После этой демонстрации силы, подполковник решил прекратить поединок, резко отпустил соперника и поклонился ему. Он сразу понял, что с Ракоци надо дружить, а прилюдное поражение не способствует возникновению дружеских чувств. Отскочив на пару шагов, он громко объявил, что считает Ракоци равным себе по силам и не будет с ним бороться, все недовольные выкрики пресёк заготовленной фразой,
— Кто не согласен с этим, пусть выйдет против меня или моего друга Ракоци!
Надо ли говорить, что после такого поединка Олег стал другом гиганта, понявшего силу соперника и оценившего его такт. Более того, большая часть молодёжи, подспудно желавшая поражения чужака, посчитала ничью достойным окончанием схватки, и уралец стал своим парнем, буквально на следующий день он заметил разницу в поведении аборигенов. Парни не оценивали чужака взглядом, словно пытаясь ударить, а искренне улыбались и знакомились с ним, приглашая к своему очагу. Ракоци, оказавшийся сыном небогатого пастуха, привёл нового друга в юрту своих родителей. Своего хозяйства у него не было, родители его годились уральцу в дети, но приняли гостя сердечно, с открытой душой. С тех пор угорский силач вместе с дюжиной парней стал одним из лучших учеников Олега, обучавших ребят основным приёмам рукопашного боя.
В сражениях с оружием уралец не спешил показать свои умения, убедившись в том, что рисунок боя степняков не отличается от того, что он видел полвека назад в Прикамье. Племя за последние годы закупило много холодного оружия, из уральской стали, в основном топоры и сабли, хотя обязательной принадлежностью каждого воина оставалось копьё. Возможно, из-за этого, все воины продолжали строго разделять виды оружия и способы их применения. Копьём наносили исключительно колющие удары, а топорами и саблями, наоборот, строго режущие удары, с полным замахом. Поэтому старый сыщик не спешил показывать кочевникам свою колющую технику, тем паче, что применить её могли не больше трети воинов. Да, именно воинов, не оставалось сомнений, что племя собирается воевать, а не просто идёт в набег. Это просматривалось во всём, подготовке бойцов, экипировке воинов и других незаметных деталях. Даже то, что стойбище продвигалось к Тобольску, где собиралось продать практически все отары овец и закупить оружие. Поэтому, страдающий параноидальной подозрительностью Олег проигрывал примерно треть поединков с оружием, якобы из-за старческой медлительности, не успевая защититься от особо резкого удара.
Причём, опытный психолог, он знал, кому проигрывать, в результате чего за пару недель вошёл в круг военных вождей и их отпрысков. Этому немало способствовали частые встречи уральца со священником Суроном, занимавшим высокую ступень в иерархии объединённых родов. Так, постепенно передвигаясь кружным путём по богатым пастбищам, стойбище приближалось к Тобольску, где, как понял сыщик, была назначена встреча с другими родами, собиравшимися в большой набег. Когда вдали показались стены крепости Тобольска, уралец понял, что не добрался до неё с женой всего пару дней. За две недели, по его подсчётам, объединённые роды прошли всего полторы сотни вёрст, да ещё полукругом. Напрямик путники добрались бы за пару дней, при самой плохой погоде. Но, болезнь хурги, а затем и новости из столицы не торопили Олега домой. Максим, единственный, кто мог его узнать, умер, младший сын Всеслав работает много лет в Ёбурге, а девочки были слишком малы, чтобы вспомнить отца через полвека. По разговору с Суроном, обучавшемся в Уральске два года, Олег понял, что мало кого из своих ровесников, он застанет в живых.
Об этом он и разговаривал с женой, вполне вернувшей свои силы, кроме предвидения и прыжков во времени.
— Я не хочу возвращаться в Уральск, — прямо высказал своё намерение мужчина, — там мы станем лишними. Более того, нас начнут бояться, затем ненавидеть, потом захотят убить или подчинить себе твои умения. Если народ восстанет против нас с тобой, мы можем стать причиной гибели моих потомков, царской династии.
— Как нас могут ненавидеть мои сёстры и твои дети? — не поверила девушка, — они нас любят и обрадуются нашему возвращению.
