— Но вы же ещё не отведали ни яблок в меду, ни сушёных фиников, господин Акций! — всплеснула руками супруга регистора Трениума. — Я сейчас же прикажу их подать!

— Нет, нет, госпожа Септиса! — энергично запротестовал мужчина. — Я уже достаточно поел, а время для того, чтобы безоглядно наслаждаться яствами, увы, ещё не наступило. Мне необходимо рассказать её величеству о самочувствии госпожи Юлисы и направить к вам помощника с эликсиром.

Он добродушно засмеялся.

— Если я задержусь за этим столом хотя бы на минуту, то уже ничего не успею сделать сегодня.

— Тогда позвольте хотя бы проводить вас до двери, господин Акций, — предложила хозяйка дома, набрасывая на голову накидку.

— Для меня это будет честь, госпожа Септиса, — улыбнулся гость с пьяной галантностью.

Шагавшая впереди невольница с распухшим носом предупредительно отвела в сторону край тяжёлого занавеса, отделявшего семейную часть дома от первого внутреннего дворика.

— Эликсир будете давать госпоже Юлисе каждый день перед обедом, — внезапно остановившись, проговорил лекарь. — По двадцать капель на дебен разведённого вина.

— Я прослежу за этим, господин Акций, — пообещала собеседница.

Сделав несколько шагов, охранитель здоровья государыни опять остановился и вновь обратился к ней:

— Если хотите, чтобы племянница быстрее оправилась от приступа — увезите её из Радла.

— Как это, господин Акций? — вытаращила глаза женщина. — Куда?!

— Так у вас же есть усадьба?! — вскинул брови гость, и дождавшись утвердительного кивка, продолжил. — Как подсказывает мой опыт, душевные расстройства, вызванные чрезмерной усталостью и сильными переживаниями, лучше всего проходят вдали от городской суеты.

— У нашей племянницы не было никаких переживаний, господин Акций! — как-то уж слишком поспешно и решительно заявила супруга регистора Трениума, укрепляя зародившиеся в душе царедворца смутные подозрения.

— Да?! — не скрывая иронии, усомнился врачеватель. — Полагаете, долгожданная встреча с родственниками не вызвала в душе госпожи Юлисы сильных чувств? Помните историю поэта Веста Онвия Глама?

— Этот тот юноша, что писал крайне непристойные стихи? — уточнила Септиса.

— А ещё его приговорили к смерти за связь с заговорщиками, — напомнил лекарь. — Но император помиловал несчастного. Указ зачитали прямо перед казнью, а через несколько минут он умер, не выдержав нечаянной радости. Ваша племянница претерпела за время своего путешествия множество бед и лишений. Даже в Империи её едва не посадили на кол. Оказавшись среди любящих людей и почувствовав себя в безопасности, госпожа Юлиса чересчур сильно обрадовалась, что и привело к столь печальным последствиям. Именно поэтому ей нужен отдых. А весной за городом особенно хорошо.

Он вздохнул, глядя куда-то мимо застывшей в напряжённом ожидании слушательницы.

— Распускаются листья, зеленеет трава. Артеда пробуждает мир к жизни. Наполненный весной воздух лугов и виноградников для усталой души гораздо полезнее грубых городских запахов.

— Я передам мужу ваши слова, господин Акций, — пообещала супруга регистора Трениума.

— До свидания, госпожа Септиса, — попрощался лекарь, шагнув в предупредительно распахнутую дюжим привратником, калитку.

Так рано возвращаться в Цветочный дворец не хотелось, и хранитель здоровья государыни направился в бани Глоритарква. Сегодня императрица ждала к ужину племянника с женой и сыном. Поскольку будут только свои, Докэста Тарквина Домнита захочет видеть за столом и своего верного наперсника. Однако Акций чувствовал себя слишком сытым и пьяным для умной беседы. Чтобы не опозориться в глазах родственников царственной пациентки, необходимо вернуть телу бодрость, а разуму остроту.

Как следует пропотев в жарком зале, он отдался в умелые руки рабов-массажистов, не забывая, сквозь наваливавшуюся дрёму давать им необходимые указания. Потом ополоснулся в бассейне с тёплой, почти горячей водой, где встретил одного из своих многочисленных знакомых и выслушал свежие новости.

