницами. — Какая вы умная, госпожа! Только что же мне делать, если он опять меня захочет? Неужели… отбиваться?

— Это вряд ли получится, — подумав, покачала головой Ника. — Он вон какой здоровый. Силы у вас слишком неравны. Только распалишь его ещё больше… Постарайся хотя бы не выказывать желания с ним покувыркаться.

— Так и буду делать, госпожа, — пообещала Риата Лация и повторила. — Какая вы умная.

— Угу, — мрачно хмыкнула девушка и резким взмахом руки велела ей замолчать.

Завтрак в день отъезда оказался необычно обильным. Кроме варёной фасоли рабыни принесли подливку всё из той же печёнки, яйца, а также салат из варёной свёклы и моркови с оливками.

— Ешь всё! — приказала тётушка, буквально врываясь в комнату. — До усадьбы вам не попадётся ни одного места, где прилично готовят. У твоего дяди и его коскидов желудки бронзовые, а в твоём положении нельзя питаться чем попало, поэтому наедайся впрок.

— Что-то мне не очень хочется, госпожа Септиса, — затянула привычную песню племянница.

— Ешь, я сказала! — прикрикнула хозяйка дома и пригрозила. — Если твоя служанка отведает хоть крошку с того подноса, я прикажу её выпороть!

Грозно зыркнув на втянувшую голову в плечи отпущенницу, супруга регистора Трениума вышла, громко стуча подошвами сандалий по каменным плитам, а Ника с жадностью набросилась на еду.

Как и сказала Пласда Септиса, её муж взял с собой четырёх коскидов. Ещё с ним отбывали четыре раба, нагруженные большими, тяжёлыми корзинами, и Риата Лация, чей груз даже выглядел значительно легче.

Отдав последние распоряжения, дядюшка забрался в паланкин, где уже полулежала заботливо укутанная одеялом племянница.

Едва невольники оторвали носился от земли, она робко спросила:

— Мы что…, так и поедем…, до самой усадьбы?

Пару раз недоуменно хлопнув ресницами, её спутник рассмеялся:

— Нет, конечно. За Фиденарскими воротами нас ждут повозки. Вы же знаете, что днём их движение по городу запрещено. Или вы хотите прокатиться в телеге мусорщиков? Только им позволено кататься в любое время.

Девушка еда не покраснела, устыдившись собственной глупости. К счастью, регистор Трениума не стал читать ей нотацию или смеяться, а отодвинув край занавески, громко сказал:

— Господин Минуц, после Орлиной дороги сверните к Ипподрому, а уж оттуда к Фиденарским воротам, — многозначительно усмехнувшись, он посмотрел на притихшую родственницу. — Сделаем небольшой крюк. Хочу показать вам дом господина Авария. Клянусь Питром, такого вам видеть ещё не доводилось.

И довольный дядя откинулся спиной на подушки.

Город только просыпался. Солнце, потихоньку выкарабкиваясь из-за горизонта, освещало узкие улицы, успевшие уже освободиться от повозок, доставлявших разнообразные припасы, необходимые для нормальной жизни большого города, но ещё не заполнившиеся толпами вечно спешащих жителей. Хотя одинокие прохожие встречались даже сейчас.

Особенно часто они стали попадаться, когда маленький караван регистора Трениума покинул квартал особняков. Зевая, торопливо шагали одетые в серые или тёмно-коричневые плащи мужчины с грубыми лицами. То ли воры, то ли ещё какие-то труженики, работавшие в ночную смену. Медленно брели запоздалые гуляки из тех, кому не удалось упиться до беспамятства. Они то молча опирались о стены домов, то шарахались по всей улице, горланя обрывки песен. Иногда их поддерживали под руки рабы, одетые столь же неряшливо, как и хозяева.

Нику изрядно озадачило такое количество пьяных в столь ранний час да ещё и на центральной улице столицы. На всякий случай покопавшись в памяти и не отыскав ответа, она решила обратиться за разъяснением к своему спутнику:

— Видите эти дома? — вместо ответа кивнул тот на выстроившиеся по сторонам местные "небоскрёбы". — Выше второго этажа живёт всякий сброд: коскиды полунищих покровителей, бедные юристы, поэты, писцы и просто бездельники, готовые составить компанию любому, кто согласится их накормить. В последнее время многие горожане, подражая состоятельным людям, приглашают подобных типов за стол, чтобы те расхваливали их перед настоящими гостями. Это они сейчас расползаются по своим клетушкам.

Понимающе кивнув, племянница вновь стала наблюдать за улицей, а дядюшка задремал, прикрыв глаза.

Тем временем паланкин проследовал мимо святилища Сенела. Потянулась высокая каменная ограда примыкавшего к храму парка. Девушка знала, что там имеется пруд, на котором живут священные лебеди. Специальные жрецы по их полёту предсказывают будущее.

Кто-то из рабов оступился, носилки слегка тряхнуло. Регистор Трениума, поморщившись, открыл глаза, и широко зевая, потянулся. Ника подумала, что он сейчас обругает нерадивого невольника, но отодвинув занавеску, тот вскричал:

— Посмотрите, госпожа Юлиса — Сенат!