— Вы говорите странные вещи, госпожа, — хмыкнул Жаку Фрес. — Нет ничего почётнее, чем разделить добычу с товарищем. А куда на корабле спрячешься? Вот и приходится пускать дикарок по кругу на палубе.

Понимая бесполезность спора и чувствуя нарастающую брезгливость, Ника отвернулась.

— Я однажды видел представление на ярмарке, — как ни в чём не бывало продолжал рулевой. — Там одна окранка такое вытворяла…

— Я не хочу это слушать! — не выдержав, вскричала девушка.

— Как пожелаете, госпожа Юлиса, — разочарованно хмыкнул собеседник. — Я только рассказать хотел…

— Хватит! — оборвала его Ника. — Я спать хочу!

Жаку Фрес небрежно пожал плечами.

Она долго ворочалась, стараясь устроиться поудобнее. Пришёл довольный Дрес и долго благодарил коллегу. Хорошо хоть, не пытался с ней заговорить. Зато стал насвистывать какую-то корявую мелодию, прямо-таки излучая самодовольство.

Едва перевалило за полночь, рабы Картена вывели из каюты плачущую женщину. Вслед за капитаном закончили развлекаться и матросы. Но только когда затихли последние разговоры, и над медленно дрейфовавшим судном повис многоголосый храп, пассажирка смогла забыться коротким, беспокойным сном. В котором она, словно лейтенант Рипли из старинного ужастика, металась по бесконечным коридорам со змеившимися по стенам трубами. Но только гнался за ней не инопланетный монстр, а толпа объятых похотью мореходов во главе с Картеном.

Пробуждение оказалось столь же неприятным. В горле першило, голова гудела, словно трансформаторная будка. А тут ещё какой-то бьющий по нервам звон. Оглядываясь, девушка с удивлением поняла, что матросы давно проснулись и сейчас ритмично работают вёслами. Картен сидел на раскладном стульчике у фальшборта, внимательно изучая потрёпанный свиток. Мельком взглянув на растрёпанную пассажирку, он насмешливо фыркнул:

— Где вы отыскали вино, госпожа Юлиса?

Та удивлённо вскинула брови.

— Что?

— Вид у вас очень… похмельный, — охотно пояснил капитан, кривя губы в ехидной ухмылке. — Или вас так опьянила вчерашняя ночь?

По рядам гребцов пробежали смешки.

— Голова болит, — буркнула девушка. — Сейчас умоюсь, и всё пройдёт.

Но забортная вода не принесла даже минутного облегчения. Более того, приложив ладонь ко лбу, Ника с испугом почувствовала жар.

— Вот батман! — тихо выругалась она. — Что же как не вовремя?

Кое-как уложив постель в корзину, пассажирка тяжело уселась сверху, чувствуя нарастающую слабость и тошноту. Её состояние не укрылось от глаз капитана.

— Кажется, у вас лихорадка, госпожа Юлиса?

— Наверное, — Ника беспомощно развела руками и громко чихнула.

— Я предупреждал, что речные духи этой земли опасны, — не утерпев, напомнил мореход. — Это слуги Такеры наслали на вас лихорадку.

Он осуждающе покачал головой.

— К словам старших следует прислушиваться.

«Да пошёл ты!» — скрипнула зубами девушка и, чтобы не упасть, схватилась за фальшборт.

— В следующий раз — обязательно. А сейчас прикажите кому-нибудь собрать мой навес.

— Увы, это невозможно, — вздохнув, развёл руками Картен. — Трюм занят, сейчас всем приходится спать на палубе.

Тихо застонав, Ника прикрыла глаза и, вдруг перегнувшись через борт, выблевала остатки ужина в море.

— В вашем состоянии надо лежать, госпожа Юлиса, — нахмурившись, строго сказал капитан. — Если хотите добраться до Империи и увидеть своих родственников.

Поднявшись, он позвал одного из рабов.

— Отправляйтесь в мою каюту. И не спорьте. Там вам будет лучше, чем на палубе.

Не имея ни сил, ни желания спорить, девушка устало махнула рукой. Выслушав приказ господина, Пуст помог ей встать и спуститься на палубу гребцов. Вдвоём с Милимом невольники уложили пассажирку на расстеленные шкуры. Поднесли воды. Но та тут же стала проситься наружу. Догадливый раб подал широкогорлый керамический сосуд. Когда вырвало — стало легче. Вот только суставы заболели.

— Грипп, — пробормотала она, облизав пересохшие губы. — Ну точно — грипп.

