Когда бензовозы подъехали, Илья впился взглядом в первую машину. Бензовозы окрашены серым цветом, ползут медленно, на правом крыле эмблема, кстати, на заднем торце цистерны такая же – голова сокола в круге. Авиаторы зачастую берут эмблемы легкомысленные – карточного туза или полуобнажённой красотки, в отличие от танкистов. У тех эмблемы увесистые – слон с поднятым хоботом или носорог. А самые отвратительные значки у частей СС – то мёртвая голова с костями, то топор в руке.

И на втором бензовозе такая же эмблема, и на третьем. То есть колонна принадлежала одной авиачасти, а не была сборной.

Такая эмблема – голова сокола – принадлежала 51-й эскадре Люфтваффе, и командовал ею Вернер Мёльдерс по прозвищу Папаша. Он имел 330 боевых вылетов, в которых одержал 101 официально подтверждённую победу. Вернер уже не летал, а только управлял эскадрой. За три дня до рейда разведчиков он разбился в авиакатастрофе. Вылетел в Берлин пассажиром на бомбардировщике на похороны своего приятеля, тоже аса, Удета и разбился из-за непогоды.

Машины медленно проследовали мимо. Будь это грузовики, Илья бы попробовал зацепиться за задний борт и какое-то время проехать, дабы узнать расположение аэродрома. С бензовозом такой фокус не пройдёт: зацепиться ни сзади, ни сбоку не за что. Илья некоторое время бежал за машинами, устав, сошёл на обочину. После небольшого отдыха пошёл по дороге. На грунтовке следы от бензовозов всегда чётко видны и отличаются от грузовой машины. У бензовозов для заземления, во избежание образования блуждающих токов, есть железная цепь, которая волочится по земле, оставляя в дорожной пыли след. Для разведчика просто находка. Завидев встречный грузовик, Илья упал в придорожную канаву, пропустив, снова встал и пошёл. И даже на перекрёстке след не потерял. Показалась рощица, рядом несколько строений, похожих на коровники. По светлому времени суток туда соваться рискованно. Выбрал место поукромнее, залёг. Какое-то движение в роще было, только из-за большого расстояния не разглядишь, а единственный бинокль остался у командира.

Решил дождаться вечера, тем более заход солнца через час. Солнце ещё не село, а из рощи донёсся рёв авиамоторов, да не одного – нескольких. Механики прогревали моторы. По большому счёту, факт нахождения самолётов установлен. Но это по звуку, а Илья хотел увидеть, чтобы не ошибиться. Солнце село, вспыхнул прожектор, огромный, осветивший взлётно-посадочную полосу. Из рощи вырулили два самолета и пошли на взлёт. Прошли над Ильёй на малой высоте. Казалось, брось камень и попадёшь. Моторов на самолёте два, Илья это точно видел по огненным выхлопам, но определить модель самолёта невозможно. Во-первых, темно, во-вторых, он не знаток немецкой авиации. Два мотора мог иметь бомбардировщик, те же «Хейнкель-111» или «Юнкерс-88», или тяжёлый истребитель «Ме-110». Его дело – обнаружить и доложить, а решать командованию. Илья поднялся, отряхнулся от пыли. Есть все шансы успеть вернуться к означенному командиром времени, даже дать радио.

Обратно шагалось веселее от сознания того, что задание выполнил успешно. Добрался немного за полночь, а все разведчики на месте. Судя по лицам, результаты неутешительные.

– Товарищ лейтенант, аэродром обнаружил. Километр на запад от Юрьево. Самолёты в роще стоят, маскировочной сеткой прикрыты. Сам видел колонну из трёх бензовозов, а по ночному времени взлетели два двухмоторных самолёта.

– Отлично, старшина. Лощилин, прикрой нас.

Владимир плащ-накидкой накрыл лейтенанта и Илью. Архангельский фонарик зажёг, карту развернул. Илья нашёл Юрьево, ткнул пальцем:

– Вот здесь.

– Так, хорошо. Квадрат 36-Ш. Молодец. Свободен.

Командир при свете фонарика сообщение написал, зашифровал, клочок бумаги радисту передал:

– Включай рацию, передавай.

Кузняк сразу оживился, забросил оба провода – антенну и диполь – на остатки стены, рацию включил. Дождавшись ответа четвёртого отдела – радиосвязи, передал шифровку морзянкой, получил подтверждение.

– Товарищ лейтенант, велено ждать.

