– Сложно, но обещаю, поможем.

А вот секретарь райкома типичный болтун оказался. О руководящей роли партии вещал, о величии и провидческом гении великого вождя товарища Сталина. И никакой конкретики. Как будто дел в разрушенном городе мало.

Город разрушен сильно – бомбардировки, артиллерийский огонь, а еще пожары. Деревянных домов в городе множество было. При отступлении немцы организовали большую, из восьмиста человек, команду факельщиков, подожгли дома. Целые улицы сгорели, кварталы. Некому и нечем тушить было.

Поэтому карты, очень точные на 1939 год, не совсем соответствовали действительности. Федор, как прибыл в распоряжение роты, собрал командиров взводов и отделений, раздал карты.

– Изучайте. Кто не сможет перевести названия улиц, обращайтесь ко мне. Буквально вызубрить. С завтрашнего дня рота выходит на патрулирование. Разбейте личный состав на смены – по восемь часов. А сейчас обустраивайтесь.

Мелких хозяйственных дел много, начиная с изготовления пирамиды для оружия и кончая организацией питания. На три дня был получен в батальоне сухой паек. А дальше надо самим думать. Продукты получать со склада НКВД не проблема. Но готовить? С каждого взвода выделили по бойцу.

А еще котлы нужны, кастрюли. Два дня, распределив заставы и задания командирам взводов, Федор мотался по городу, выискивая необходимое.

Но понемногу обживались. С появлением в городе милиции и его бойцов преступлений становилось меньше. Немцы наших уголовников не трогали, воры и убийцы в политику не лезли. А при отступлении фашистов уголовники обнаглели, только сейчас получив отпор. Федор инструктировал своих командиров взводов и отделений.

– Не рискуйте жизнями бойцов! Не подчиняется кто-то или оружие обнаружил, пусть даже нож, сразу стреляйте на поражение. Застали на месте грабежа, кражи, сразу на поражение. Надо очистить город от преступных элементов.

– На то милиция есть, – возразил один из командиров.

– Преступный элемент – база для агентуры, на хазах ихних могут укрываться предатели. Это пособники фашистов, а вовсе не заблудшие овечки. Если вор отобрал у ребенка кусок хлеба, обрекая его на голодное существование или смерть, то чем он лучше фашиста? Твердость, жесткость, беспощадность к врагу!

В первый раз Федор сам выводил бойцов на заставы или пропускные пункты. На месте определялся, где быть КПП. По карте одно, а на месте не всегда так, иной раз приходилось передвигать пост на сотню метров. Каждой точке номер присвоил сам, список раздал командирам взводов, так удобнее распределять наряды. Сам не брезговал с парой бойцов по улицам пройтись. Чтобы грамотно руководить, надо знать обстановку в городе. Быт в Калинине налаживался. Заработала почта, 7 января – водопровод, а 5 февраля пустили трамвай, на тот момент единственный общественный транспорт в городе.

Бойцов стало легче доставлять к месту несения службы. На трамвае солдат, как и милиционеров, возили бесплатно. Калинин – город по площади большой. Пешком не находишься, а своего транспорта в роте не было.

Вечером Федор направился проверять посты, взяв с собой двух бойцов. Одному на служебные проверки выходить не положено. В первую очередь из-за соображений безопасности. Пока начальник патруля, будь это офицер или сержант, проверяет документы, солдаты должны наблюдать за проверяемыми. Были случаи, когда нападали внезапно.

Подошли к вокзалу. Место бойкое, постоянно народ толкается. Основное внимание – мужчинам призывного возраста.

Федор на тротуаре рядом с вокзалом остановил военнослужащего. Ефрейтор лет тридцати, с сидором за плечами.

– Военный патруль, проверка документов.

– Как же, понимаю, – улыбнулся ефрейтор. – Пожалуйста.

Ефрейтор предъявил красноармейскую книжку, справку о ранении на нахождении в госпитале, воинское требование на проезд по железной дороге. Федор документы проверил – все в порядке. Уже возвратить хотел, да номер воинской части на справке из госпиталя показался знакомым.

– В Липецке на излечении были?

– Так точно!

Федор там сам лечился после контузии и ранения. Посмотрел подпись начальника госпиталя внизу, такая же, как у него была.

– Как там начальник госпиталя?

