– В самую точку! Натурализовавшись, не подкопаешься, агенты разъехались по стране, явились по адресам, данным им через Туркула. Вот тебе крыша над головой, связи, помощь.

– Ни фига себе комбинация!

– Тонко задумано, с дальним прицелом, на перспективу. Высший пилотаж в разведке! Причем немецкая разведка загодя о Бессарабии знала. Наверняка в одной связке с германским министерством иностранных дел работали. Так вот, осели на нашей территории десятки подготовленных агентов. Сам Каудерс с началом войны в Болгарии оказался, где возглавляет радиоцентр абвера. Как думаешь, для чего?

– К бабке ходить не надо, связь с агентурой держит!

– Правильно. Не знаешь, откуда на связь выходят?

– Не возьмусь гадать, страна велика.

– Основной радиопередатчик в Куйбышеве, иногда на этой частоте выходит рация из Подольска.

– Так-так. Ведь в Куйбышев правительство эвакуировало и дипломатические миссии.

– В правильном направлении думаешь!

– И кто-то из агентуры или их пособников работает в правительстве, скажем, обслуживающий персонал.

Осадчий на дверь обернулся.

– Ты свои догадки про себя держи, чревато это! Понимаешь, если агентура в самом верху окопалась, все секреты немцам известны.

Если это так, понятны неудачи на фронтах, знания немцами войсковых резервов РККА, мобилизационных планов, в том числе по развертыванию оборонных заводов, выпуска военной техники. Мало того, немцам могут быть известны пути транспортировки поставок по ленд-лизу, порты назначения, выход караванов.

Федора холодный пот пробил.

– А ефрейтор этот кто?

– Связист, рядовая пешка, бывший красноармеец, в плен к немцам попал, сотрудничать стал. Жить-то охота. Но слабак. Сразу же явки и пароли сдал. Деталь интересная. Кодовые слова и цифры у него на башке.

– Ты имеешь в виду в голове?

– Именно на голове. Обрили налысо, на темени и затылке текст нанесли химическим карандашом или кто его знает чем. Приказали не мыть голову. Волосы за две недели отросли, никаких компрометирующих документов или вещей при себе нет. Мы постригли его машинкой под ноль, текст сфотографировали, переписали.

– Дальше будешь с ним работать?

– А ты как думал. Ефрейтор этот боится, что расстреляют, согласился помогать. Он в Москве сейчас. Я, когда сопроводительную записку писал, о тебе упомянул, про бдительность и прочее.

– Если бы медаль хотя бы дали.

– Может, и отметят. За кончик веревочки мы ухватились. Но уверен будь, размотаем весь клубок.

Федор ошарашен таким известием был. Думал, дезертира задержал, а вышло – агента, да еще на разведсеть вышли. Так везет редко.

Удача улыбалась не только советской разведке, создавшей в Германии «Красную капеллу». Немцы, с их богатым опытом в этой области, не отставали. Уже после войны стали известны данные о их разведсети «Макс» в Москве, агент был в Государственном комитете обороны.

Вербовкой агентов среди наших пленных на Западном фронте занимался от абвера генерал Эрнст Кестринг. Это был русский немец, родившийся под Тулой. Отлично, как родным, владел русским языком, знал русский менталитет. И ему повезло. В плен 13 октября 1941 года попал 38-летний политрук, капитан Минишкий. До войны он работал в секретариате ЦК ВКП(б), с началом войны его мобилизовали на Западный фронт. После пленения он сразу дал согласие сотрудничать с немцами, дал согласие на работу в абвере и восемь месяцев провел в разведшколе. За это время Эрнст Кестринг тщательно готовил операцию возвращения агента в советский тыл. Затем началась операция «Фламинго», которой руководил Браун, уже имевший в Москве агентурную сеть, главное – в Москве был радист с псевдонимом «Александр». Люди Гелена переправили Минишкия через фронт, он доложил в штабе армии о своем пленении и дерзком побеге, каждая деталь была тщательно подготовлена и проработана немцами. Его забрали в Москву, памятуя о прежних заслугах в секретариате. Минишкий через небольшое время стал трудиться в военно-политическом секретариате ГКО. После 14 июля 1942 года от него потоком пошла ценная информация. Первое же сообщение о совещании Ворошилова, Молотова и Шапошникова с военными атташе американской, английской и китайской миссий. В последующих донес о наших силах и резервах под Сталинградом, чем немало способствовал продвижению немцев к Волге. У немцев он проходил под шифром «438». Участники операции «Фламинго» работали до глубокой осени 1942 года. Затем Минишкий был отозван, с помощью диверсантов группы «Валли» его перевели через линию фронта. В дальнейшем он работал в разведшколах, готовя агентов, а ближе к концу войны в аналитическом отделе. После открытия второго фронта в Европе ухитрился переметнуться к англичанам, имея на руках военную информацию о спящей и действующей агентуре немцев у русских. Их смогли задействовать разведки Англии и США.

