– Нож соскользнул, в портупею, что ли, ударил? – оправдывался Пашка.

Игорь выглянул из дзота. Никто не обеспокоился. А рядом с ним, в паре метров, двое разведчиков перемахнули. Через минуту еще пара, потом еще и наконец последние.

– Все, – прошептал Игорь Пашке. – Наши перед траншеями.

Игорь посмотрел через амбразуру. Ночь хоть и темная, а глаза к темноте привыкли, видна возня у проволочных заграждений. Игорь ствол пулемета вверх задрал, дал короткую очередь. Ракетчик снова пустил «люстру». Черт! Из амбразуры видны неподвижные фигуры разведчиков. Замерли все, пережидают, как осветительная ракета погаснет. Но колючку уже преодолели. Игорь открыл крышку пулемета, вытащил затвор, сунул за пазуху. Затвор почти горячий от стрельбы.

– Нам пора, – шепнул Изместьев.

А со стороны траншеи тяжелые шаги часового. Дошел немец до дзота, поинтересовался:

– Курт, как дела?

Игорь сообразил, ответил. Конечно, на немецком:

– Как всегда, уже вторую ленту отстреляли.

– Сигаретки не найдется?

– Заходи, поделюсь.

А сам знак Пашке сделал – встать сбоку от входа, ножом работать. Часовой пригнулся, чтобы шлемом не стукнуться о низкую притолоку, сделал шаг, второй, выпрямился в рост, а Пашка под левую подмышку ножом дважды ударил. Часовой молча рухнул.

– Дергаем по-быстрому, – шепнул Игорь. – Ты первый, я за тобой.

Пашка выбрался из дзота, по выдолбленным в земле ступенькам вылез из траншеи, руку подал Игорю. Поползли к ряду с колючей проволокой. Старшина, который в числе первых полз, заботливо куском деревяшки от снарядного ящика проволоку подпер. Первым под проволокой Изместьев прополз, за ним Игорь. Развернулся, придерживая рукой проволоку, деревяшку убрал. Теперь заграждение выглядело обычно. Поползли, догоняя своих. Когда ракетчик пускал ракету, все замирали. Главное – метров двести проползти, а дальше свет от «люстр» не достает, уже спокойнее. Уже на середине нейтралки были, когда в траншеях у немцев поднялась тревога – обнаружили убитых пулеметчиков и часового.

Сначала крики:

– Аларм! Русише!

А потом стрельба из многих стволов. Разведчиков учить не надо, стали искать место для укрытия – ямки, воронки от снарядов и бомб, подбитую технику, за которой укрыться можно. Изместьев, он впереди был, углядел воронку. Сам сполз, Игоря окликнул. Воронка невелика, едва вдвоем поместились. И вовремя. Немцы открыли по нейтральной полосе огонь. Сначала из ротных 50-мм минометов, потом ударили «Ишаки» – шестиствольные реактивные минометы на колесном ходу. Мины рвутся, пехота немецкая из всего, что стреляет, по нейтралке лупит, головы не поднять. Если бы не успели отползти за границу освещения ракетами, никто бы не выжил. Немцы постреляли наугад, и через полчаса обстрел стих.

А для нашей пехоты такой обстрел – как сигнал: от немцев выбирается кто-то. Разведчики, либо окруженцы, или партизаны. Пехотинцы из землянок уже стрелковые ячейки заняли.

Старшина еще до часового в окопе не дополз, а тот уже голос подает:

– Кто такие?

– Свои, разведка.

И выматерился витиевато, в пять коленцев.

Бывали случаи, когда немецкая разведка обманывала. Один или несколько человек в разведгруппе по-русски говорили, но материться так и не научились. Так что матерок как пароль своеобразный.

Добрались до траншеи, спрыгнули. Все, дома! В разведотдел армии прибыли только к вечеру. Технарь сразу с портфелем в штаб, за ним через пару часов «Додж» с охраной приехал. Старшина доложил о выполнении задания, потом поинтересовался, вышла ли вторая часть группы, которая десантировалась с другого самолета? Нет, не выходили.

И в дальнейшем сведений о группе не было, канула в неизвестность. Скорее всего, высадка неудачной получилась. Либо в болото непроходимое угодили или в расположение немецкой части, где приняли последний бой. Такие случаи известны были, редко, но происходили.

