Павел к замужним не подходил, опасался порочащих связей. Муж любовницы мог оказаться лицом высокопоставленным, причинить много проблем. А зачем они Павлу? Его целью было знакомство, а потом брак. Надоело ходить бобылем, есть всухомятку, хотелось любви, семьи, уюта. Жандармский ротмистр – статный, с лицом пригожим, не обделен умом, с хорошим чувством юмора – девушкам нравился. Постреливали глазками, подавали сигналы веером. Был целый язык таких сигналов, пришлось и его освоить. Знакомый гусар поведал. Но пока ни одна девушка не заставила сердце биться чаще, не замирало дыхание при взгляде на избранницу. Вспоминал иногда купеческую дочь. Однако, обидевшись, она не захотела продолжить отношения. А надоедать не в его правилах.
Чем ближе весна, тем сильнее овладевало Павлом беспокойство. В марте стреляли в Дрентельна, но шеф жандармов остался невредим. Но было в душе чувство – что-то упустил, недоглядел, и не мелочь, а серьезное. Начал вспоминать служебные дела. Вроде никаких «хвостов» не осталось. То, что необходимо, завершил в срок. Потом стал припоминать, что случилось или должно было случиться в апреле. Первое число – «день дурака». Обмануть друг друга – «у тебя вся спина белая» или еще что-то в этом роде. Не стоит выеденного яйца. Второе апреля. Что-то серьезное с этой датой, но что? И вдруг сразу – покушение на государя! Вскочил с постели, оделся быстро, успел побриться, но не позавтракать. Оружие проверил и на Дворцовую площадь, почти бегом. Охранное или Третье отделение Отдельного корпуса жандармов и было создано в первую очередь для выявления и уничтожения кружков и обществ, замышляющих убийство государя и изменение общественного строя. И сейчас Павел занимался прямой обязанностью – старался уберечь императора. Как выглядел террорист, он не знал. Высок, низок, во что одет? Не известно ничего. Вполне возможно, в анналах истории записи о том есть, но он не читал в свое время. Сколько он уже видел разных вольнодумцев, членов разных обществ, но они не выглядели злодеями. Обычные с виду люди, улыбчивые, милые в общении, но с кровожадными намерениями, поистине людоедскими. Например – взорвать бомбу для убийства царя или другого чиновника. Сколько при этом погибнет посторонних людей – женщин, даже детей, террористов не интересовало. Общественно опасный способ! Не отравление, не стрельба. Наоборот! Чем больше будет жертв, тем больше шума, возмущения общественности. Разным «землевольцам» или «народовольцам» такого резонанса и надо.
Пока на Дворцовой площади тихо, гуляет народ. У ворот Зимнего дворца стоит дворцовая стража, у них мундиры особые да шлемы с киверами.
Восемь часов утра, девять. Народу на Дворцовой площади мало. Кто-то, похоже – приезжие из провинции, обходят и разглядывают Александровский столп. Наверху фигура ангела. Не тонкий ли намек, что домашние звали царя Александра I «ангелом»?
Время близится к десяти, Павел в напряжении. Покушение было утром, но во сколько, он не помнил. Подошел к стражнику дворцовой охраны, жетон показал. Мог бы и не показывать, стражнику хватило формы, кивнул.
– Где государь?
– Если вы по делу, лучше обратиться в канцелярию Его Величества.
Нет, так дело не пойдет. Напрямую сказать о предстоящем покушении нельзя, сразу возникнут вопросы – откуда и от кого знаешь? И подозрение в сообщничестве.
Царь прогуливался вокруг Зимнего дворца или в Летнем саду ежедневно. Иногда в одиночестве, иногда с членами семьи. Но всегда без охраны. Верил в свою богоизбранность и любовь к государю простого народа.
Император уже был у ворот здания штаба гвардейского корпуса, что на набережной Мойки. Сзади его догнал быстрым шагом террорист, с дистанции двенадцати шагов выстрелил из револьвера. Государь имел военное образование, побежал, причем зигзагами, к Певческому мосту. Террорист выстрелил еще два раза и раз за разом промахивался. После третьего раза его настиг штабс-капитан Отдельного корпуса жандармов Кох. Он выхватил саблю, ударил обнаженным клинком по спине стрелявшего, но плашмя. Ударил очень сильно, так что клинок согнулся, а преступник едва не упал, оперся левой рукой о булыжную мостовую и выстрелил в сторону убегавшего царя еще раз. Потом, превозмогая боль в спине от удара, побежал к Дворцовой площади. Смог сделать еще выстрел, последний. Ибо сбоку налетел Павел, сбил с ног. Револьвер отлетел в сторону. Тут же подбежал Кох. Вдвоем заломили до хруста руки стрелявшего за спину. Вокруг стремительно собирался народ. Странно, ведь пять минут назад на огромной площади прохожих было совсем немного.
