Ловко! Игорь по сторонам головой крутил, бинокль к глазам прикладывал – нет ли опасности? Время шло, минуло полчаса, а Манкова все нет. Игорь беспокоиться начал. Не случилось ли чего? Но вот командир показался. Пригнувшись, перебежал через рельсы, метнулся в кусты, причем далеко от Игоря, чтобы не навести на бойцов, если наблюдатель есть.

Уже за кустарником к Игорю подобрался.

– Не зря сходил! Стрелочник наш, русский. Кое-что новое для себя узнал. Паровозы немецкие и паровозные бригады на них – немцы. Если поезд с этого разъезда выходит, до моста через Неман идет двенадцать-тринадцать минут.

– Откуда такая точность?

– Охрана с моста о каждом поезде на разъезд докладывает, дежурный записи в журнале делает. Стрелочник сам видел. Начальник разъезда немец, а остальные служащие русаки из местных, мобилизовали их принудительно. Идем, остальное по дороге расскажу.

Отошли от разъезда скрытно, тихо. Уже когда по лесу шли, Манков сказал:

– Оказывается, поезд остановить просто. Стоит разъединить воздушные шланги тормозной системы, как давление в магистрали упадет, будет экстренное торможение. Это как стоп-кран сорвать. Кумекаешь?

– Дошло. Важного только не услышал. Допустим, поезд остановили. А сколько метров у него тормозной путь?

– В самое яблочко вопрос! – засмеялся командир. – Уклонов здесь нет, средний вес поезда две тысячи тонн. Стрелочник сказал – двести пятьдесят метров.

– Так, если мину заложим в вагон, как рассчитать время?

– Ты на железную дорогу внимательно смотрел? Там километровые столбы есть. Время мы с минером на бумаге посчитаем. Скорость поезда к мосту шестьдесят километров, стало быть, последний до моста километр поезд минуту ехать будет.

– Двух человек на поезд надо, – рассудил Игорь. – Один разъединит тормозные шланги, другой бикфордов шнур подожжет. И сразу прыгать с поезда надо. До моста еще далеко будет, если повезет – немцы не заметят.

– Надо еще ухитриться шею не свернуть или ногу не сломать. Не забывай, самолет за нами не пришлют, сами выбираться будем.

– Да помню я.

Но Игорь чувствовал – командир в хорошем настроении, воспрял духом. Появился вариант взорвать этот чертов мост, причем малой кровью. Заморочки были, все детали нужно подгонять по времени.

Когда вернулись на лежку, командир собрал всех, доложил об увиденном. Начали обсуждать. Каждый волен был вносить свои предложения, замечания. Но когда план будет принят, все должны действовать неукоснительно. Минер Щукин, подумав, сказал:

– А чего вы дергаетесь? Через минуту или пять поезд взорвется, лишь бы на мосту был.

– Поясни, – поднял голову командир.

– Если взрыватель взорвется раньше, чем поезд до моста доберется, это провал операции. А когда на мосту встанет, паровоз не сможет тронуть вагоны, пока не обнаружена причина утечки воздуха. А для этого время нужно. Кто-то из паровозной бригады должен вдоль всего состава пройти, соединить шланги.

– Взрывчатка недалеко от паровоза должна быть, вагон третий-четвертый. Так рассчитать легче.

– Тогда и причину найдут быстро.

– Да о чем вы, бойцы? Зачем шланги разъединять? Перерезать! Пусть тогда, если и найдут разрез, быстро установят другой. Не получится!

– По крайней мере минут пять на поиски уйдет, а то и больше. Стало быть – бикфордов шнур можно брать такой длины, чтобы десять минут горел. Отсчет с момента перереза шланга идет.

Расписали в итоге для каждого разведчика его действия. Все идут к разъезду. Ждут остановки подходящего поезда. По сигналу Манкова двое тащат взрывчатку, забрасывают в вагон или на платформу. Щукин сразу устанавливает детонатор и бикфордов шнур. Эти двое, что взрывчатку нести будут, занимают места на тормозных площадках, в составе их всегда несколько. На них расположены ручные тормоза, но действуют только на один вагон.

С них шланги резать удобнее, не надо на ходу поезда бежать по крыше, спускаться между вагонами. Еще человека три-четыре нужны для страховки операции на разъезде, на случай появления немцев – расстрелять их.

Щукин хлопнул себя ладонью по лбу:

– Важный момент упустили.

– Что еще? – нахмурился Манков.