Игорь про себя удивлялся. Случай, судьба, рок злой. Ведь и он мог попасть в тот самолет. Разделили группу на аэродроме пополам. Игорь в одну подгруппу, а тем, кому не повезло, – в другую. Он, как и его товарищи, цел остался, задание выполнил, а на других домой весточка полетела – пропал без вести, даже непонятно – в плен попали или погибли. А сколько бойцов сгинуло вот так – в окружение попав со своим подразделением, в разведке, при боевых действиях.

Приказом командарма всех разведчиков наградили медалями «За отвагу».

Среди солдат ценилась такая награда, все остальные медали пониже рангом были. Не орден, но все же отличились. Обмывали разведчики всем взводом, от которого едва половина осталась. Потери в разведроте большие, почти ежедневно. Вот и после глубокого рейда рота сразу одиннадцать человек потеряла безвозвратно. Были и возвратные потери – по ранению, но тогда после медсанбата или госпиталя вставали в строй, кто признавался годным к строевой.

Перед предстоящими наступлениями роту требовалось пополнить. Несколько человек начальство отобрало из числа полковых или дивизионных разведчиков. Это самые подходящие и толковые кадры, с опытом, бывавшие в рейдах. Но и в этих подразделениях некомплект, оголять совсем никак нельзя, на полковых и дивизионных разведчиках самая массовая работа лежит – добывание языков с переднего края. Армейские разведчики больше по глубинным тылам противника рейды устраивают, каждое задание «штучное», вроде радиолокационной станции. Для подбора пополнения откомандировали в запасной полк капитана Духанина, а с ним в помощь Каткова.

Выехали на двух «Студебеккерах». Американские трехосные грузовики, полный привод, надежные, в кабине печка, чего на наших грузовиках отродясь не было. Любили их шоферы за большую грузоподъемность, проходимость.

Для Игоря такая командировка – как отдых.

Сидел в кабине второго грузовика, по сторонам глазел. Его дело маленькое, исполнять, что капитан прикажет. Запасной полк в сотне километров от линии фронта. Прибывали туда маршевые роты из новобранцев, выписанные по выздоровлению из госпиталей, после штрафбатов. Уже в полку капитан сказал:

– Лучше бывшие штрафники. Судимость кровью смыта, пороха понюхали. Сам понимаешь, в разведке дерзкие нужны, ушлые. Я пока в штабе полка в документах на прибывших покопаюсь, а ты с запасниками потолкуй.

В разведку брали только добровольцев.

Не всякому дано, своя специфика. Впрочем, как в другой воинской специальности. Одно плохо: сначала «покупатели», как называли представителей воинских частей, отбирали в технические части – танкисты, артиллерию, особенно противотанковую. Летчиков и моряков в полку не было, для них другие запасные части. В технические части отбирали военнослужащих с образованием, минимум семилеткой, хорошо, если гражданская специальность родственная, скажем, для танковых войск тракторист или механик, в артиллерию – математики и бухгалтеры, во взвод управления огнем.

Запасной полк, по численности не превышавший батальона, построили. Офицеры-танкисты и прочие службы вывали поименно военнослужащих, вывели из строя. Дошла очередь до капитана.

– Кто желает служить в разведке? Трудно и сложно, зато грудь в наградах, почет и уважение.

Кто-то в строю выкрикнул:

– Грудь в крестах или голова в кустах!

Поговорка была старой, еще с царских времен.

Добровольцами обычно шли молодые ребята. Мужики постарше, семейные, предпочитали в пехоту. Зарылся в окопе, и пуля не возьмет. Резонно, в разведке гибли чаще, потому как по лезвию ножа ходили. Тем не менее удалось набрать двадцать два человека.

Капитан сходил в штаб, подал список.

– Мало, не хватает для пополнения, – сказал он, вернувшись. – Можно в приказном порядке взять, но сам понимаешь, Катков, не вояки. Вот ты пойдешь в немецкий тыл, если в товарище не уверен? Нет! И я не пойду. Сдрейфит в самый напряженный момент, всю группу подставит. Сам ни за понюшку табаку погибнет и остальных за собой потащит. Командуй на посадку.

– Кто в разведку, на грузовики! Десять человек в первый, остальные – во второй.