Судьбу пленников Белов решил сразу – продать всех Сагиту или Хамиту, с Рудым можно было поиграть. Со слов других разбойников, родителей у Рудого не было, два брата и сестра жили своими хозяйствами. Богатство самого Рудого было огромным, по меркам этого времени. Большой двор в Суларе, там же торговая лавка и две большие лодьи, ещё большой двор недалеко от Сулара, где Рудый держал пленников и два десятка лошадей. Правда, там оставались пятеро охранников, но подробности Белов намеревался узнать в ближайшие дни. Нужен был совет Окуня, знавшего здешние обычаи, и помощь одного-двух крепких мужчин. Мысль получить небольшой табунок лошадей очень занимала главу растущего семейства. Пока он решил съездить в селение угров, позвать на помощь Ойдо, да и рабочие руки нужны были в любом случае. Если пообещать уграм часть добычи, они наверняка дадут парней для перевозки её в Бражинск. Размышляя над этими планами, Белов не забыл проверить, как идёт работа чеканщика, начавшего выплавку меди. Кузнецы за день изготовили уже три пары наручников, в которые Белов тут же заковал Рудого, Маригу и засланного чеканщика.
Вечером хозяин объявил, что все могут переселяться по домам. Третьяк с Владой и южане быстро ушли, только Алина с детьми осталась, как ни в чём не бывало.
– Идём, Алина, – Белов решил, что она ждёт помощи, – я помогу перенести одежду и вещи.
– Я твоя жена и буду жить в этом доме, – Алина твёрдо глядела мужчине в глаза. Тот невольно оглянулся на Ларису, которая ответила мрачным взглядом. Сам виноват, пронеслось в голове у Белова, но воспоминание о нежных пальчиках Алины не давало покоя.
– Хорошо, раз ты моя жена, будешь жить в этом доме, на первом этаже. Но запомните обе, – он посмотрел по очереди на обеих женщин, – Лариса старшая, никаких ссор и скандалов я не потерплю. Всё понятно?
Так Белов стал не только формальным, но и фактическим многожёнцем. Закрепляя свою победу, этим вечером Алина опять пошла в баню вместе с мужем и Ларисой. Спать легла, правда, на первом этаже, с детьми. Но все понимали, что это недолго продлится.
Утром, после осмотра раненых, которые довольно быстро поправлялись, – даже у Рудого уже спала температура, а воспаление становилось всё меньше, – глава рода отправился на лодке к уграм, в новое селение. С собой он вёз два топора, которые успели выковать кузнецы, все трофейные дубины и один комплект кожаных доспехов. Ну, понятно, немного гостинцев в виде овощей. Течение Тарпана в этом месте было почти незаметным, Белов весь путь прошёл на вёслах, с удовольствием разминая мышцы греблей.
За неполные две недели угры неплохо успели отстроиться, они срубили уже четыре жилые избы-полуземлянки, с традиционным очагом и полатями вдоль стен. В разной степени готовности были ещё четыре избушки, работа кипела. Однако при виде родича все с удовольствием использовали его появление для перерыва. Белов раздал подарки и попросил Коняя и Ойдо поговорить отдельно. Коротко пересказав им происшедшее, он подарил Коняю кожаные доспехи, подмигнув Ойдо, мол, тебе тоже причитается. Ещё выложил в качестве подарка дубины и топоры. Коняй начал подозрительно глядеть на него, догадываясь, что эта щедрость неспроста. Бывший сыщик не стал раскрывать свои планы уграм, не без оснований полагая, что эти дети природы не смогут сохранить ни одну тайну. Просьбу помочь гребцами Белов облёк в желание съездить за покупками, а участие каждого мужчины предложил оплатить товаром или серебром, из расчёта одна куна за человека в неделю. После этого начался обычный торг, где обговорили подробно и скрупулёзно все мелочи. Глава беспокойного семейства сразу предложил Ойдо отправиться в Бражинск, откуда тот должен был перегнать трофейную лодку в Пашур, как назвали бывшие тывайцы своё новое селение. На этой лодке через неделю двенадцать здоровых парней и мужчин приплывут к Белову, чтобы уйти в поход на пару недель. Ударив по рукам, трое мужчин пообедали и распрощались, довольные друг другом.
