– Вопросов не имею. Знамя сейчас же в штаб батальона передам, а они дальше по инстанции. Девушка тоже из полка?

– Рядовая Ильичёва, машинистка из штаба.

– Старшина, она одна тащила на плащ-накидке раненого командира полка и знамя. Командир, к сожалению, скончался. Похоронили мы его. Я на карте трофейной отметку сделал. – Илья хотел вытащить карту из-за пазухи, а в глазах потемнело, резко слабость навалилась, и он потерял сознание.

Очнулся от яркого света, бьющего в глаза. Повертел головой! Настоящий школьный класс, чёрная доска на стене, мелом химические формулы выведены. Рядом с кроватью Ильи другие кровати стоят, с ранеными. У одного голова перевязана, у другого грудь в бинтах. Острый запах лекарств, крови, а в общем – запах беды, страданий. Илья попытался соседа спросить, где он, а голос хриплый, тихий, во рту пересохло всё. Медсестра, которую он не сразу увидел, в углу она была, подошла.

– Пить хочешь?

Илья кивнул. Медсестра поильник к его губам поднесла. Илья припал жадно и не отрывался, пока не опорожнил. Сразу голос появился.

– Сестричка, где я?

– В госпитале, хирургическое отделение. У вас ранение в ногу, много крови потеряли.

– Какое сегодня число?

– Двенадцатое июля.

Ни фига себе, несколько дней в госпитале был. Сразу испугался. А вдруг ногу ампутировали? Скосил глаза вниз, увидел – обе ноги на месте. Только левое бедро в бинтах. Сильно хотелось есть. Сестричка принесла жиденького перлового супчика, хлеба, покормила с ложечки. Неудобно лёжа есть, руки-то не отсохли, а голову поднять сил нет. А на ужин дали макароны и селёдку.

Илья уже чувствовал себя лучше, сам смог поесть. Один вопрос вертелся на языке, спросил медсестру.

– Когда меня ранило, со мной девушка была.

– Вас на грузовике привезли, одного. Никакой девушки не было.

Жаль. Ни полевой почты её не знает и своей, впрочем, тоже.

По репродуктору в коридоре начали передавать сводки Совинформбюро. Раненые открыли дверь из палаты, чтобы слышнее было. Левитан ликующим голосом объявил, что части Красной армии перешли в контратаку в районе Витебска.

Ого, немцы уже далеко продвинулись за те несколько дней, что Илья валялся в беспамятстве.

На самом деле, 22-я, 19-я и 20-я армии Западного фронта перешли в наступление с задачей освободить Витебск. 3-я танковая группа вермахта отразила наступление. Одновременно 19-я танковая дивизия Кнобельсдорфа и 14-я моторизованная Генриха Воша взломали оборону советских войск севернее Полоцка и устремились на Невель, выходя в тылы нашей 22-й армии Ершакова. Наша армия вынуждена была отойти.

2-я танковая группа немцев наступала на Смоленск и Кричев, охватывая фланги нашей 13-й армии, обороняющейся в районе Могилёва. Вскоре армия попала в окружение.

За пару дней выспался от души, ощущая себя впервые в безопасности. А потом пришёл военный. Зайдя в палату, спросил:

– Кто сержант Сафронов?

До Ильи не сразу дошло, что спрашивают его. Представлялся он этой фамилией несколько раз, но это за линией фронта было. К тому же после заплыва через Березину чернила в красноармейской книжке наверняка поплыли.

– Я! – отозвался Илья с задержкой.

– Что-то вы медлите, сержант, – подошёл к нему военный.

– Никак в себя не приду, крови много потерял.

– Да, мне сказали.

Военный достал из кармана удостоверение сотрудника военной контрразведки. Грозной организации «Смерш» ещё не было, но сердце ёкнуло. Неужели по его душу? Контрразведчик удостоверение убрал в карман.

– Во-первых, передаю вам благодарность командования за вынесенное с временно оккупированной территории знамя полка.

– Спасибо. Только моё участие невелико было. Девушку надо благодарить, Мариной звать, она машинисткой была в штабе полка.

– Да, она уже всё рассказала. Теперь давайте подробнее о полковнике.

– В голову ранен был и умер на наших глазах. Мы его похоронили.

– Можете на карте показать место?

