Всё же добрались, причём с командиром на грузовике. И как апофеоз – на кухню! Для солдата на фронте важно покушать и помыться. Еду взять, кроме как на кухне, негде. В наступлении есть возможность подхарчиться трофейной провизией, да и то с осторожностью. Были случаи, немцы оставляли отравленные продукты, а чаще спирт, зная склонность русского мужика к дармовой выпивке. Илья сам свидетелем был, как в Белоруссии на железнодорожной станции бойцы обнаружили цистерну со спиртом. Почти весь батальон сбежался, наливали в котелки, фляжки, сразу пили. Вакханалию удалось прервать, выставив усиленный караул. А спирт оказался метиловый. На вкус от этилового не отличить. Кто хлебнул изрядно – умерли, кто немного отпробовал – ослепли. Вот когда обнаруживали еду в ранце у немца, пленного или убитого, ели без опаски. На передовой ни магазинов нет, ни столовых, где солдат подкрепиться может. Кухня то отставала в наступлении, то приготовить вовремя не успевали, то доставить с кухни в подразделение – проблема из-за обстрелов. Помнил он, когда недалеко от разносчика пищи взорвалась миномётная мина. Осколки пробили оба бачка, суп вытек весь, а в макаронах было больше осколков, чем мяса. Многие зубы сломали.
И помыться за счастье считали. Жизнь в землянке, переползание по грязи или снегу, пыль от разрывов. Обмундирование пачкалось, от скученности и грязи вши заводились. Перед помывкой в банно-прачечном отряде обмундирование прожаривалось, а нательное бельё – кальсоны и рубаху меняли на чистое. Для помывки выдавали по малюсенькому куску мыла. Десять минут в палатке с душем и команда – выходи! Ибо бойцов много, горячую воду на всех нагреть сложно. Но всё равно – благодать!
Наступление в какой-то момент застопорилось. Нашим войскам требовалось подтянуть резервы, подвезти боеприпасы, продовольствие, топливо, да много чего требуется армии. И если с мобильностью танков и самолётов проблем нет, танк Т-34 за световой день может и сто и двести километров пройти, то с артиллерией хуже. Тяжёлые крупнокалиберные орудия, без которых разрушить ДОТ и другие железобетонные сооружения невозможно, идут на тракторной тяге, чаще СТЗ-100, которые по шоссе идут со скоростью 10–15 км/час. Да прицепи гаубицу М-30 или другую к более мощному тягачу, её конструкция позволит буксировать со скоростью не выше 30 км/час, да и то по хорошей дороге. А всё из-за артиллерийских колёс. Они спицованные, на железных ободах с резиновыми ребордами. Автомобильные колёса, как на дивизионных пушках ЗИС-3 и им подобных, не выдерживали огромной отдачи при выстреле из крупнокалиберной пушки. Уже после войны стали делать лафеты многоколёсные. Скорость хода и проходимость на пересечённой местности улучшилась. А лучшим выходом оказались пушки самоходные, типа МСТА-С. И скорость высока и проходимость высокая, а главное – обеспечивают неплохую защиту экипажа.
Любая война это в первую очередь схватка конструкций боевой техники. Кто из конструкторов смог предвидеть будущие бои, создал необходимую технику, тот победил. В Советском Союзе это танк Т-34, а в Германии истребитель Bf-109. Оба изделия выпущены до Второй мировой войны, претерпели массу усовершенствований, дошли до конца войны. А сколько образцов вооружения показали свою несостоятельность и были сняты с вооружения? Сколько теорий военной тактики разрушились, как карточный домик? Та же идея о быстроходных танках, подвеске Кристи. По шоссе они шли на колёсах, в бой на гусеницах. Оказались слишком сложными, ненадёжными, да ещё и быстротечных боёв с массовой переброской войск на большие расстояния почти не было.