На обратном пути в Бражинск Белов рассказывал Ойдо подробности нападения, а тот делился трудностями устройства на новом месте. Бывший сыщик, между прочим, спросил, кто сейчас хозяин брошенного Тывая. Ойдо спокойно ответил, что угры там жить никогда не будут, боги отвернулись от этого места. Другие люди могут там селиться, место, хоть и нехорошее, но свободное. Белов поинтересовался, как староста угров отнёсся к отступничеству Алины. Ойдо даже рассмеялся, когда рассказывал об этом, оказывается, все угорские женщины очень обрадовались, что Алина ушла из селения. Они полагали, что её возьмёт в жёны кто-то из угров, и заранее ревновали.
– Если серьёзно, – сказал Ойдо, вытирая пот со лба, – ты правильно поступил, Белов, что взял в жёны Алину. Без мужа в нашем селении ей было бы очень трудно. Её и детей все обижали бы по любому поводу и без повода. Кровной родни у неё в селении нет, она из другого рода, поэтому жизнь вдовы превратилась бы в сплошное горе. Женщины её били бы за красоту и молодость, а мужчины и парни при любом случае задирали бы юбку. Коняй за неё особо заступаться не стал бы, жена у него страшно ревнивая. Так что, ты, почитай, спас Алину и её детей, – закончил свои размышления Ойдо, – твоя семья зажиточная, новая жена и её дети голодать не будут. За это Алина будет тебя всегда любить и уважать.
Отправив Ойдо с лодкой в Пашур, отставной сыщик продолжил допросы пленных, уточняя необходимые подробности, зарисовывая на старых тетрадях расположение хозяйства Рудого и его лодок на пристани. Заметив, что Рудый уже начал терять сознание от сильных болей в раненой ноге, – у него единственного оказалась повреждённой кость, – Белов перерыл весь дом в поисках обезболивающего. В тумбочке покойной бабки Алексея нашлись два стеклянных шприца в металлических коробочках для кипячения, три набора иголок и пять упаковок различных ампул. Знакомые названия оказались только на двух коробках – «морфий». Белов припомнил, что бабка Алексея умерла от рака, ещё в начале восьмидесятых, когда за возвратом наркотиков от умерших больных никто не следил. Прокипятив шприц, он поставил раненому полкубика морфия, что моментально сняло его боли. Под действием обезболивающего Рудый поменялся в характере, стал относиться к Белову как лучшему другу и с удовольствием открыл все свои тайны. Тот едва успевал записывать, раньше ему не приходилось допрашивать наркоманов под кайфом. С учётом новых показаний Рудого задумка складывалась все ярче и подробнее, вероятность успеха приближалась к ста процентам.
По мере изготовления наручников и кандалов все пленные стали пользоваться относительной свободой, теперь они свободно передвигались по своим сараям, а Белову пришлось озаботиться охраной. На ночь приходилось прицеплять пленников на связку, хотя о побеге, похоже, никто не думал, кроме Мариги. Бывший опер без допросов понимал все его мысли, тот оказался классическим уголовником, без единой черты интеллекта, одна злоба и тупость. Из него вышел бы настоящий Шариков, желание отнять и поделить между своими, конечно, не сходило с его рожи. В отношении этого «социально близкого» никакой жалости у Белова не было, он продал бы его не только на юг, а желательно – на север, куда-нибудь в Воркуту, на шахты. Жаль, что их ещё нет. Среди остальных пленных невинных жертв тоже не было, все были личными «дружинниками» Рудого.
Продолжая допросы всю неделю, Белов убедился, что Рудый, как и остальные раненые, довольно быстро идёт на поправку. Ещё пара недель, и все пленники будут абсолютно здоровы, к этому времени обещал вернуться Окунь, в совете которого глава Бражинска очень нуждался. За неделю он опытным путём установил, что Рудый становится «лучшим другом» на два часа после укола морфия. После этого радостное возбуждение спадает, и пленник начинает засыпать. С учётом такой реакции Белов планировал свои действия. Жизнь в посёлке за неделю окончательно стабилизировалась, кузнецы и чеканщики работали всё светлое время, не соблюдая восьмичасового рабочего дня. Он загрузил кузнецов изготовлением предметов первой необходимости для строительства домов, инструмента для работы и на продажу. Чеканщика-засланца он вернул на рабочее место, но кандалы на ногах оставил, разъяснив тому, что снимет их только через полгода при хорошем поведении. Нурами, ожидавший худшего, был счастлив остаться живым и невредимым, поэтому всячески показывал свою полезность и преданность хозяину. Чеканщикам Белов поставил задачу изготовления медного листа большой площади, толщиной около полумиллиметра. Задумку о производстве нового товара, который наверняка будет пользоваться спросом, он не оставил.
