— Сейчас, сейчас, госпожа, — засуетилась многоопытная рабыня.

Оказывается, пока её владелица предавалась самоедству, та успела приготовить всё необходимое. Раскутала завёрнутый в шкуры горшочек с тлеющими углями, запалила вначале лучинку, достала ночную вазу, пучок соломы и кувшин с водой.

Чёрный квадрат окошечка посерел, когда вымотанная душевно и физически девушка забылась беспокойным, тягучим, словно сироп, сном.

Когда нудно жужжавший над ухом голос заставил её открыть глаза, комнатушку уже ярко освещали солнечные лучи, в желтоватом потоке которых танцевали свой вечный танец невесомые пылинки.

— Скоро обед, госпожа, — бубнила Риата. — Поесть вам надо, а то долго не оправитесь.

Мысли в голове ворочались на редкость лениво, никак не желая собираться в кучу, а память словно совсем замкнулась, не желая открывать хозяйке тайны минувшего.

— Вот батман! — выругалась Ника еле ворочавшимся языком, но и это усилие показалось ей запредельным. Но именно после него перед глазами стали проявляться картины вчерашнего дня и ночи.

Девушка, кряхтя, села на лавке, тут же почувствовав головокружение.

Рабыня торопливо поднесла к её губам бокал с кислым вином.

— Это только в первый раз так тяжело действует, — доверительно сказала невольница. — Потом легче будет. Пару раз на горшок сходите и всё.

Чуть не поперхнувшись от подобной перспективы, путешественница проворчала, пряча глаза:

— Хорошего понемногу.

— Как скажете, госпожа, — с готовностью согласилась женщина, помогая ей подняться.

Шагнув в большой зал из комнатушки, Ника удивлённо хмыкнула, не увидев на полу ни одной расстеленной шкуры или матраса. — Они что, уже вещи сложили?

— Нет, госпожа, — покачала головой Риата. — Вынесли посушить на солнышко. Сегодня тепло как летом.

«Тогда надо будет помыться,» — тут же решила про себя путешественница, спускаясь по лестнице и морщась от доносившихся снизу женских голосов. Разговаривать с кем-то ей категорически не хотелось.

Жёны артистов, сгрудившись вокруг сдвинутых столов, осматривали разложенные на них театральные костюмы. Лукста Мар, взяв какую-то хламиду и моток ниток, пошла к двери, но заметив девушку, то ли проявила заботу, то ли изощрённо поиздевалась:

— Как вы себя чувствуете, госпожа Юлиса? Ваша рабыня сказала, вы заболели. А я заметила, что вам ещё вчера нездоровилось.

— Пустяки, — Ника нашла в себе силы для холодной улыбки. — Мне уже лучше.

Почти такой же вопрос задал и Гу Менсин, которого она встретила во дворе. Актёр осматривал фургон, откинув боковые и задние циновки, а Анний Мар с Ун Кератом перебирали на скамейке ремённую упряжь.

В стороне возле сарая стояла её повозка. Рядом над костерком висел угольно-чёрный котелок с каким-то варевом, которое лениво размешивал палкой сосредоточенно-хмурый Рагул.

«Смола», — догадалась девушка, почувствовав знакомый запах сосен. Заметив заказчицу, раб важно пояснил:

— Сейчас пожиже станет, и начну крышу промазывать, госпожа Юлиса.

Из сарая вышел слащаво улыбавшийся Меркфатис.

— Как я говорил, всё сделано в срок и в лучшем виде, — похвалился он и предложил. — Посмотрите сами.

— Чуть позже, — покачала головой путешественница, направляясь к уборной.

Вернувшись, она тщательно осмотрела фургон, стараясь не обращать внимание на накатывавшую время от времени слабость. С сожалением Ника убедилась, что лёжа в полный рост, будет упираться в стены головой и ногами. Но зато дощечки оказались подогнаны так плотно, что дуть в щели не должно, особенно, если постелить на пол овчинное одеяло.

Чтобы ночью без осла повозка стояла ровно, по краям устанавливались две подпорки, которые убирались во время движения. С гордостью продемонстрировав данные приспособления, мастер заявил:

— Работа сделана, госпожа Юлиса. Пора окончательно рассчитаться.

— Не совсем, — возразила девушка, кивнув на Рагула, размазывавшего смолу по крыше фургона.

