— А сыновья метеков тоже могут прикоснуться к ней, если пройдут эфебию? — заинтересовалась Ника, вспомнив свою неудачную попытку пройти посвящение и стать охотников племени Детей Рыси.

— Нет, — покачал головой собеседник. — Эта привилегия граждан. Метек получает право прикоснуться к чаше Нутпена только как награду за подвиг, совершённый во имя города.

— И тогда он становится гражданином? — продолжала расспрашивать настырная пассажирка.

— Нет, — рассмеялся капитан. — Это величайшая честь. За всю историю города было только несколько подобных случаев.

«Везде одно и то же, — мысленно хмыкнула путешественница. — Люди всегда ревностно оберегают полученные с рождения привилегии от любых конкурентов».

Вечером она вновь вернулась к этому разговору.

— Насколько велик ваш город, господин Картен? Сколько в нём жителей?

— Много, госпожа Юлиса, — сытно рыгнув, купец какое-то время деловито выковыривал ногтем застрявшее в зубах мясо. — Почти две тысячи граждан.

— Сколько? — едва не прыснув от смеха, уточнила Ника.

— Две тысячи, — с апломбом заявил мореход, но тут же слегка стушевался. — Конечно, это не Обия или Радл. Но для Западного побережья это не мало.

— В это число входят только мужчины? — решила окончательно прояснить ситуацию девушка. — И только члены «хоры»?

— Разумеется, — важно кивнул рассказчик.

— А сколько женщин, детей и не граждан?

— Кто же будет считать женщин, а тем более детей? — рассмеялся Картен. — Число метеков точно знает разве что консул Вокр Рукис. Он занимается учётом податей.

— Каждый член совета отвечает за какое-то конкретное дело?

— Вы правильно всё понимаете, госпожа Юлиса, — похвалил её собеседник. — Первый консул Мниус Валер Септум надзирает за храмами и богослужениями. Это очень почётно и не слишком хлопотно. Мой друг Тренц Фарк следит за городским хозяйством. Колодцы, канализация, чистота улиц и общественных зданий. Вот у него полно хлопот. Так же как у Хромого Ниркина, распорядителя порта…

— А вы, господин Картен? — удивлённо поинтересовалась девушка. Все перечисленные купцом занятия требовали постоянного внимания, а значит, присутствия в городе. За что же он отвечает, если имеет возможность по полгода болтаться в море?

— На мне попечение над городским театром, — с напускной скромностью ответил капитан.

— В Канакерне есть театр? — вскинула брови Ника.

— Да, госпожа Юлиса, — гордо подтвердил собеседник. — Самый большой на Западном побережье. На полтысячи зрителей. Его начали строить давно, потом забросили. И только мой отец закончил, выложив сидения и площадку плитами из сурикского мрамора. А после смерти передал в дар городу.

— Пятьсот мест — это много, — уважительно протянула слушательница, на миг представив себе огромное здание, но тут же вспомнила, что все представления в этом мире проходят под открытым небом.

— Но, господин Картен, — она усмехнулась. — Где вы, а где театр?

— В моё отсутствие за ним приглядывает мой племянник Приск Грок. Он договаривается с актёрами, проводит мелкий ремонт…

Рассказчик сделал неопределённое движение рукой.

— В общем, делает всё, что нужно.

— Должно быть хлопотное занятие, — покачала головой девушка.

— За это он проживает с семьёй в моей усадьбе, — нахмурился капитан, видимо, уловив упрёк в словах собеседницы. — И получает часть платы за представления.

— В вашем городе есть свои актёры? — поспешила сменить тему пассажирка.

— Да. Но они дают представления только зимой. В то время, когда бушуют шторма в море, решаются выходить только самые отчаянные рыбаки. А рачительные хозяева прячут корабли в сараях на берегу.

Чувствуя, что у неё есть ещё масса вопросов, Ника собиралась задать их на следующий день. Но погода внесла существенные коррективы в грандиозные планы девушки. С раннего утра зарядил нудный противный дождь, загнавший под крышу весь экипаж за исключением рабов и вахтенных. Пассажирка, не желая тесниться в каютке с капитаном, расположилась в трюме, где прятались ганты и трое храбрых матросов. Заняв противоположный от неё угол, они тут же принялись травить байки, вешая лапшу на уши Орри и Рейко. Женщины либо спали, либо слушали ужасно правдивые рассказы суровых морских волков.