Весь Радл горячо обсуждал арест возничего Арифиза, выступавшего на лошадях из конюшни Вула Бнора. Императорский претор Геган обвинил многократного победителя гонок в жульничестве. Тот якобы подкупал обслуживавших ипподром рабов, и те портили колесницы соперников. Подобные досадные происшествия случались и раньше, но в данном случае всех удивило то, что хозяин лошадей, один из богатейших хлеботорговцев столицы, не сделал даже попытки заступиться за Арифиза. Царедворец уже слышал эту историю, но собеседник, хихикая, сообщил, будто бы всё дело в сыне Бнора, воспылавшего к мужественному возничему недостойной радланина страстью.

— Теперь ему грозит каторга за обман на гонках, — печально покачал головой знакомый. — И мы лишимся удовольствия видеть его на ипподроме.

— Да, — согласился лекарь. — Мало, кто решался так лихо поворачивать, как Арифиз.

Ещё немного поговорив о лошадях и скачках, он собирался распрощаться, но собеседник неожиданно спросил, заговорщицки понизив голос:

— А правду говорят, будто его высочество Вилит добился взаимности от Неоны Тулии?

— Какой такой Неоны? — насторожился приближённый императрицы, с досадой подумав: "О боги, и этот туда же!"

— Дочери сенатора Гнея Тулия Фаса, — оглядываясь по сторонам, уточнил знакомый, подтверждая самые худшие подозрения.

— Нет, неправда, — снисходительно покачал головой царедворец. — Поменьше верьте слухам, господин Барк. Принц, конечно, весьма пылкий молодой человек и пользуется успехом у женщин. Но он никогда не станет связываться со столь юной и наивной особой. Ей, кажется, нет и тринадцати?

— Я слышал, недавно исполнилось четырнадцать, господин Акций, — возразил собеседник.

— Разница слишком несущественна, — усмехнулся лекарь. — К тому же его высочество последние три месяца почти не появлялся в столице.

Окинув задумавшегося Барка насмешливым взглядом, он направился в прохладный зал, где увидел главного смотрителя радланского порта Аппия Оропуса Треуна в компании управителя военной верфи Авла Папа Даума.

Окружённые коскидами, они прямо в бассейне горячо обсуждали планы предстоящей военной компании против совершенно обнаглевших ламерских пиратов, действия которых приносят колоссальные убытки радланским купцам.

В своё время немало попутешествовавший Акций вступил в разговор, заметив, что без разгрома разбойничьих городков на кайнском побережье невозможно защитить морские торговые пути. Хорошо знавшие приближённого императрицы собеседники дружно его поддержали.

Беседа стала затухать, но тут кто-то из коскидов сказал, что государь недавно принял отставку трибуна Четвёртого Бурепобедного легиона, и теперь все гадают: кто займёт его место?

Пап напомнил, что Фалвий, мучимый застарелой болезнью, фактически уже давно передал командование дитрибуну Танию Рутлину Спуру из ксарийских Рутлинов, и теперь воины ждут, что император назначит именно его.

— Я слышал, будто легион отдают Маммию Лукрецу Сексту, — вполголоса проговорил управитель верфи.

— Это какому Лукрецу? — встрепенулся охранитель здоровья государыни, услышав знакомое имя. — Не из рода ли остерийских Лукрецов?

— Он самый, — многозначительно подтвердил смотритель порта. — Первый сотник всадников Первого Молниеносного легиона.

— Маммий Лукрец слишком молод для такого ответственного поста! — проворчал какой-то тощий старик с седыми волосами на костлявой груди.

— Зато храбр и удачлив! — громко возразил Оропус. — Разбил со своим отрядом бесчисленное банарское войско, взял их столицу и привёл в Радл множество пленных!

"Разогнал толпу степных бандитов, сжёг их деревню и поймал пару сотен замурзанных дикарей", — мысленно поправил его Акций.

— Но он не имеет никакого отношения к Четвёртому Бурепобедному, — заметил управитель военной верфи. — А Рутлин служит там уже восемь лет, отмечен императором, и легионеры его любят. Они будут недовольны, если вместо старого товарища их командиром поставят чужака, да ещё такого молодого.