– Одного бойца вперед послать надо. По километровым столбам пусть определится с дистанцией. Двести или двести пятьдесят метров от моста. Пусть лежит или в лесу сидит, а как паровоз с ним поравняется, сигнал даст. Мы-то из вагона столбики можем не увидеть или обозначение на нем не прочитаем.

– Принимается, Катков – ты придумал, ты и сигнальщиком будешь. От моста по пикетам отмеряешь двести пятьдесят метров, занимаешь позицию справа от рельсов по ходу движения. По твоему сигналу шланги бойцы режут, Щукин шнур поджигает, и все прыгают с поезда. Если что, подстрахуешь, поможешь. Коли потеряемся, встречаемся на этой лежке.

– Так точно. Можно исполнять?

– Иди.

Игорь пробрался поближе к железнодорожному полотну. И тут дошло. Зачем определяться по пикетам, когда столбы телеграфной связи вдоль путей идут? Они еще с довоенной поры остались. Немцы ими пользовались, заменив провода, где они были повреждены. Расстояние между столбами стандартное – пятьдесят метров. Пять столбов и будет двести пятьдесят. Начинало смеркаться. Темнота для разведчика – благо. Игорь выждал с полчаса, группа уже на полпути к разъезду. Пора перебираться на другую сторону от путей. Вроде перебежать можно, но поосторожничал. Лег, пополз, ощупывая землю перед собой руками.

И был вознагражден, нащупав рыхлый бугорок земли. Пальцами осторожно землю в сторону отодвинул. Ба! Противопехотная мина.

Мало того, что по рельсам дрезина шастает туда-сюда с пулеметным расчетом, еще с обеих сторон от насыпи деревья и кусты спилили на сто метров, так еще мин наставили. Игорь мину стороной миновал. Обычно пунктуальные немцы ставили их в шахматном порядке. Так и вышло, обнаружил вторую.

Полегче пошло, пополз змейкой. Надо же, сколько мин немцы установили! Рельсовый путь на сотни, если не на тысячи километров по оккупированной территории тянется.

Перебрался через две линии путей, все же двухпутка, главный ход от Германии через Польшу в Белоруссию, к группе армий «Центр». Так же медленно, огибая мины, подальше отполз. За пнем устроился. Со стороны путей его не видно. У немцев на дрезине поворотная фара, могут осветить подозрительное место. Хитры немцы, после нескольких подрывов рельсов стали мелом или известкой белить щебень на насыпи. Партизан или диверсант, закладывая мину, обязательно поверхностный слой нарушит, место закладки издалека видно. Игорь такой способ противоминной войны оценил. И нашим бы не помешало взять на вооружение. Дешево и сердито.

Через четверть часа в сторону Минска прошел состав. Игорь смотрел, как мимо надсадно пропыхтел паровоз, за ним громыхали на стыках платформы с техникой. Под брезентом легко угадывались очертания пушек, бронетранспортеров, танков. Не иначе полк или усиленный батальон следовал. Вот бы такой под откос пустить, была бы реальная помощь фронту.

Наступила тишина. Еще через время послышалось тяжелое, одышливое дыхание паровоза, уже со стороны Минска. Потом затихло. Ага, поезд прибыл на разъезд. Подходящий ли состав? Или группа его пропустит? Но поезд остановили, чтобы пропустить санитарный поезд, он пролетел мимо на всех парах. Пассажирские вагоны, сбоку большие белые круги, в центре красный крест. Наши летчики такие эшелоны не бомбили и не обстреливали, в отличие от немецких. Не успели скрыться в ночи хвостовые огни, как на разъезде вспыхнула перестрелка. Едва слышная из-за большого расстояния, но Игорь боец опытный, сразу понял, что у группы что-то пошло не так. Или немцы на ночь охрану усилили? Бежать к нашим на помощь? Такой вариант не обговаривался, да и успеет к шапочному разбору. А потом в стороне разъезда увидел яркую вспышку, через несколько секунд докатился тяжелый грохот. Похоже – взорвался груз взрывчатки. Кто близко был – погибли, полсотни килограммов тротила – заряд серьезный. Шок, растерянность. Понятно, что о подрыве моста речи уже не идет, задание сорвано, ждать бессмысленно. Идти к месту сбора? Кто-то же мог уцелеть. В душе горечь. Кто-то из разведчиков точно голову сложил. Он пополз к насыпи. Справа слабый звук мотора, быстро приближающийся. Игорь залег в кювете или водосточной канаве. До первого рельса четыре-пять метров. Бежать назад по минному полю – полнейшее безумие. Залег, накрылся с головой плащ-палаткой.