Кажется, её слова сильно смутили молодого человека. Опустив глаза, он опять потёр гладкий подбородок.

"Теперь точно до трусов разденет", — горько усмехнулась девушка, наблюдая за душевными метаниями столичного светила адвокатуры и гадая: какую же сумму оно запросит?

— Мне в первый раз приходится вести судебные дела в Этригии, — пробормотал собеседник, во второй раз за разговор удивляя Нику. — Я уточню, сколько берут здешние адвокаты, и сообщу вам.

Попаданка едва не открыла рот от изумления, растерянно подумав: "Это он гадает, сколько с меня можно слупить, или у парня совесть заговорила?"

— Завтра я выясню все обстоятельства вашего дела, госпожа Юлиса, — уже сухо, по-деловому заговорил молодой человек, хотя в его глазах, плохо различимых в неверном, дрожащем свете факела, на миг мелькнуло какое-то странное выражение. — И к вечеру вам всё сообщу. Ждите.

— Спасибо, господин Ротан, — по мимо воли голос её дрогнул, и одинокая слеза всё же прокатилась по щеке.

— Может быть, я ещё чем-нибудь могу вам помочь? — буркнул адвокат, переминаясь с ноги на ногу.

И Ника неожиданно подумала, что она ему, кажется, понравилась.

— Я совершенно не знаю тюремных порядков, — беспомощно улыбнулась арестантка. — Если рабыня принесёт еду и кое-какие вещи, мне их передадут?

— Разумеется! — преувеличенно бодро кивнул молодой человек. — Почему бы и нет? Город не слишком щедр к узникам, поэтому стражники не мешают родственникам их подкармливать…

Он неожиданно смутился и уже тише продолжил:

— Я зайду к госпоже Бронии и скажу вашей рабыне, что ей следует принести…

— Самой простой еды, лепёшек, изюма, вина и какое-нибудь одеяло, которое будет не жалко здесь бросить.

Она протянула ему три серебряные монетки.

— Я понимаю, что этого мало, но больше смогу дать, только поговорив со своей рабыней.

Ника прекрасно помнила, что спрятала в шкатулку с посланиями Наставника пятьдесят золотых империалов. Если адвокат видел эти письма, значит, Риата нашла деньги. Скорее всего, о них знает и Аста Брония. Возможно, именно поэтому она и сказала Ротану, что у Ники Юлисы Террины "есть деньги"? Но если вдруг гетера прибрала к рукам её денежки, эти риалы не будут лишними.

Согласно кивнув, собеседник принял на ладонь серебряные кружочки.

— До свидания, госпожа Юлиса, — как будто бы даже виновато проговорил молодой человек. — Мне очень жаль, что я оставляю вас в месте, которое никак не подходит такой красивой девушке.

— Спасибо за добрые слова, господин Ротан, — отозвалась Ника самым любезным тоном. — Я очень рассчитываю на вашу помощь.

— Поверьте, госпожа Юлиса, я сделаю всё что в моих силах, чтобы вытащить вас отсюда, — негромко, но прочувственно сказал адвокат. — До свидания, госпожа Юлиса, да хранят вас бессмертные боги.

Освещая путь факелом, молодой человек торопливо направился к двери, изредка оглядываясь и не обращая никакого внимания на негодующие крики и ругательства из соседних камер.

А Ника вернулась на лежанку, чувствуя себя уже гораздо увереннее.

Этригия шумно и весело отмечала главный городской праздник. На стенах домов, в открытых окнах верхних этажей горели зажжённые хозяевами в честь бога Дрина факелы и плошки с маслом. Заметно прибавилось гуляющих, среди которых всё так же в основном преобладала молодёжь. То сбиваясь в многочисленные компании, то вновь разбегаясь, парни шатались по улицам, пытались танцевать или оглашали прохладный вечерний воздух нестройным пением.

Повсюду шныряли очень легко одетые мужчины и женщины самого разного возраста и сложения с ярко накрашенными лицами. Они то и дело приставали к прохожим, настойчиво предлагая разнообразить праздничные удовольствия различными чувственными наслаждениями.

