– Пётр, забери пистолеты.
Личное оружие танкистов валялось на броне. Из моторного отсека уже вырывалось пламя, освещая фигуры. Илья решил – надо уходить от танка, с секунды на секунду взорвётся бензобак, мало не покажется. И в это время со стороны второго танка зачастили пистолетные выстрелы, один, второй, третий. Илья под прикрытием танка оказался, а Пётр рухнул. Немцы бросились бежать ко второму танку. Ну нет, не уйдут живыми. Илья пистолет вскинул, стрелять начал. На танкистах униформа чёрная, в темноте видно плохо. Услышал вскрик, попал в кого-то. Илья пистолет в карман сунул. Ухватил Петра за руку, стащил с брони на землю, потащил подальше от горящей машины. За спиной яростно заревело пламя, а через секунду-другую взрыв. Илью взрывной волной повалило на землю, заложило уши. Голову повернул – с горящего танка башня сорвана, лежит на боку, пламя бушует. Илья не чувствовал, что где-нибудь болит. А что с Петром? Наклонился, приник к груди. За рёвом пламени не слышно, бьётся ли сердце? Начал ощупывать бронебойщика, чтобы определить, куда ранило? Грудь и живот целые, а за голову взялся, вся в крови, липкая. Руку на грудь положил, не дышит. Такая злость Илью взяла! Ну, сейчас он поджарит танкистов во втором танке! Побежал ко второму танку, а справа на дороге огни фар показались – мотоцикл, за ним колёсная бронемашина. Не успел Илья, немцы помощь прислали. Надо самому убираться. Кинулся назад, схватил убитого Петра за руки, поволок в лес, благо недалеко. За деревья только успел, как фары дорогу осветили. Потом броневик и мотоцикл в сторону танков свернули. Илья документы Петра к себе в нагрудный карман переложил. Надо бойца похоронить, негоже его так бросать. На полсотни метров в глубь леса тело перенёс, потом яму рыть стал. На полметра углубился, как немцы лес обстреливать стали. Из двух пулемётов – мотоцикла и бронемашины – по лесу неприцельно. Пули по веткам били, по стволам деревьев. Илья распластался – не хватало под дурную пулю попасть. Каждый пулемётчик не меньше ленты выпустил. Когда обстрел прекратился, Илья тело Петра в яму опустил, землёй засыпал. Надо место запомнить, потом в штаб полка доложить. Илья полагал, что какие-то подразделения полка, пусть и не в полном составе, вышли из-под немецкого удара, уцелели, надо только их найти.
Не знал он, да и откуда солдату знать, что наши 16-я и 20-я армии под общим руководством К.К. Рокоссовского прорвали кольцо окружения под Смоленском. Но уже через четыре дня войска вермахта смогли подтянуть резервы и ликвидировать группировку советских войск в районе Смоленска.
По данным Гальдера, с 22 июня по 31 июля 1941 года потери немецких войск составили 205175 рядовых и унтер офицеров и 8126 офицеров, а среднесуточные потери возросли до 5628 человек. Столько немцы не теряли при захвате целых европейских стран. Немцы были сильны, наступали, но темпы наступления падали.
Оставшись один, Илья сориентировался по звёздам, пошёл на восток. Сложные чувства обуревали. Петра искренне было жаль, а ещё чувство удовлетворения было. Сутки не зря прошли, уничтожили ещё один немецкий танк, а еще убили, не полностью, правда, два экипажа. Урон врагу нанесли, какой каждый боец должен сделать. Уж коли выпала тяжёлая судьба стране, каждый воин должен испить свою чашу до дна, горькую чашу.
Хотелось есть, да и устал, столько событий за сутки произошло. В глухом месте, уже на исходе ночи, спать устроился. Уснул сразу, без сновидений. Проснулся, когда рассвело. В ручье неподалёку вымыл руки, сполоснул лицо, напился. Ручей, вода проточная быть должна, а вода болотной тиной отдавала. На востоке громыхать начало, пушки били. Потом высоко над головой пролетели немецкие бомбардировщики, много – не менее трёх десятков. Илья успел пройти пяток километров, как бомбардировщики пролетели назад.
– Отбомбились, сволочи, – процедил Илья. – Ничего, будет на нашей улице ещё праздник.