— Что-то ещё нужно, госпожа? — заботливо склонился над ней Милим.

— Ничего, — только и смогла ответить девушка, погружаясь в болезненный полусон.

Словно тупой пилой по мозгам прошёлся лёгкий скрип двери.

— Как она? — громом ударил в уши голос Картена.

— Ещё жива, — проворчала пассажирка, открыв глаза.

Купец довольно улыбнулся.

— Значит, лихорадка не такая сильная, как я вначале подумал.

Он присел на корточки.

— Вы останетесь здесь, госпожа Юлиса. Пока не поправитесь.

Вспомнив, чем закончилась последняя попытка переночевать в капитанской каюте, Ника мотнула головой и тут же скривилась от боли.

Очевидно, собеседник её понял.

— Не беспокойтесь. Я буду спать на палубе.

— Тогда возьмите моё одеяло? — решила проявить ответную любезность девушка. — Оно не очень красивое, но под ним вы точно не замёрзнете.

— Благодарю, — мягко улыбнулся купец и взглянул на застывших у стены рабов.

— У нас есть ещё мёд?

— Немного, господин, — потупил глаза Пуст.

— Сделай госпоже травяной отвар, — приказал капитан. — И оставайся с ней неотлучно.

— Слушаюсь, господин, — поклонился невольник.

— Если с госпожой что-нибудь случится, или она на тебя пожалуется — выпорю! — пригрозил на прощание Картен, хлопнув дверью.

А Ника вновь почувствовала подступающую тошноту и не только.

— Помоги мне встать, — приказала она рабу.

Тот испуганно замахал руками.

— Господин сказал, что вам надо лежать, госпожа. Если что-то нужно, я всё сделаю.

Он взглядом указал на знакомый сосуд.

— Вот ещё! — возмущённо фыркнула пассажирка.

— Вы очень ослабели, госпожа, — продолжал увещевать Пуст. — И можете упасть.

Она представила себя верхом на фальшборте и грустно вздохнула. Пожалуй, раб прав, ещё свалишься за борт, чего доброго.

Ника поморщилась, как от зубной боли.

— Тогда выйди.

Нисколько не стесняясь справлять естественные надобности на палубе, ей вдруг стало стыдно садиться на горшок, оставшись один на один с мужчиной.

— Иди, я сказала!

— Как прикажете, госпожа, — с нескрываемым удивлением поклонившись, невольник вышел.

Сполоснув ночную вазу, он попросил у неё разрешения отлучиться, чтобы приготовить целебный отвар. Очевидно, у девушки вновь поднялась температура. В голове гудело, чувствуя нарастающий озноб, Ника вяло махнула рукой.

Когда Пуст вернулся с закутанным в тряпьё бронзовым кувшинчиком, у неё зуб на зуб не попадал, а тело била мелкая, противная дрожь. Опустившись на покрытый облезлыми коврами и шкурами пол, раб стал поить девушку с ложки ужасно горячим, сладким, пряно пахнущим напитком. Когда посудина опустела, на коже выступил пот, в голове прояснилось, и захотелось спать.

Проснулась как раз к ужину и с трудом, но всё же заставила себя проглотить кусочек варёной говядины и кружку бульона, опасаясь, что всё это вскоре попросится обратно.

Но желудок принял пищу более-менее благосклонно. Да и жар заметно спал. Голова болела по-прежнему, но Ника уже не чувствовала давешнего отупения. Прислушавшись к полумраку каюты, она с удивлением обнаружила, что не слышит мужского гогота и женских криков. С палубы доносился негромкий разговор, перемежавшийся редкими вспышками смеха.

— Пуст. Ты здесь?

— Да, госпожа, — отозвался из тёмного угла невольник. — Вам что-то нужно?

— Подай воды.

— Почему так тихо? — поинтересовалась она, возвращая пустую чашку. — Что, сегодня никто не… развлекается?

Секунду помолчав, раб неуверенно переспросил:

— Вы имеете в виду дикарок, госпожа?

— Да, — Ника откинулась на свёрнутую шкуру, служившую вместо подушки.

— Ну, не каждый же вечер праздновать, госпожа? — почтительно заметил собеседник. — Особенно в море.

— Тут ты прав, — вздохнула девушка, поморщившись от собственной глупости.

Утром она чувствовала себя гораздо лучше, а после обеда выбралась на палубу. Картен ворчал как добрый дядюшка, озабоченный здоровьем племянницы. Но пассажирка заявила, что свежий морской воздух для неё сейчас полезнее духоты каюты, а для тепла она плотно закуталась в меховое одеяло.