По неподтвержденным данным, во время войны действовали агенты абвера в ближайшем окружении советского генералитета.

А сколько еще малоизвестных агентов действовало на железнодорожных станциях, в городах, воинских частях? Сообщения от них передавались в радиоцентр, аналитики делали выводы, докладывали ближнему окружению Гитлера и ОКВ – верховному немецкому военному командованию. Но если генералитет умел читать разведсводки и делать прогнозы, то Гитлер действовал неадекватно, порой сам издавал директивы и приказы.

Интересный случай произошел с Федором через пару недель после задержания ефрейтора. Федор вышел на проверку патрулей и пропускных пунктов. Был уже конец января, морозы отпустили, к вечеру было градусов десять. Бодрит, но не так холодно, как в декабре, когда были по тридцать пять – сорок. Дышалось легко, воздух чистый. Один из солдат, что сопровождал Федора, обратился к нему:

– Товарищ старший лейтенант, вроде человек на льду.

На лед Волги в черте города жителям разрешалось выходить только днем. Чтобы как-то выжить, многие мужчины занимались подледным ловом рыбы. Поймал за два-три часа килограмм – два, уже приварок к скудному столу в виде ухи. А сейчас уже сумерки и фигура явно движется к берегу. Рыбак засиделся? У многих любителей лова еще с довоенных времен были раскладные стульчики или фанерные ящики с ремнем. Внутри рыболовные снасти и посидеть на ящике можно. Подошел к берегу неизвестный, стало видно – хромает на одну ногу и снастей нет. Почему инвалид по мосту не пошел, а по льду? Время экономил или остерегался проверки? Федор решил подождать, проверить. Мужчина с трудом выбрался по крутому и заснеженному склону на набережную. Увидев военный патруль, замешкался. Ага, стало быть, есть что скрывать. Мог самогон из деревни от родни нести. А самогоноварение преследовалось по закону, ибо на его изготовление шла пшеница или другие продукты. Самогон на базаре продавали из-под полы, и он пользовался спросом.

– Стоять! – приказал мужчине Федор. – Документы!

– Да я свой, городской, к родне ходил на другой берег, по льду-то короче. Ноги у меня нет.

В доказательство мужчина поднял левую штанину. Вместо ноги и башмака уродливая деревяшка.

– Где ранило-то, отец? – участливо спросил один из бойцов.

– Еще на финской, зимой сорокового.

Документы у мужчины были в порядке, но не понравился он Федору. Глаза бегают, вроде опасаются чего-то. Если самогон несет, то черт с ним, преступление мелкое, дело милиции. Но все же приказал:

– Обыскать!

Бойцы добросовестно прощупали одежду, обыскали карманы. Кисет самосада, самодельная зажигалка из винтовочной гильзы, несколько мятых рублей. Ничего подозрительного. Федор уже отпустить инвалида хотел, а интуиция подсказывает – не чист и не прост мужик.

– Мне твой протез осмотреть надо! – заявил Федор.

– Да что же вы делаете, сынки? Я ногу за советскую власть потерял, воевал, а вы за культяпку мою взялись.

– Придется пройти с нами.

Федор с бойцами довел его до КПП, располагавшегося в уцелевшей половине разрушенной взрывом избы. Для бойцов это было местом, где можно обогреться в морозы. Они топили печь, и в единственной комнатке было тепло. Увидев Федора, два бойца вскочили, руки по швам.