Услышав об этом, помрачневший Гу Менсин велел продолжить наблюдение и отправил вместе с ним Корина Палла, чтобы тот в случае надобности смог как можно быстрее предупредить товарищей об опасности.

— Если их послала Серения, — озабоченно проговорил старший урбы. — То они скоро поймут, что мы где-то свернули, и начнут нас искать.

— Поворотов на дороге много, — натужно хмыкнул Анний Мар Прест.

— Вдруг кто-то из богов задумает сыграть с нами злую шутку? — буркнул толстяк. — Тогда они обязательно свернут сюда.

— Думаете, они нападут, господин Гу Менсин? — спросила Ника. — Нас больше, а их всего пятеро.

— Пятеро опытных легионеров перебьют нас, как кур! — огрызнулся старый актёр. — Мы все же служим Нолипу, а не Аксеру!

От этих слов и выражения испуга на лице собеседника девушке поплохело. Она вдруг подумала, что артистам ничего не стоит выдать её посланцам мстительной хозяйки гостиницы.

— Может, мне спрятаться? — после некоторого раздумья предложила Юлиса.

— Это как? — вскинул кустистые брови толстяк.

— Отгоним мою повозку подальше в лес, следы замаскируем, — изложила свой план путешественница. — А легионерам скажете, что я уехала вперёд с кем-нибудь и буду ждать вас в Этригии на каком-нибудь постоялом дворе.

Она понимала, что преследователи вряд ли будут столь легковерны и найдут способ узнать истину, но сейчас ей хотелось отделаться от переставших внушать доверие спутников. Лес здесь, судя по всему, не такой уж маленький. Можно попробовать поиграть в прятки.

— Не поверят они, госпожа Юлиса, — со вздохом возразил собеседник.

— Тогда скажете им правду, господин Гу Менсин, — криво усмехнулась Ника. — И пусть они меня ищут.

Старший урбы сжал губы в тонкую, суровую нитку, а девушка поспешила в фургон. Срочно требовалось собрать всё самое необходимое, без чего невозможно будет выжить.

— Простите, добрая госпожа, — пролепетала сзади Риата. — А как же я?

— Тебе лучше остаться с ними, — подумав, решила путешественница. — Доберёшься с урбой до первого города и жди меня там на любом постоялом дворе. Если через пять дней я не приду, начинай жить сама. Денег на первое время я тебе дам.

— Не бросайте меня! — взмолилась невольница. — Где я ещё найду такую добрую госпожу?

— В лесу ты будешь мне только мешать, — решительно возразила хозяйка.

— Неужели я ничего не могу для вас сделать? — в голосе Риаты звучали подступавшие слёзы.

Ника хотела отмахнуться, но в душе вдруг что-то ворохнулось, от чего сразу навалилось тоскливое одиночество.

— Если я не вернусь… Найди в Цилкаге гостиницу Кеда Дирка, что в двух асангах по дороге в Нерангу из Восточных ворот. Пусть Кед напишет обо всём Румсу Фарку и передаст, что я его любила…

"Может, хотя бы он будет обо мне вспоминать? — закончила про себя путешественница. — Хотя бы изредка".

— Клянусь Карелгом, я сделаю это, госпожа! — пылко вскричала женщина.

А хозяйка, пряча слёзы, принялась копаться в корзине. После стремительной ревизии она отобрала шкатулки с письмами Наставника и Румса Фарка, смену белья, тяжёлый кинжал — подарок кузнеца Байдуча, завёрнутый в кожу кусок нержавейки, доставшейся в наследство от инвалидного кресла, и меховой плащ. Перед тем как скрыться в лесу, путешественница переоделась в костюм аратачей, а платье и сандалии взяла с собой.

Получилась не такая уж и маленькая куча. Вот только в чём все это нести? Корзина с ремнями для плеч всё же слишком велика. С такой в лесу не побегаешь. Взять другую? Но как её таскать, если руки будут заняты оружием? Рюкзак бы какой-нибудь? Да где его взять? Сделать! Как всегда в такие минуты мозг работал на удивление чётко.

Девушка позвала в фургон рабыню. Покопавшись в тряпках, они принялись торопливо шить небольшой мешок с одной единственной, длинной лямкой, пришитой к нижним углам. Потом ей затягивают горловину и надевают на плечи. Называется такой дизайнерский изыск, кажется, "сидор", а прочитала о нём путешественница в какой-то книге.