– Могу.

Контрразведчик достал из командирской сумки карту, развернул. Илья нашёл место, показал пальцем. Опер поставил точку карандашом.

– Я напишу протокол допроса, вы подпишете. Два свидетеля есть, что он погиб от ран и захоронен. Заслуженный командир, надо похоронку родным послать и в архив передать. Чтобы без вести пропавшим не числился.

Опер писал быстро, сунул бумагу – стандартный бланк допроса свидетеля. Илья бегло прочитал, подписался. Контрразведчик поднялся.

– Ещё один вопрос, последний. Что за форма на вас была? Я имею в виду, когда доставили.

– Мне повоевать немного пришлось. Форма в негодность пришла. Стырил у немцев, когда сушить её повесили. И оружием повоевал трофейным.

– Бывает.

Оперуполномоченный ушёл, Илья задумался. Допрос мог быть предлогом для посещения. Почему органы контрразведки заинтересовались его обмундированием? Выздороветь бы побыстрее и в действующую часть влиться, коли к своим довелось попасть.

Дня через три вставать с кровати начал, молодой и здоровый организм восстанавливался быстро. А покой и нормальная еда способствовали. А с каким наслаждением он помылся, когда объявили банный день! Немного же человеку для счастья надо. Через десять дней его признали годным к строевой службе, рана была сквозной, кость не задета. В госпитале его, как и других, признанных годными к службе, переодели в форму. Гимнастёрка и галифе были поношенными, но стираными и глажеными. Кроме того, сапоги выдали кирзовые и портянки. Каптенармус покопался в ящике стола, достал две петлицы с треугольничками.

– Сам пришьёшь, не барин.

Пока ждали грузовик, Илья петлицы пришил к воротнику гимнастёрки. Из всего имущества только справка о ранении и красноармейская книжка. Записи расплылись от воды, страницы слиплись. Но всё же документ. На подошедший «ЗИС-5» усадили восемнадцать бывших раненых, повезли. Один из солдат сказал.

– Знаю я эти места, бывал до войны. К Смоленску едем.

Под этим городом шли ожесточённые бои. По прибытии в дивизию их построили. Убыль в ротах и батальонах большая, даже такому пополнению рады были. Капитан, обходивший жиденький строй, спрашивал:

– Фамилия?

Найдя в списке, спрашивал:

– Специальность?

Имелась в виду воинская. Илья схитрил. Он не знал, кем был настоящий Сафронов. Назвался сапёром. Капитан показал рукой в сторону.

– Видишь лейтенанта? Тебе к нему.

К лейтенанту подошёл ещё один солдат.

– С немецкими минами встречались? – спросил лейтенант.

– Сержант Сафронов. Вообще-то я служил в отдельном инженерно-сапёрном батальоне.

– Диверсант? – сразу сообразил комвзвода. – Тогда какого чёрта тебя ко мне определили? Впрочем, для тебя работа тоже найдётся. За мной!

Война всего месяц шла, боевого опыта военнослужащие не имели, и каждый боец, понюхавший пороха, был ценен. Илья же был кадровым офицером, факт этот приходилось скрывать, и имел боевой опыт, пусть не большой.

Командир взвода Ордынцев подвёл пополнение к армейской потрёпанной палатке.

– Давайте красноармейские книжки, мне вас в списки внести надо, поставить на довольствие. Располагайтесь пока.

В палатке десять солдат. Всё, что осталось от взвода. В дальнем углу скромное имущество – миноискатель, несколько щупов и «кошка». Перезнакомились. Из сапёров только трое успели отслужить до войны по году, по два. Остальные призваны из запаса, служили срочную пять-семь лет назад. Вернулся лейтенант.

– Сафронов, ко мне! Это что у вас за документы!?

– Ранен был, через Березину переправлялся, замочил. Виноват.

Армейский закон – повинись, хоть не виноват, и получишь меньшее взыскание.

– Безобразие! Чернила расплылись, отдельные буквы разобрать только можно. Ладно, выпишу новую книжку, диктуйте данные.

Илья хорошо помнил, что в книжке записано было, продиктовал фамилию, имя, отчество, год рождения, даже номер воинской части назвал.

– Это уже лишнее, выдаём мы, стало быть, и номер части наш уже будет.