– Не видел я его. Я рядовой состав, ефрейтор. Какое дело начальству до солдата?

– В каком отделении находился?

– В хирургическом.

– Кто хирург?

– В справке подпись есть, не помню.

Федор сам лежал в хирургии. Начальник отделения лейтенант Петухов, военврач. И два рядовых хирурга. Петухов, как начальник отделения, каждый день обход отделения с военврачами делал. Его в лицо все ранбольные знали, как и по фамилии.

– Когда и куда ранен был?

– В левое бедро, двенадцатого ноября. Могу рубец показать.

– Не надо. Последний вопрос – как выглядел начальник отделения?

– Роста среднего, от сорока.

– Усы по-прежнему носит и трубку курит?

– По-прежнему, – кивнул ефрейтор. Когда Федор расспрашивать дотошно о госпитале стал, бойцы патруля насторожились. Если при проверке документов все в порядке, отпускали сразу.

– Руки вверх подними. Обыскать его, – приказал Федор.

Оружия при ефрейторе не оказалось, если не считать оружием перочинный ножик. И в сидоре при досмотре ничего предосудительного не оказалось. Но Федор точно знал, что ефрейтор в госпитале не был, потому что Петухов усов не носил, не курил вообще и был значительно моложе, чем поведал задержанный.

– Ребята! Да вы что? Мне же на поезд надо! – жалостливым тоном канючил ефрейтор.

– Шагай!

Федор пошел впереди, за ним задержанный ефрейтор, сзади двое бойцов с винтовками в руках. Федор направился в городской отдел УНКВД. Документы у ефрейтора похожи на настоящие, а может быть, настоящие и есть. Но задержанный не тот человек, за которого себя выдает. Если бы Федор сам не был в том госпитале, то ефрейтора после проверки отпустил. В лучшем случае он дезертир или купил документы, либо украл у настоящего ефрейтора, уклоняясь от призыва на воинскую службу, либо это настоящий враг.

Завели задержанного в здание УНКВД. Дежурный спросил:

– За что сцапали?

– В камеру его определи, потом поясню.

Когда солдат НКВД задержанного увел, Федор рассказал подробно, документы ефрейтора дежурному вручил.

– Хм, занятно. Рапорт пиши, завтра его наш оперуполномоченный допросит.

Несколько дней прошли в обычных заботах. Через неделю на полуторке к казарме подъехал Осадчий, начальник городского отдела НКВД.

– Время уделить можешь?

– Для тебя всегда.

– Поехали в отдел, интересное расскажу.

Приехали в горотдел, зашли в кабинет к старшему лейтенанту.

– Чайку сделать?

– Не откажусь.

Пока ординарец или дежурный занимался чаем, Виктор Матвеевич прошелся по кабинету, потер руки.

– Ты как, почему ефрейтора задержал?

– Ошибся, не того взял?

– Все правильно сделал. Понять хочу. Я сам его документы изучал под лупой. Придраться не к чему, а ты его взял.

– Можно сказать – повезло. Я сам в том госпитале на излечении был. Хирургов, начальника отделения, лично знаю. А этот ефрейтор врать начал, описать внешность не может.

– Удача нам привалила обоим. Ты немецкого агента сцапал. Его полгода готовили. Сведения секретные, но тебе расскажу, что можно, одно дело делаем, в одном ведомстве служим. Предыстория длинная. Еще до войны некий Фриц Каудерс из абвера познакомился с русским генералом-эмигрантом Туркулом. Он еще во время Гражданской войны в Румынию сбежал, у нас на него досье толстенное есть. Так вот у этого Туркула в СССР масса приятелей осталась. Каудерс склонил Туркула к сотрудничеству, знакомые генерала стали опорой для создания разведсети. Причем знакомые генерала, это бывшие сослуживцы, однокашники по военному училищу, академии.

– В военном деле соображают, – вставил Федор.

– Именно! Каудерс развернул кипучую деятельность по подготовке агентов, а потом поселил их в Бессарабии.

– Подожди, я догадался. Наши после акта Молотова – Риббентропа заняли в 1939 году Бессарабию, присоединив к Украине, и немецкие агенты оказались на нашей территории, не переходя границу. Потом им, как советским гражданам, выдали наши паспорта и прочие документы – трудовую книжку, аттестаты.