Сарвий Корнелл Апер видел сон, и прекрасно осознавая это, не торопился прерывать сладостные грёзы. В священной красно-сине-чёрной тунике из «дыханья богов», что хранилась в храме Орея, он стоял на просторном балконе Дворца Флота. Члены Совета Ста и сам наместник Келл-номарха перешёптывались сзади, не нарушая его гордого одиночества. Набережные и ведущие к морю улицы заполняла праздничная толпа, в которой слышались здравицы в честь великого рода Корнеллов. Ярко светившее солнце приветствовало входившие в гавань грозные корабли, рассекавшие солёную воду окованными бронзой таранами.

Юркие биремы, незаменимые при разведке и патрулировании. Более мощные триеры, составлявшие основу дальних эскадр военного флота Нидоса. Обращённым назад углом шли три корабля с двумя мачтами и четырьмя рядами вёсел. На их палубах стояли камнемёты и огромные луки, способные поражать корабли противника на расстоянии. Во главе этих гигантов шёл флагман нидосского флота — квинкверема «Слава Гегана» с тремя высокими мачтами и пятью рядами крепких вёсел. Настоящая плавучая крепость с мощным тараном, с баллистами и катапультами на носовых и кормовых площадках.

Лёгкий ветерок шевелил длинное чёрно-красно-синее полотнище военно-морского флага Келлуана и вывешенный на средней мачте вымпел с гербом дома Корнелла. С балкона Дворца Флота стали уже различимы фигурки людей на носу флагмана. Сверкало золото и медь начищенных доспехов. Впереди своих офицеров стоял Тарберий Корнелл Апер в шлеме, украшенном султаном из перьев. Адмирал великого флота, лучший военачальник Нидоса, возвращавшийся в родной город после победы над свирепым и коварным врагом. Отцовское сердце переполнялось гордостью за старшего сына, прославившего в веках их славный род. Горожане вопили от восторга, размахивая цветами и яркими тряпками. Но вот эти радостные крики стали приобретать упорядоченный характер. Толпа в едином порыве скандировала: «Корнелл, Корнелл, Корнелл!!!» Горло Сарвия перехватило от восторга, а по щекам скатились две робкие слезинки высшего счастья. Но тут шум триумфа стал заглушать одинокий, знакомый голос:

— Мой господин, пора вставать.

Как же не хотелось прерывать такой прекрасный сон! Но видения стали пропадать, рассеиваться на отдельные фрагменты, словно дым благовоний.

У изголовья, согнувшись в глубоком поклоне, стоял верный Мыслиш. Рука хозяина потянулась ко второй подушке. Но тут Корнелл вспомнил, что ему уже далеко не двадцать лет. В столь почтенные годы в рабов не швыряют чем попало.

Он сел, спустив ноги с высокой кровати. Через широко распахнутую дверь в комнату светило солнце, оживляя и наполняя светом яркие настенные росписи. Пока господин просыпался окончательно, расторопный раб уже припас ночной горшок. Корнелл сполз с ложа и снял набедренную повязку. Когда-то он спал обнажённым, как и положено истинному радланину. Но теперь приходилось больше думать о здоровье, чем о следовании традициям. Избавившись от излишка жидкости в организме, надел верёвочные сандалии и вышел во внутренний дворик. В центре крошечной зелёной лужайки стояла статуя хозяина дома из белого мрамора в полный рост. После смерти Сарвия её голову отнесут в комнату предков, а здесь поставят скульптуру нового хозяина дома.

Мыслиш уже раздвинул расшитую занавесь, отделявшую парадную часть дома от жилой. Блеснуло прямоугольное зеркало водоёма. Корнелл знал, что рабыни уже проснулись и готовы приняться за уборку. Но обычай требовал, чтобы новый день в доме начинал господин.

Он подошёл к домашнему храму, бросил на тлеющие угли щепоть благовоний, отломил по кусочку лепёшки и положил его перед каждым из богов. Вечером их слопает кто-нибудь из рабов. Как глава семьи, Сарвий попросил у хранителей дома удачи в делах и, не удержавшись, широко зевнул.

Исполнив долг, хозяин дома направился в ванную. В просторном бассейне обнажённые рабыни разбрасывали лепестки роз. Лекари уверяли, что аромат этого цветка и его сок благотворно влияют на упругость кожи.

Отдав себя в умелые руки банщиц, Корнелл посмотрел на застывшего у двери Мыслиша.

— Я слышал ночью какой-то шум?

Среди разнообразных талантов доверенного раба значилось умение интересно рассказывать новости.

— Это, наверное, дождь, — вздохнул Мыслиш. — И пожар, который он потушил.