— Но он вот-вот закончит, госпожа Юлиса! — стал настаивать смотрящий за театром.

— Завтра и рассчитаемся, господин Меркфатис, — заверила путешественница, чувствуя головокружение и словно невзначай опираясь на высокое деревянное колесо.

— Заболели, госпожа Юлиса? — фальшиво забеспокоился собеседник.

— Мне уже лучше, — со столь же искренней благодарностью улыбнулась Ника.

— В море перекупались, госпожа Юлиса? — с притворным сочувствием покачал головой бывший раб. — Или так расстроились из-за разлуки с господином Фарком?

Посмотрев в маленькие глазки отпущенника, попаданке внезапно ужасно захотелось в них плюнуть или выколоть, хотя бы один.

— Давно с кинжалом не тренировалась, господин Меркфатис, — процедила она сквозь волчью ухмылку. — Отвыкла. Но к завтрашнему дню совсем поправлюсь.

— Так не господин Фарк — причина вашего недомогания? — не отставал настырный собеседник.

— Что вы! — натужно рассмеялась девушка. — Вовсе нет.

Она уже собиралась позорно сбежать от неприятного разговора, но тут её окликнула Лукста Мар, махавшая рукой от дверей дома.

— Обедать будете, госпожа Юлиса?

— Обязательно! — тут же отозвалась путешественница и ещё раз повторила, обращаясь к отпущеннику. — Завтра — все деньги завтра, господин Меркфатис.

И хотя ей кусок в горло не лез, она, как могла, изображала аппетит, нахваливая уже порядком опостылевший овощной суп. Однако, ни задерживаться за столом, ни поддерживать разговор не стала, почему-то гораздо острее, чем вчера, реагируя на многозначительные взгляды, которыми обменивались между собой ухмылявшиеся актёры. Очевидно, вчера ей было просто не до того.

«Это свидание мне ещё аукнется, — недовольно думала Ника, поднимаясь на второй этаж. — Чувствую, придётся кому-то морду набить или хотя бы расцарапать».

Оказавшись в своей каморке, она села на скамью и мечтательно улыбнулась.

«Ну и пусть! Всё равно, оно того стоило!»

Благосклонно приняв вегетарианский супчик, желудок быстро успокоился, пропало головокружение, хотя слабость пока ещё чувствовалась.

В комнатушке царила обычная дневная духота. Но подумав, девушка решила, что лучше, открыв дверь, устроить сквозняк, чем постоянно подыскивать подходящие ответы на ехидные вопросы.

Развалившись на лавке, путешественница бездумно улыбалась, глядя в сложенный из деревянных плах потолок. Внезапно по сердцу резануло осознание того, что их встреча с Румсом была единственной, и больше им не увидеться никогда. Так получилось, что десятник конной стражи оказался её первым мужчиной, ибо тех подонков, что изувечили когда-то совсем молоденькую Вику Седову, и людьми назвать — язык не поворачивается.

Вдруг доносившийся со двора шум как-то подозрительно резко затих, а потом взорвался гулом множества голосов, заставивших Нику приподняться на локте и напряжённо прислушаться.

— Госпожа! — послышался сквозь распахнутую дверь крик Риаты. — Госпожа!

Вздрогнув, путешественница заметалась, не зная, что предпринять. Судя по истерическим ноткам в голосе рабыни, произошло что-то из ряда вон выходящее и, скорее всего, неприятное.

— Вот батман! — охнула девушка, хватая дротик, кинжал и выскакивая в соседнюю комнату.

— Госпожа, госпожа! — кричала невольница, громко топая подошвами сандалий по деревянным ступеням.

Осторожно выглянув в большой зал, Ника увидела бестолково размахивавшую руками Риату.

— Что? — громким шёпотом спросила попаданка, с тревогой глядя ей за спину.

— Там! — женщина жадно хватала воздух широко открытым ртом. — Там! Там Паули пришла!

— Какая Паули? — вытаращила глаза путешественница.

— Да наша Паули! — хлопнула себя ладонями по ляжкам рабыня. — Служанка ваша! Пришла со своими варварами и каким-то горцем.

— Откуда она взялась? — охнула девушка.

Вместо ответа Риата только выразительно развела руками.

«Вестакия мне соврала?! — растерянно подумала Ника, машинально делая шаг к лестнице. — Нет, не может быть!»