— Да, — согласился уралец, — сначала обрадуются. Потом увидят, что мы не постарели, а они глубокие старики, начнут завидовать. От зависти до ненависти один шаг. Меня и тебя будут бояться все встречные уральцы, ненавидеть все старики. Подумай, самым младшим твоим сёстрам уже за пятьдесят лет, а ты, по-прежнему, молодая. Потом кто-нибудь обязательно узнает о твоих способностях и не поверит, что они пропали. Даже, если не тронут тебя, твои сёстры будут в опасности. Их могут похитить и пытать, добиваясь прыжков в будущее.
— Пусть всё пройдёт не так, — присел он на кошму, — в любом случае, я не хочу снова становиться царём, хочу жить проще, по своему выбору. Хочу поселиться у тёплого моря, побывать на кокосовых островах, есть устриц и кальмаров, в конце концов. Не хочу, чтобы нас с тобой считали богами в лицо и ненавидели за спиной. Давай останемся обычными уральцами, всем я назвался Олегом, это моё настоящее имя. С помощью кочевников мы доберёмся ближе к югу, там я найду возможность устроить нашу жизнь.
О многом в тот вечер пришлось говорить супругам, собственно, Олег не сомневался в согласии жены. Но, ему необходимо было осознанное решение Хорг, чтобы спустя годы та не пеняла на его решение отказаться от царской жизни. Сам он не сомневался в правильности своего поступка. С молодости он не стремился командовать людьми или властвовать над кем-либо. Он и работу сыщика выбрал по той причине, что всё нужно делать самому, а не командовать. Хотя и руководить приходилось, но, без упоения властью, с осознанием необходимости, не более. После принятого решения, уралец собирался добираться до Индии, либо Китая. Смотря, куда двинутся кочевники, к ним он решил примкнуть и пройти большую часть пути в орде.
Мало приятного в сражениях и покорении других народов, но, Олег намеревался повернуть скотоводов на юг, через будущие афганские горы в долину Инда. Жалости к пуштунским и прочим племенам, что встретятся на пути, не было ни малейшей. Тем более, что где-то в тех краях начинали принимать мусульманство, то есть, выращивали будущих душманов и басмачей. Истинный сын двадцатого века, Олег, потерял в Афганистане и позже, в тех краях, достаточно своих друзей и знакомых, чтобы попытаться изменить будущее. Нет, не истреблением предков басмачей и душманов, но, приведением их к другой, мирной вере. Чтобы не возникали даже мысли о священной войне с неверными у жителей южных гор.
Если не удастся направить орду на юг, он предложит вождям путь на восток, там тоже тёплое море. И предки вероятных противников России, которым не помешает стать единоверцами и союзниками уральцев. В своих способностях сыщик не сомневался, он помнил все чертежи и тексты, что прочитал за последние годы, все формулы и химические реакции. Сейчас он не нуждался в десятилетиях, чтобы создать уровень девятнадцатого века. Нынче ему было достаточно необходимых материалов, да работников, как можно, больше. И, естественно, чтобы никто не мешал хозяйству, с этим подполковник надеялся управиться, работать с людьми, убеждать их в том, что нужно ему, он умел давно, и неплохо. Да и Уральское царство, получив союзника-конкурента, будет веселее развиваться, не загниёт.
Торг в Тобольске был за пределами крепостной стены, что оценил старый сыщик, решивший лично убедиться в охране границ своего государства. Стены крепости защищали двенадцать пушек, как разглядел уралец, казнозарядных. Такая оборона не давала никаких шансов нападающим, если не проспит охрана. Но, стража оказалась на высоте, придраться не к чему. Пока кочевники торговались, обменивая скот на холодное оружие, уралец, оставив оружие в юрте с Хорг, прогулялся по небольшой крепостице. Приценился к патронам в оружейной лавке, чисто машинально, покупать было не на что. Зеркала и прочая мелочь для обмена, оставшаяся в сумках, не привлекали уральских торговцев, у них своего подобного барахла хватало. Сыщик ругал себя последними словами, что не догадался выменять эту мелочь на пушнину неделю назад. С другой стороны, патронов у них с Хорг было предостаточно, а патроны шли достаточно дорого. За всё своё барахло уралец не выручил бы и полсотни штук. Сейчас, у них с женой на четыре револьвера было сто восемьдесят патронов плюс семь десятков снаряжённых патронов для карабина.