В траве промелькнула змея. Илья за ней. Чтобы выжить в лесу, надо знать, что и когда можно есть. Змея – это хорошее мясо, по вкусу – как куриное. На учениях Илье приходилось и ящериц есть, и жуков. Принцип китайцев – всё живое можно есть, только приготовить надо. Илья с земли палку схватил, ударил по телу змеи. Та извиваться начала, шипеть. А Илья палкой ещё удар нанёс, и ещё. Когда змея шевелиться перестала, собрал веток, развёл маленький костёр, почти бездымный. Шкуру со змеи снял, ножом на куски порезал, на веточки насадил, стал над костерком жарить. Пресмыкающихся Илья не любил, но выбора не было. Запах от мяса пошёл аппетитный. Мясо белым стало, с одной стороны уже с корочкой. Попробовал – горячо, вкусно. В общем, всю змею съел. Зато сил прибавилось. Скажи ему кто-нибудь раньше, скажем – в школе, что он змей будет есть, не поверил бы. Человек должным образом обученный, да ещё летом, способен долго прожить в лесу, не имея запаса провизии. Ягоды, грибы, съедобные коренья, жучки, ящерицы, змеи, рыба и лягушки в реках и болотах – съедобно всё. А уж если оружие есть, можно охотиться на крупную дичь. Но это в мирное время. Война зверьё распугала, и его встреча со змеёй – удача.
По мере его продвижения к востоку канонада распалась на отдельные пушечные выстрелы. Ещё несколько километров, и звуки отчётливы стали. Где-то недалеко била артиллерийская батарея. Направился по звуку. Если наши, считай, повезло. Ежели немцы, можно шороху навести.
Батарея стояла почти на опушке. В лесу ящики со снарядами, сами гаубицы в полусотне метров от деревьев. Четыре 105-мм полевых гаубицы F.H.-18 каждую минуту посылали в невидимую цель 6–8 снарядов. Для гаубицы, в отличие от пушки, цель не обязательно видеть в прицеле, её снаряды летят на десять с половиной километров. Где-то далеко впереди, на передовой, сидит артиллерийский корректировщик. По телефону или рации передаёт координаты цели. Офицер из отделения управления делает расчёты – направление стрельбы, угол возвышения ствола, мощность заряда. В отличие от пушек с унитарным патроном, дальность полета снаряда гаубицы, который летит по навесной траектории, можно регулировать или меняя угол возвышения ствола, или меняя заряд. В гильзу укладывают мешочки с порохом – один, два, три. Таким же образом стреляют из миномётов.
Расчёты у гаубиц раздеты до пояса, жарко, да ещё работа в высоком темпе, у заряжающих спины мокрые. Ага, вот и офицер, несколько в стороне от батареи, в небольшом окопчике, там же радист. Его не видно, но торчит антенна радиостанции. Если их убить и повредить рацию, батарея станет слепой и глухой. Судя по тому, какая интенсивность стрельбы, лупят по площадям, а не точечным целям, вроде ДОТов. И каждый снаряд – убитые и раненые красноармейцы. Оружие артиллеристов в козлы составлено возле орудий. От передовой далеко, карабин не нужен, а в работе мешает. Это хорошо для того, что Илья задумал.
По опушке прополз правее офицера управления, батарея значительно левее осталась. Пополз в сторону окопчика. Трава высокая, скрывает его передвижения. Только периодически высовываться приходится, голову поднимать, чтобы с направления не сбиться. А поближе подполз, уже по звуку ориентироваться стал. Рация пищит, офицер команды повторяет:
– Айн-цвай-цвай. Гут. Фойер!
И следует залп батареи. Когда гаубицы сделали залп, Илья загнал патрон в ствол. Подполз к окопу. Радист с наушниками сидит, ничего вокруг не слышит. Офицер перед собой планшет разложил, увлечён, по сторонам не следит. Делает отметки на карте карандашом, вводит поправки логарифмической линейкой. В любой армии офицеры-артиллеристы самые грамотные специалисты – подготовка по математике сильная. Илья пистолет поднял. До немцев от силы метров семь-восемь. Когда громыхнул залп, он начал стрелять. Один выстрел в офицера, другой в радиста. Оба упали. Ещё гаубичный залп, и Илья дважды выстрелил в рацию. Пора сваливать. По своему же следу в траве он добрался до леса. Артиллеристы у гаубиц ничего не услышали и немудрено. Чтобы не оглохнуть от выстрелов, расчёт при команде «огонь» открывает рот и закрывает ладонями уши. Иначе могут полопаться барабанные перепонки. Правда, современные артиллеристы в российской армии отдают другой приказ на открытие огня – «триста тридцать три».