Через десять минут в наушниках затрещало. Радист карандашом записывал цифры, потом выключил рацию, бумагу командиру передал. Лейтенант поколдовал с шифрблокнотом, тихо выругался.

– Завтра с наступлением сумерек, в восемнадцать часов ориентировочно, будет совершён налёт наших бомбардировщиков на аэродром. Наша задача – обозначить цель ракетами: белой и зелёной.

Разведчики переглянулись. Тёмного времени оставалось не так много, и следовало поторапливаться. Днём группой передвигаться рискованно. И ракетами обозначать аэродром – значит навлекать на группу проблемы. Аэродром охраняется всегда как минимум ротой охраны. И ракеты они заметят, и организуют преследование, причём обязательно с ГФП. Но приказ надо исполнять, нравится он или нет.

– Парни, быстро собираемся. Сафронов, будешь проводником.

Покинули временное убежище, почти сразу на бег перешли. Каждый понимал, что сейчас быстрота – это залог безопасности. Если не успеют к рассвету до аэродрома добраться, найти место для днёвки, могут сорвать задание. Вымотались здорово, но успели. Пот градом тёк, исподнее – кальсоны и исподняя рубашка – мокрые. Разведчики даже успели увидеть, как на аэродром садились самолёты – один за другим, шесть двухмоторных. Как только приземлился последний самолёт, прожектор тут же погас, чтобы не демаскировать аэродром. Лётчики моторы заглушили, сразу настала тишина.

Разведчики цепью рассыпались, пошли искать возможное укрытие на день, обнаружили большую воронку. А уже время поджимает, на востоке светлая полоса появилась, через считаные минуты солнце взойдёт. В воронке и укрылись, со стороны не видно. Местные жители сюда не пойдут, немцы запретили близко подходить. Разведчики были довольны. Аэродром обнаружили, радио в разведотдел дали. Теперь только ракетами навести, и можно уходить. Не подозревали разведчики, что выход радиостанции в эфир засекли, причём сразу с трёх пеленгаторов, что давало высокую точность. Один пеленгатор был в Орле, принадлежавший функабверу, ещё два пеленгатора входили в состав немецкой 9-й армии. Спецслужбы с армией не дружили: пока шли согласования, уходило время. Всё же к месту работы радиостанции направили группу захвата. Она прибыла в указанный район к полудню на грузовике. Военные полицейские нашли развалины и в них свежие следы на пыльном полу. Причём следы от немецких сапог. Командир группы решил доложить своему начальству. Ведь следы могли оставить не русские партизаны, а военнослужащий вермахта, тогда попахивало предательством. Изменник в армии, что может быть хуже? Начальство всполошилось, к развалинам выслали проводника с собакой, на его ожидание потратили впустую ещё два часа. К сожалению, группа ГФП сама изрядно наследила, и собака не сразу взяла след, да и времени прошло много. Свежесть следа для преследования собакой имеет важное значение. Если давность следа не более двух часов, да ещё в сухое время, собака идёт уверенно. При дожде и тумане запах следа теряется быстро. Опытная ищейка унюхает след через шесть-восемь часов, но это максимум. Сначала собака рванула уверенно. Вслед за проводником побежала полевая полиция. Но через несколько километров собака след потеряла. Покрутилась, заскулила и села. Проводник попробовал описать круг, вдруг след обнаружится, но бесполезно. Командир группы захвата узнал главное сейчас – направление, куда ушёл радист. Развернув карту, он стал размышлять. Если это был кадровый военнослужащий вермахта, то ближайшие воинские подразделения в Фёдоровке, где стояла ремонтная полевая мастерская, а ещё аэродром между Юрьево и Алексеевкой. О, эти сложно произносимые русские названия! Первым делом группа направилась вместе с собакой к Фёдоровке. Командир группы, обер-лейтенант Шенгауэр, для начала приказал проводнику пройти с собакой по периметру мастерских. Если радист здесь, собака должна отреагировать. Потом выстроили всех ремонтников. В замасленных комбинезонах, с грязными руками, они не производили впечатление людей, умеющих работать на рации. Ремонтировать бронетехнику – да! Но работать на ключе с такими кистями? Всё же собака обнюхала ремонтников и не отреагировала. Похоже, мастерские – пустышка. Группа ГФП устала и проголодалась, устроили небольшой отдых. Командир ремонтной мастерской отдал распоряжение, и повар приготовил для всей группы кофе, а сухой паёк был с собой.