– На сегодня всё! – выдохнул он. – Оправиться, отдохнуть. Завтра предстоит трудный день.
Из провизии осталось две шоколадки, Илья их приберёг на завтрак. Напились воды из родника. Илья выбрал место под елью, устроился. Марина попробовала прикорнуть на сиденье коляски. Тесно, неудобно. Сидеть можно, а спать невозможно. Ёрзала, вздыхала, потом перебралась к Илье.
– К тебе можно?
– Полезай.
– Только уговор – не лапать.
Илье смешно стало. Кому что, женщины о своём. Тут бы башку сберечь. Но вдвоём теплее. Илья вырубился начисто, сильно устал за последние дни. Неприятных впечатлений масса, опасность, да ещё отступление наших войск тяготило.
С утра разминка, у обоих одежда в сухих иголках. Отряхнулись, съели по шоколадке, воды попили. Илья рацию включил. Надо было прослушать последние сводки, карандашом на карте отметки сделать. Карту разложил, карандаш в руку взял, рацию включил. Оба к наушникам приникли, каждому – по одному, голова к голове.
«Передаём сводку Совинформбюро. Сегодня в боях на Двинском направлении противник ввёл крупные танковые соединения, вслед за которыми наступала мотопехота. Наши войска стойко удерживали свои позиции, нанося танкам противника большой урон. Только с вводом в бой резервов противника наши войска отошли на следующий рубеж. Одновременно крупные бои развернулись в районе Лепель, где наши войска отбивали многочисленные атаки танковых частей противника. Во второй половине дня после сильной авиационной подготовки противнику удалось потеснить наши части на несколько километров к востоку».
Очень расплывчато, к тому же эти данные на вчерашний день, немцы могли продвинуться дальше. Судя по сводке, Илья с девушкой находятся в ближайших тылах наступающей немецкой армии. А ещё омрачало – впереди Березина, река относительно крупная. Наши будут держать рубеж на восточном берегу. Как правило, водораздел преодолевался с трудом любой армией в любой войне. Илья по карте прикинул маршрут. Похоже, сначала надо двигаться на север, в сторону Полоцка, фактически параллельно реке Березине, удаляясь от Лепеля, искать возможность переправиться, а дальше на Витебск. А только наши части наверняка будут на другом берегу реки. Лишь бы немцы раньше, на подходах, не обстреляли. Ему полегче, у него опыт есть. А у девушки никакого, да ещё рубаха белая, даже в темноте заметна.
– Марина, ты плавать умеешь?
– По-собачьи, но недалеко.
– Сними рубаху, натри её травой и землёй. Белая очень, в глаза бросаться будет.
Сам пожалел, что не настоял у грузовика одеть на девушку гимнастёрку водителя. Всё же защитный цвет, в траве и кустах не так заметна.
Девушка ушла за кусты, послышалась возня. А как вернулась, Илью смех разобрал. Рубашка в ярко-зелёных пятнах от сочной травы, в земле, на лешего похожа или кикимору.
– Сам же приказал, – надула губы Марина.
– Садись, едем.
Проехали пяток километров и въехали в густой лес, двигаться пришлось по просеке. После войны в этом лесу будет заповедник. Немцы лес не любили, использовали его только как укрытие техники от авиаразведки. А потом и бояться стали, поскольку в лесах укрывались партизанские отряды, а в сорок первом и значительные силы окруженцев.
За два часа лес проскочили, впереди открытая местность. Двигатель мотоцикла чихнул, заработал ровно, ещё раз чихнул, а потом заглох. По инерции проехали немного.
– Сломался? – спросила девушка.
– Бензин кончился, – мрачно ответил Илья.
Сейчас бы рвануть броском до Березины, пока немцев не видно. Ладно, мотоцикл и так здорово выручил, вон какой путь проехали, пешком бы неделю, а то и десять дней топать пришлось. Закатили мотоцикл под иву, под низкими ветками его не так заметно. Илья багажник открыл.
– Держи коробку, нести придётся. И сидор со знаменем не забудь.
