На этот раз за весла сел Федор. Николай же сидел на корме, приглядывал за немцами.

Федор работал в темпе – хотел согреться, кровь разогнать.

– Левее немного, – скомандовал Николай, – в самый раз к иве получится.

Федор обернулся. Уже рассвело. За ивой был виден их грузовик, боец на берегу.

Лодка с разгона ткнулась носом в песок, на полметра залетев на пологий берег.

Все выбрались из лодки, и боец помог немцам забраться в грузовик.

– Казанцев, я вещмешки немецкие заберу, там ничего секретного нет. Фляжку я с бойцами оприходую, а патроны самим пригодятся.

Федор кивнул.

Уже когда они приехали в город, сам забрал из карманов немцев документы. Перед выходом в рейд, в немецкий тыл, наши разведчики сдавали старшине взвода документы и награды, а немцы все это имели при себе.

– Ну что, Казанцев, будь здоров и не кашляй, как говорится… Думаю, свидимся мы еще…

– Спасибо тебе, Николай, помог с парнями.

– Одно дело делаем, братишка!

Из Одессы Николай, что ли? Словечки употребляет портовые, да и песня про Костю… Надо поинтересоваться при случае.

Федор сразу пошел к начальнику отдела: документы немецкие на стол выложил да рассказал подробно о ходе операции.

– Не без огрехов сработали, но дело сделали. Пиши рапорт и можешь отдыхать. Допрашивать немцев найдем кому, ты же свою работу выполнил. Да, побриться не забудь.

Но Федор первым делом завалился спать. После бессонной ночи голова была тяжелой, во рту сухо, как с похмелья. «Хороший коньяк у немца во фляжке был, сейчас бы пригодился…» С этой мыслью он и уснул.

Проснулся он оттого, что в окно били солнечные лучи. Посмотрел на часы – девять часов. Попытался сообразить, сколько времени он спал, но ничего не смог понять.

Лейтенант Федотов, вошедший в комнату, только покачал головой:

– Ну и здоров ты спать, Казанцев! Экзамен на пожарника сдаешь? Сутки проспал!

Ни фига себе! Но выспался, отдохнул, в теле чувствовалась бодрость. А еще хотелось есть, просто зверски…

Он умылся, побрился. Щетина, даже трехдневная, была жесткой, как стерня, и трещала под лезвием бритвы.

Когда Федор пришел в столовую, завтрак уже закончился, но повара наскребли каши, сверху кинули кусок масла, а в придачу поставили рядом с котелком жестяную кружку с чаем и положили четыре куска сахара. Федор с аппетитом поел. Вот теперь можно жить!

Он поднялся в отдел, пришел к следователям и прочитал протоколы допросов немцев. Оказалось, что этим переходом к местам встречи агентов пользовались уже не раз. Наше упущение, водным объектам мало внимания уделяли! И воспользоваться этим переходам нашим разведчикам нельзя. Немцы, зная об этом уязвимом месте, наверняка там дежурного пулеметчика поставят – прикрыть лазейку. Но и у наших проверенные места были, где немцы недосмотрели, хоть и славились своей педантичностью. Но они под себя мерили… Стоит на карте значок «непроходимое болото» – все, никто из немцев туда не пойдет, и думать будут, что русские сделают так же. Только что русскому хорошо, немцу смерть… И потому переходили по совсем уж гиблым местам, где, как казалось, перейти невозможно.

День Федор наслаждался отдыхом – в его службе такое редко бывало. Пообщался с офицерами, анекдоты послушал. А утром следующего дня посыльный в отдел призвал, под очи начальственные:

– Отдохнул?

– Так точно!

– Тогда дело для тебя. То ли самоубийство, то ли убийство в минометной батарее – утром тело обнаружили. Езжай, разберись. Нужен будет эксперт или помощь – позвонишь. Но, полагаю, справишься.

Уточнив, где располагается батарея, Федор выехал.

Оказалось, тяжелые, 120-миллиметровые, минометы на позиции всего в двух километрах от передовой. И чем ближе он подъезжал, тем явственнее представали перед ним следы войны. Громыхание пушек, сожженные автомашины, пепелища домов…

Батарея располагалась в рощице, где были боевые позиции. Там же вырыли землянки для личного состава.

Как только Федор подъехал, к грузовику подбежал лейтенант.

– Заместитель командира батареи лейтенант Найденов, – доложил он.