— Далеко горело? — озабоченно поинтересовался советник.

Одна из девушек зашла ему за спину и стала растирать мягкой губкой плечи.

— На углу улицы Амош и Зелёной.

Господин задумался, стараясь вспомнить, чьи дома расположены по этому адресу.

— Много сгорело?

— Всего один дом, господин, — покачал головой раб.

Вдруг из внутреннего двора донёсся молодой весёлый голос.

«Что-то младший сегодня рано проснулся», — раздражённо подумал Сарвий, зная, что бесцеремонный Мерк не даст отцу насладиться этой игрой-беседой.

В дверях ванной комнаты появился стройный обнажённый юноша с красивым лицом и весёлыми серыми газами.

— Пока вы доберётесь до самого интересного, наступит вечер! — смеясь, сказал сын, заходя в воду.

Отец отстранил рабыню.

— Так что же такого важного случилось в эту ночь?

— Убили советника Лиона и спалили его дом! — ответил юноша.

— Бровастый греховодник мёртв? — встрепенулся старший Корнелл.

— Да, господин, — поклонился Мыслиш. — И неизвестные злодеи действительно спалили его дом. А когда рухнула крыша, сразу начался дождь.

Раб замолчал, глядя, как хозяин выходит из ванны, а рабыня вытирает его мягким льняным полотенцем.

— Люди видят в этом волю богов, — закончил он в ответ на вопросительный взгляд господина.

— А что говорит Горбатый Гилл? — Сарвий Корнелл терпеть не мог этого костолома, но после смерти отца он может занять его место в Совете Ста.

— Мёртвые не разговаривают! — рассмеялся сын, звонко шлёпнув рабыню по тугой ягодице.

— Что ты сказал? — отец удивлённо посмотрел на младшего сына, но тот уже занялся живой игрушкой.

— Господина Гилла тоже убили, — смущённо кашлянул за спиной Мыслиш.

Сбросив на пол мокрое полотенце, озабоченный советник пошёл одеваться.

— Как это случилось? — спросил он, глядя в тусклое серебряное зеркало.

— Подробности мне пока неизвестны, — виновато развёл руками доверенный раб. — Едва привратник рассказал о пожаре, я сразу послал туда Тряпичку и всё знаю только с его слов.

Тут он поправил тунику на плече господина.

Державший зеркало юноша торопливо заговорил:

— Когда я пришёл на пожар, господин советник и его сын уже были мертвы. А их дом пылал так, что пламя поднималось до самого неба…

— Как они умерли? Сколько было убийц? — досадливо поморщился Корнелл. — Что говорили люди? Вспоминай, урод!

— Никто ничего не видел, господин, — раб втянул голову в плечи. — Кто-то запер ворота дома господина Лиона и поджёг его.

— Как заперли?

— Не знаю, господин!

— О мощь Сухара! — хозяин воздел очи горе. — Ну, как они убиты, ты знаешь?

— Зарезали, господин! — быстро проговорил юноша. — Их люди бросились в погоню за убийцами.

— Поймали?

— Не знаю, господин, — виновато пожал плечами Тряпичка. — Начался дождь, и я вернулся домой.

— Боялся растаять, тупица?! — фыркнул Корнелл. — Мыслиш, дать ему пять палок.

— Слушаюсь, господин.

Усаживаясь в кресло, советник постарался успокоиться и велел доверенному рабу впустить коскидов. Скучная, но необходимая процедура пожелания покровителю доброго утра сегодня может оказаться интереснее, чем обычно. Может быть, эти проныры что-нибудь знают?

Нельзя сказать, что Сарвий Корнелл Апер держал своих приближённых в чёрном теле. Однако и баловать бездельников он тоже не любил.

Коскиды жидкой толпой ввалились в прихожую, каждый из них старался первым появиться на глаза покровителю. Обычно после этого, выстроившись полукругом, они по одному подходили к хозяину дома, произнося заранее подготовленную прочувственную речь.

Но сегодня покровитель решил изменить порядок и сразу стал расспрашивать о событиях прошедшей ночи. Выяснилось, что убийца, скорее всего, был один. Но когда «гиены» пустились в погоню, он привёл их в засаду, где нескольких убили и покалечили. Это сообщение огорчило советника. Чрезмерное ослабление одной из группировок вполне может вызвать войну на улицах города. О банде, совершившей столь дерзкое убийство, уже ходило множество слухов. Поговаривали, что наёмные убийцы обещали награду за любые сведения о столь удачливых конкурентах. Среди заказчиков преступления называли «волков», «мурен» и даже кое-кого из нидосских богатеев, озабоченных бесчинствами Горбатого Гилла.