Иногда кто-то из проституток обоего пола заступал дорогу Олкада Ротана Велуса, жарким шёпотом нахваливая свои прелести и таланты, демонстрируя покрытые пупырышками голые груди и ягодицы, хватали за одежду.

Морщась, молодой человек отказывался, обходя неожиданно возникавшее на пути препятствие, грубо отталкивал, а какую-то беззубую старуху даже ударил кулаком в лицо, заставив отпустить плащ.

Как и предполагала Аста Брония, получить разрешение на посещение тюрьмы оказалось довольно легко. Не пришлось даже упоминать имя знаменитой гетеры. Выслушав Олкада, пьяненький эдил, согласно кивнув, тут же приказал рабу принести письменные принадлежности. Торопливо написав несколько строк, скрепил их подкопчённой над пламенем масляного светильника печатью.

Естественно, в такой день смотрителя тюрьмы на месте уже не оказалось. Но один из праздновавших в караулке стражников, прочитав разрешение, охотно вызвался проводить адвоката к его подзащитной, по пути с удовольствием сообщив, что причислившая себя к столь славному и знаменитому роду девица выглядит довольно глуповато и, судя по всему, первый раз вышла из дома без няньки.

— Мы всё ждали, что вот-вот прибегут её родичи спасать заблудшее чадо, — смеялся тюремщик, шагая мимо зловонных камер, из которых на них таращились удивлённые узники. Не каждый из них мог позволить себе услуги юриста.

Нищих, как правило, никто никогда не защищал, и их судьбу судьи решали без прений сторон.

Однако, с первых же минут разговора молодой человек начал сомневаться в правильности суждения стражников.

Не раз попадавший в самые разные передряги, писец ожидал увидеть испуг, растерянность, даже истерику, вполне понятную и простительную для девушки, оказавшейся в тюрьме среди тьмы, смрада и негодяев. Но Ника казалась собранной и спокойной, хотя тень озабоченности, иногда пробегавшая по красивому лицу, ясно давала понять, как нелегко даётся ей подобная сдержанность.

Поначалу, помня слова провожатого, молодой человек решил, что она просто не понимает всю серьёзность своего положения и грозящую ей опасность. Но скоро убедился в обратном. Собеседница полностью отдавала себе отчёт в происходящем, а рассказ девушки привёл Олкада в полное замешательство.

Слушая Риату в доме Асты Бронии, он полагал, что та, если и не врёт специально, то наверняка многое путает или сильно преувеличивает, как это всегда делают рабы из-за присущей им ограниченности и неспособности понять мысли и поступки свободного человека.

Но в Нике чувствовалась какая-то внутренняя независимость, на взгляд молодого человека, больше свойственная мужчинам, уверенность в своих силах, в способности, если не победить, то достойно встретить любые испытания.

Именно осознав это, Олкад окончательно поверил в её происхождение. Находясь под страхом смерти, одна в чужом городе, держать себя с таким достоинством и благородством может только девушка древнего, аристократического рода, в жилах которой течёт кровь сенаторов и военачальников, водивших многочисленные армии и решавших судьбы Империи.

Разглядев в вонючей темноте камеры двух каких-то оборванок, Олкад обратил внимание, с каким почтением и страхом смотрят те на госпожу Юлису. Гордая Ника даже представительниц городского отребья, известных своей дерзостью, заставила относиться к себе с надлежащим почтением.

Молодой человек с удивлением понял, что невольно восхищается внучкой сенатора Госпула Юлиса Лура, гадая: кто из приятелей мог бы вести себя с таким же достоинством в столь плачевном положении? И список получился довольно коротким.

Разговаривая с Никой, Олкад разглядел в ней лучшие качества тех людей, в избранный круг которых мечтал попасть всю жизнь. А глупые городские стражники, видимо, просто ничего не поняли, или госпожа Юлиса их ловко обманула, преследуя какие-то свои цели.

Понимающе усмехнувшись, писец неожиданно подумал: "И ещё она очень красивая".

Но тут же признал, что выглядит девушка все же немного необычно.

"Это всё из-за роста, — после недолгого размышления сделал глубокомысленный вывод молодой человек, мысленно поставив себя рядом с ней. — Она всё же немного высоковата".