Сразу на пролетке повезли террориста в Охранное отделение. Задержанный оказался Александром Константиновичем Соловьевым, 1846 года рождения, отставным коллежским секретарем. При аресте первоначально солгал, назвав себя Соколовым.
Следствие велось тщательно и быстро, были собраны опытные следователи, в их число попал и Павел. Покушение неудавшееся, но от того не менее значимое. Уже 25 мая открылось заседание Верховного Уголовного суда. О себе Соловьев в первоначальном слове сказал: «Дворянин, тридцати трех лет, крещен в православной вере, но религии не признаю».
Преступник своих действий не отрицал, но связь с какой-либо организацией отвергал. К концу дня суд признал его виновным и приговорил: лишить всех прав, в том числе дворянства и подвергнуть смертной казни через повешение. Подсудимый приговор не опротестовал, и 28 мая приговор был приведен в исполнение на Смоленском поле при стечении семидесяти тысяч человек. Гроб с телом казненного отвезен на остров Голодай и там зарыт без отпевания.
Народ в храмах молился за императора, злобствовали только сторонники революции, приверженцы идеи убийства царя. Они мечтали разрушить государственную машину, но что взамен? Кто будет руководить страной? У террористов не было ни одного видного экономиста, философа, политика, способного возглавить большую страну. Причем империя постоянно развивалась, и к 1913 году ее ВВП был пятым в мире, а золотой рубль ценился выше доллара, фунта и марки.
Ни один арестованный член «Земли и воли» или других обществ не смог сказать, что у них есть план, кандидаты на посты министров. Надеялись, что вместо убитого царя на трон взойдет добрый? Так ничего не изменится, если не изменить строй. Близорукость вопиющая! Немного позже появились и другие течения. Но у анархистов хотя бы был Плеханов, мыслитель и идеолог, труды которого не гнушались изучать большевики.
В общем, сделал вывод Павел, движения незрелые, способные привести только к хаосу, бунту бессмысленному и беспощадному, а в итоге к разрушению страны. Запад этого страстно желал. И, начиная крымские войны, мысленно уже отделял от Российской империи Украину, Польшу, Прибалтику, Финляндию и другие земли.
После Первой мировой войны империю разорвать удалось, в девяностые – разрушить СССР, благодаря политическому руководству близорукому, не исключено – продажному.
И после размышления решил давить всяческие общества и кружки, насколько позволяет служба. Крикуны-горлопаны ответственности за поступки по развалу страны не несут, а он присягу давал. Для кого-то присяга – пустой звук, но для него – всерьез. Не императору присягал на верность, а Родине. Здесь родился, здесь предки живут, это его земля!
Правда, были два момента, в которых не хотелось признаваться никому. Первый и главный – не умел ездить верхом. Коней побаивался, знал только – подходить к ним сзади нельзя, могут лягнуть. Даже поговорка вспомнилась по случаю. «К коню не подходи сзади, а к дураку со всех сторон». По долгу службы приходилось пользоваться пролетками. Но жандармерия относилась к конной гвардии. Случись смотр или необходимость какая, опозорится же! Надо бы брать уроки верховой езды, хотя бы в седле сидеть уверенно. И второе – не владел саблей. Конечно, анахронизм, время дуэлей прошло. Револьвером он владел вполне уверенно, потому как служба в армии, пусть и один год, даром не прошла. Вполне может быть, что никогда парадную саблю не обнажит и не применит. Но действия жандарма Коха заставили поколебаться в своем убеждении. Кулаком так сильно ударить невозможно. А клинком плашмя получилось удачно. И Соловьева не зарубил, и травму ему нанес, преступник толком бежать не мог. Уже потом, в Охранном отделении, когда раздевали террориста на предмет обнаружения особых примет – шрамов, татуировок, родинок, видел на спине след от сабли – багровую полосу в два пальца шириной от плеча до поясницы. Соловьев из-за удара не владел левой рукой, при каждом движении мучился, кривился.