– Оперуполномоченный СМЕРШа старший лейтенант Казанцев. – Федор предъявил удостоверение. Дело было серьезным, и на слова полагаться нельзя. – Рассказывайте, лейтенант!

– А что рассказывать? Утром захожу к комбату, а он мертвый. В руке пистолет, в виске – рана…

– Хотите сказать – самоубийство?

– Предположительно так.

– Ведите, посмотрим. Кто-нибудь еще в землянку заходил?

– При мне – нет. Я головою отвечаю, приказал никого не впускать.

– Правильно сделал!

– Вот здесь. – Лейтенант остановился у входа в землянку.

Часовой шагнул в сторону, и Федор распахнул дверь из горбыля. В нос ударил запах крови и алкоголя.

– Лейтенант, комбат частенько выпивал? – поинтересовался Федор.

– Как все, наркомовские сто граммов.

Но со ста граммов такого запаха не будет.

Дверь за собой Федор прикрывать не стал – так в землянке хотя бы что-то видно.

Землянка обычная, таких Федор уже не один десяток видел. Стены обшиты досками, сверху бревенчатый накат. У стены – лежанка, посередине – четыре снарядных ящика вместо стола, еще один ящик на боку лежит, как стул. Чуть в стороне – печь-«буржуйка», рядом с которой обломки все тех же снарядных ящиков. Хоть и лето, а в землянке влажно, сказывается характер местности. Протопишь «буржуйку» – все не так сыро, да и чаек подогреть сгодится.

Между столом из ящиков и лежанкой лежало тело убитого комбата.

Федор сделал шаг вперед, глядя под ноги – не втоптать бы случайно какую-нибудь улику. На земляном полу – старые окурки, уже втоптанные и заветренные. А коли выстрел был, гильза должна лежать…

Аккуратно ступая, он приблизился и наклонился к трупу. Входное отверстие в правом виске, вокруг раны – пороховой ожог и темные крапинки не сгоревшего при выстреле пороха. Выстрел был почти в упор, как и бывает при самоубийстве. Но гильза где?

Федор опустился на четвереньки, светил фонариком под лежанку: может, туда закатилась? Не видно… слегка раздвинул ящики, приподнял их – нет гильзы.

У правой кисти трупа – штатный пистолет «ТТ». Странно… Труп есть, пистолет есть, а вот гильзы нет…

Поднявшись на ноги, Федор отряхнул колени и вышел из землянки.

– Никто гильзу в землянке не подбирал?

– Я – нет.

– А другие?

– Вроде не заходил никто…

Но так не бывает, гильза не могла испариться. Значит, кто-то унес ее с собой. Зачем? Пистолет на месте, и на первый взгляд все это похоже на самоубийство. Но только на первый взгляд! Надо покопаться…

Помедлив, Федор вернулся в землянку и решил продолжить осмотр, начав его с пистолета комбата. Осторожно подняв оружие за рукоятку, он поднес ствол к носу. Оп-паньки! От пистолета не пахло порохом!

После выстрела, если оружие не почистить, от ствола будет исходить кисловатый специфический запах. Из этого пистолета как минимум двое-трое суток никто не стрелял. Уже интересно! И чем больше деталей, тем сомнительнее время самоубийства.

Федор выщелкнул магазин и пересчитал патроны. Их было восемь, как и должно быть. Он передернул затвор «ТТ» – не исключено, что в патроннике был еще патрон. Так и есть. Комбат был боевым офицером и девятый патрон имел в стволе. Картина вырисовывается уже совсем иная.

Кто-то, кто пока еще не установлен, зашел в землянку комбата. О чем-то он говорил с ним, может, они повздорили. Водку точно не пили, потому что кружка на столе из снарядных ящиков была только одна, и в ней – остатки чая. И на пьяную ссору эта картина явно не тянет.

Гость схватился за оружие, комбат успел вытащить свое, но из-за цейтнота выстрелить не смог. Тогда объяснимо, почему нет гильзы: ее забрал стрелявший гость. Стало быть, с железными нервами человек. Убив комбата, он не бросился в панике наутек, а подобрал гильзу и спокойно вышел из землянки.

Федор обыскал форменную одежду убитого, достал документы.

«Так, Молодчук Виктор Иванович, двадцатого года рождения. Молодой совсем, а на гимнастерке – орден Красного Знамени. Эх, парень, где-то ты просмотрел тайного врага, иначе опередил бы его и выстрелил первым».