Рацию бросить придётся, жалко. Но и тяжесть такую нести нет желания. Тем более все рации – хоть наши, хоть немецкие – были ламповые, боялись сотрясений, ударов. Автомат на шее на ремне, пулемёт на плече, к нему коробка с полной лентой пристёгнута. Харчей только не хватало, но Илья надеялся либо у селян выпросить, либо у немцев добыть. Голодный боец – плохой боец, слабый. А сил им потребуется много. Через несколько километров, за пригорком – деревня. Илья, а с ним и девушка, улеглись понаблюдать. Неладно в деревне, крики слышны, плач, потом сразу два пистолетных выстрела подряд. Немцы! Только несостыковка есть. Немцы пешком не ходят, а на единственной деревенской улице никаких транспортных средств не видно – ни мотоциклов, ни машин. Карательный отряд? Не созданы ещё, не успели, как и отряды полиции из местных карателей. Илья терялся в догадках. Деревню обойти можно, но это крюк. Решил рискнуть.
– Ты полежи здесь, не высовывайся. Пистолет при тебе или в коляске забыла?
– При мне.
Илья пригнулся, стал перебегать к деревне, падал в ложбинки – понаблюдать. Последние метров пятьдесят бежал не скрываясь. Калитка во двор распахнута, он вбежал. И дверь нараспашку в избу. Влетел, держа палец на спусковом крючке. В комнате пожилой мужчина с пулевыми ранениями на груди, под ним лужа крови. Мёртвый, не дышит. Илья наклонился, потрогал. Тело тёплое ещё, не успел остыть, значит – не больше четверти часа прошло после убийства. Сундук, в котором деревенские вещи хранили, деньги – нараспашку. Вермахту при наступлении не до грабежей было. Курицу зарезать да местным жителям приказать сварить, это другое дело, яйца отобрать, молока из-под коровы напиться. А сейчас – немудрёный скарб разбросан. Сомнение закралось, что немцы действовали. Илья из избы выскочил, через забор перемахнул, споткнулся. Неудачно с пулемётом сигать. Вместе с лентой килограмм десять будет. В избе шум. Илья пулемёт положил, мешает. Снял автомат с предохранителя. Дверь резко распахнулась от удара ноги, боком вышел красноармеец, за волосы он тащил за собой упиравшуюся женщину.
– Золото давай, сука! Не то башку прострелю! – орал боец.
Да это же окруженец! Пользуясь отсутствием какой-либо власти, решил грабежом заняться. Армию позорит, сволочь! Илья дал короткую очередь. Мародёр рухнул, женщина закричала. Илья палец к губам приложил.
– Тихо! Ещё такие есть?
Стволом автомата он показал на убитого.
– Не… не знаю.
– А стрелял кто?
– Через избу от нас.
Илья наклонился, обшарил убитого. За поясом у бывшего красноармейца револьвер. Переложил в набедренный карман оружие. Если отдать «наган» селянам, немцы обнаружат, семью расстреляют. Картина становилась более-менее ясной. Не забирая пулемета, побежал к другой избе. Здесь тихо, дверь нараспашку. К следующей кинулся. Только из-за угла вывернул, выстрел. Пуля в брёвна ударила, рядом. Ещё не видя противника, Илья дал очередь по забору. Короткий вскрик, звук падения тела. Илья выбежал на улицу, подкрался к открытой калитке. Ещё один в красноармейской форме, на гимнастёрке кровавое пятно расплывается, но жив, пытается рукой до «ТТ» дотянуться. Илья подошёл, направил ствол в голову, спуск нажал. Вместо очереди одиночный выстрел. Грабитель затих. Илья магазин автомата отстегнул – пуст. Но выручил его здорово. Илья пистолет подобрал, магазин вытащил. Три патрона осталось. Поколебался. Зарядить эти три патрона в автомат? Одна короткая очередь, а ППШ весит почти пять кило. Вернул магазин в пистолет, в карман сунул. Обыскал убитого. В нагрудном кармане справку обнаружил об освобождении из тюрьмы. Аккурат перед войной вышел, 20 июня. Так и не красноармеец он. Форму или со склада забрал, сколько их брошенных было, или с бойца снял под угрозой оружия. А тень на Красную армию с подельником бросил перед деревенскими. В избу зашёл. На полу старик со старухой сидят. У старика глаз заплыл от удара, у старухи слёзы на щеках. На Илью со страхом смотрят, не убить ли пришёл?
– Спокойно! Я боец Красной армии. Грабителей я уже наказал по всей строгости военного времени. Выбросьте труп куда-нибудь в овраг. Не достоин он быть похороненным.
Старики не верят в счастливый исход, переглядываются.