А как войска встали, командованию срочно понадобились сведения о противнике. Разведка ГРУ забрасывала группы в немецкий тыл, почти ни одна не вернулась, потери были огромные. В ближайший тыл посылали разведчиков полковой и дивизионной разведок. По большей части удавалось взять языком солдат или офицеров с переднего края, информированных плохо. Кто из разведчиков ушёл дальше, не вернулись. Население было настороже и сразу сообщало о появлении чужих. Судьба разведчиков осталась неизвестной. Ушли на задание и не вернулись. В роте, где Илья взводным был, половина личного состава осталась. А командование требовало «языка», причём офицера. Получил такой приказ Илья. Группу сформировал из трёх бойцов. Обычно ходили пять-шесть. Но такой группе просочиться через передний край в Восточной Пруссии сложно, местная специфика. Илья заранее наметил место перехода, просидев на передовой с биноклем несколько часов. Шли налегке, ибо планировалось вернуться к утру, без провизии, рации и прочих тяжестей. Пока Илья на передовой сидел, несколько раз менял позицию, план созрел. За одним из трёхамбразурных ДОТов землянка была и туда периодически солдатня шныряла. Зайдут, пять-десять минут и выходят. Одна догадка – докладывают офицеру. Да и то такое хождение обнаружил с высоты третьего этажа разрушенного дома.
В траншее были видны только стальные шлемы, а с земли они не наблюдались. Как только стемнело, вышли на нейтралку. С ними приданный сапёр. Его дело – провести через минное поле, в тыл к немцам он не пойдёт, сразу вернётся в нашу траншею. У немцев траншеи и окопы полного профиля, не как у нас. Знали красноармейцы – со дня на день наступление будет. За войну накопались столько, что не один Беломорканал не сравнится.
Продвижение медленное. Сапёр мины не снимал, не обезвреживал. Его дело обнаружить и обойти. Многие мины на неизвлекаемость поставлены, их трогать нельзя, взорвётся. После победы нашим сапёрам пришлось изрядно потрудиться и не один месяц, чтобы все мины снять или уничтожить. Чаще уничтожали. Закинут кошку стальную на верёвке и тянут. Одна за другой противопехотные мины рвутся, чаще «прыгающие». Их бойцы «лягушками» называли. Ещё применялись танковые тралы. Это когда танк впереди себя толкает железные колёса, под ними все мины взрываются, в том числе противотанковые. Жалко только, мало таких тралов было. А подобных «Змею Горынычу», как в современной Российской армии, не было. Со специального сапёрного танка запускается ракета, за ней тянется детонирующий шнур. Упал и взорвался. Готов проход три-четыре метра шириной для боевой техники и пехоты. И длина шнура приличная – двести, триста метров. Времени тратится минимум, проход готов моментально и для сапёров риска никакого.
А в Отечественную всё вручную. Медленно и сапёров много погибло. Одно неосторожное движение, и смерть. Сапёр ошибается только один раз.
Часа за два сапёр благополучно группу до немецкой траншеи довёл, ножницами перерезал два ряда колючей проволоки и назад пополз. Илья на часы посмотрел – полночь! Сейчас немцы посты меняют. А те из солдат, которые не задействованы в караулах, уже спят. И никакие взрывы, даже рядом, их не беспокоят, на фронте это привычная звуковая картина. А когда тихо, фронтовики беспокоиться начинают, наверняка немцы каверзу готовят. Чаще всего так было, когда на нейтралке немецкая разведка находилась. Тоже не дремали немцы, почти каждую ночь на участке какого-либо полка пропадали военнослужащие.
Дальше сами медленно поползли. Илья первым на бруствер заполз, осмотрелся. Видимый участок траншеи – метров двадцать пять – пуст. Рукой махнул. Разведчики один за другим траншею перемахнули, Илья замыкающим. Теперь надо ориентироваться на ДОТ. Правее его – землянка взводного или ротного. Только в темноте ДОТ не виден. Через несколько минут ДОТ обнаружил себя сам. Дежурный пулемётчик дал очередь. Дульное пламя осветило амбразуру. Разведгруппа отклонилась в сторону на полсотню метров.
Проползли позади ДОТа. Из амбразуры речь слышна, потом пиликание губной гармошки. Эх, закинуть бы в амбразуру гранату! Аж руки зачесались. Но только после этого не уйти, а гибнуть не за понюшку табака Илья не хотел. Землянку обнаружили по печной трубе. Немецкая промышленность выпускала для полевых укрытий вермахта – землянок, блиндажей, чугунные печи, вроде наших «буржуек», только сделанных культурно и значительно более экономичных. У нас же «буржуйки» делали из подручных материалов. Пока горит огонь – в землянке тепло, погаснет пламя и сразу холодно и сыро.