Тем временем артисты, усевшись кружком у своего фургона, о чём-то тихо, но ожесточённо переговаривались, то и дело поглядывая в сторону повозки попутчицы. Орудуя иглой, та подумала, что если урба сейчас соберётся и уедет, она сильно не обидится. Лишь бы людокрадам её не выдали.

Ника как раз пришивала второй конец лямки, когда на дорожке показались Крайон Герс и Корин Палл. Увидев, что те идут вдвоём и явно не торопятся, девушка слегка успокоилась.

По словам артистов-наблюдателей, подозрительные всадники проехали обратно в сторону военного лагеря. Путешественница не стала сдерживать глубокий вздох облегчения. Всё же бегать и прятаться в осеннем лесу — занятие не из приятных. У членов урбы тоже явно отлегло от сердца. Мужчины заулыбались, женщины загомонили. От избытка переполнявших его чувств Гу Менсин воздел руки к небу.

— Хвала тебе, лучезарный бессмертный Нолип, за то, что отвёл беду от почитателей твоих!

И добавил, бодренько потирая руки:

— Теперь можно развести костёр и поесть чего-нибудь горячего.

Уже поздно вечером на запряжённой осликом тележке прикатил местный крестьянин, ужасно шепелявя, выразивший от лица односельчан недовольство появлением чужаков возле их святилища.

Старший урбы тут же навешал ему лапши на уши, уверяя, что утром они уедут, а к нимфе Ксиопе они относятся со всем надлежащим уважением: не шумят, не рубят деревья возле капища и даже сделали приношение в виде чёрствой медовой лепёшки. Абориген слегка успокоился, но тем не менее строго на строго велел тут не задерживаться.

Выпроводив незваного гостья, артисты долго смеялись, передразнивая его и придумывая разные прозвища. А вот Нике было как-то невесело. Девушка сильно опасалась, что через этого поселянина люди Серении узнают, где они ночевали, что даст преследователям направление для дальнейших поисков.

На всякий случай путешественница легла спасть в кожаном костюме, чтобы сбежать в лес при первой же опасности. К счастью, все страхи оказались напрасными. Ночь прошла спокойно. Только под утро начался мелкий, холодный дождь.

Вода натекла под повозки, разбудив мирно спавших артистов и Риату. Им пришлось перебраться в фургоны. Само-собой, после этого уже никто не спал. Так что, едва капли с неба начали падать не так густо, караван в серых предутренних сумерках покинул поляну со святилищем нимфы Ксиопы.

Когда выехали на главную дорогу, Ника приказала рабыне переодеться в сухое и завернуться в овчинное одеяло, а сама осталась сидеть на передней скамеечке, кутаясь в потрёпанный кожаный плащ.

Путешествие в ненастье не доставляло никакого удовольствия. Плотные облака закрывали солнце, из-за чего приходилось полагаться только на собственное ощущение времени. Видимо, из-за дождя дорога оставалась почти пустынной. Проходили час за часом, а артисты и не думали останавливаться на отдых, понадеявшись на выносливость мулов, которых ещё вчера вечером подкормили овсом. Часть которого перепало и ослику.

Три раза тяжёлый фургон урбы застревал в раскисшей дороге. Тогда мужчины дружно выталкивали его, упираясь ногами в холодную грязь.

Ближе к вечеру они вновь куда-то свернули и уже в темноте прикатили в Шуран, где отыскался грязноватый постоялый двор с такой же баней. Несмотря на то, что кое-кто из артистов явно простудился, то и дело шмыгая носом и чихая, задерживаться они не стали и здесь. Не смогло удержать урбу даже внезапно наступившее похолодание.

Выйдя из комнаты, Ника заметила пар от дыхания, а голые ноги тут же озябли. Забравшись в повозку, она натянула шерстяные носки, заставив рабыню переобуться в мокасины, по собственному опыту зная, что в них гораздо теплее, чем в сандалиях.

Актёры угрюмо кутались в плащи и одеяла, обмотав ноги какими-то тряпками. Даже днём, когда солнце ярко светило на пронзительно голубом небе, члены урбы на стоянке не разбрелись, как обычно, а сгрудились вокруг костра, жадно ловя исходящее от него тепло.