Ника тоже не стала терять времени зря, забросав Риату разнообразными вопросами о её жизни в семье Тура Мария Друна. Вдруг край плаща, отгораживавшего её закуток, отогнулся.

— Впустите, госпожа Юлиса? — улыбаясь, спросила Паули на ломаном радланском.

— Заходи, — вернула улыбку девушка, помня, что совсем недавно убила её соотечественницу и даже подругу. — Вернее — заползай. Тут во весь рост не выпрямишься.

— Зато сухо и не дует, — сказала гантка.

Дождавшись, пока она усядется и расправит платье, Ника вежливо поинтересовалась:

— Что нужно, Паули?

— Служить вам хочу, госпожа, — огорошила её женщина, тут же добавив. — Только не в рабах.

Девушка растерянно захлопала глазами. Предложение прозвучало так неожиданно, что где-то в глубине души тревожно звякнул колокольчик: «Уж не хочет ли она отомстить за Улсину? Втерётся в доверие, а потом прикончит».

Но жизнь у дикарей научила Нику хорошо скрывать свой страх. Мило улыбнувшись, она проговорила:

— Но путь мой далёк. Канакерн — лишь краткая остановка на нём.

— Так что? — пожала плечами гантка. — Возвращаться мне всё равно некуда и незачем.

Задумавшись, пассажирка краем глаза уловила ревнивый взгляд Риаты. Похоже, та уже видела себя единственной наперсницей и советницей хозяйки, что Нике совсем не понравилось. Тем не менее она со вздохом развела руками.

— Сейчас у меня слишком мало денег, чтобы тебе платить.

— За еду служить согласна, госпожа, — не задумываясь, ответила Паули. — Когда деньги будут — заплатите.

Гантка смотрела открыто и прямо, не отводя взгляд, так что девушке ужасно захотелось ей поверить.

— Как же Орри? — усмехнулась она. — И остальные.

— Молод он, госпожа, — грустно покачала головой женщина. — На Лаюлу больше смотрит. Плохо чужому счастью мешать. Рейко матросом у хозяина быть хочет. Другие пусть сами новую жизнь ищут.

Паули улыбнулась.

— А кто-то нашёл.

— Да ну! — встрепенулась пассажирка. — Кто?

— Прости, госпожа, — покачала головой собеседница. — Рано говорить. Счастье уйдёт.

— А ты мне служить хочешь? — Ника мялась, понимая, что необходимо задать тот самый главный вопрос. Но всё никак не могла решиться.

— Да, госпожа, — в который раз подтвердила Паули.

— Но мне же пришлось убить Улсину, — наконец, выдохнула девушка. Голос её дрогнул, в носу защипало, и она несколько раз моргнула, пряча набежавшие слёзы.

— Что вы могли сделать? — собеседница всё же отвела взгляд. — Улсина сама хотела вашей смерти.

Гантка опять посмотрела на Нику.

— Улсина мужа сильно любила. Горевала очень, когда умер. А её той ночью хозяин, а потом все… Такое нельзя простить.

«Я знаю», — согласилась девушка и поинтересовалась:

— Ты тоже не простила, Паули?

— Нет, госпожа! — глаза у собеседницы вспыхнули, но тут же потухли. — Я не буду мстить. Лучше уйти далеко. Не видеть этих арнаков.

Видя, что Юлиса всё ещё колеблется, женщина с неожиданным жаром вскричала:

— Верьте, госпожа, я буду хорошо служить вам… Только не рабой!

— Ладно! — решительно тряхнула головой Ника, гадая, хватит ли её средств, чтобы содержать ещё одного человека.

Кроме небольшого запаса серебряных монет Наставник подарил ей два сапфира пронзительно синего цвета. Девушка зашила их в рукав одной из рубах, хорошо помня слова названного папаши, что продавать их лучше как можно дальше от Канакерна, чтобы ненароком не навести беду на Картена.

— Вот только в этой одежде ты будешь привлекать к себе ненужное внимание.

Она посмотрела на Риату.

— Ты должна помочь ей сшить платье, какие носят свободные женщины.

— Слушаюсь, госпожа, — с деланным смирением кивнула рабыня.