Из-за занавески выбралась парочка. Видок еще тот. Из-под засаленного халата женщины неопределенного возраста ночная рубашка торчит. Дать ей можно и тридцать, и пятьдесят. Лицо помятое, под глазами мешки, взгляд неосмысленный, волосы колтуном сбились. И это женщина? Андрей чуть не сплюнул. Потом подумалось: как ребенок жил в такой семье? Ничего же хорошего не видел за свою короткую жизнь и как финал – жуткая смерть.

– Чего надоть?

Женщина уставилась на стол, явно в поисках спиртного для опохмелки.

– Дочь где?

– В школе быть должна. Вон – на вешалке одежки ее нет.

– Собирайтесь, пойдете с нами. Оба! Пять минут на сборы.

Оперативники вышли на крыльцо, больно тяжелый дух в доме. Немытых тел, сивухи, кислой капусты. Прошло минут пять, пока супруги оделись и вышли из дома, поддерживая друг друга.

– А что случилось-то? – Мужик был недоволен, что его разбудили, не дали похмелиться.

– Убийство.

– А мы никаким боком, да. Дома были, праздник у нас.

– Какой же?

– Так получку принес.

Николай тихо выругался, но Андрей расслышал.

– Скоты.

Верно оценил. Выпить, поспать, на работу не ходили бы, если бы было на что жить.

Прокуратура и медэксперт свою работу закончили, ждали труповозку. Тихонова увидела прокурорского в форме. До нее стало доходить – что-то не так. А потом заметила пальто детское на снегу.

– У дочки такое же было.

– Подойдите, осмотрите тело.

– А? Какое тело? Где тело? Лиза? Где Лиза?

Тихонова рванулась вперед, потом резко остановилась, как на стену натолкнулась. И вдруг завыла страшно. Людей поблизости в дрожь бросило от этого утробного воя. Екатерина на колени рухнула, зарыдала:

– Доченька!

Андрею родителей девочки жалко не было. Сами выбрали себе такую разгульную жизнь. А убитую столь жестоко девочку жалел, непутевые родители ребенку достались. Тихонов, отец девочки, на свежем воздухе и от увиденного протрезвел.

– Это кто же ее так?

– Будем искать, – ответил Петр Федотович. – Вам поменьше пить надо. Глядишь – и трагедии бы не было.

– С устатку я! Ты попробуй вагонетку с кирпичом-сырцом в горячую печь закатить! Галстук надел! Еще бы очки нацепил!

Николай взял Тихонова за локоть.

– Уймись. Смотрел бы за дитем лучше, беды бы не случилось. Пропили вы свою дочь!

Тихонов заткнулся, рухнул на колени рядом с телом дочери. Дошло наконец – беда пришла. Приехала труповозка. Тихонов с трудом поднял и отвел в сторону жену. К ним подошел Петр Федотыч.

– Опознали дочь?

– Она это!

Николай подошел к судмедэксперту.

– Что скажете?

– Смерть ориентировочно наступила часа три-четыре назад. После вскрытия точно скажу причину смерти.

– Да причина и так видна – множественные ножевые ранения, кровопотеря. Меня интересует, была ли изнасилована?

– Пока не скажу, но непохоже. Я тебе, Николай, отзвонюсь.

Николай подошел к Андрею.

– Едем в райотдел, замерз я что-то.

По приезде расположились в кабинете. Андрей поближе к печке подсел.

– Какие версии? – поинтересовался Николай.

– Для начала две. Или псих, или сексуальный маньяк.

– Похоже. Грабеж и прочее отметается. Что у ребенка из пьющей семьи взять можно?

– Не торопись. Вора она увидеть могла, он ее как свидетеля убрал.

– Пустое. Что на кирпичном заводе брать? Да и не тронул бы вор ребенка. Чует мое сердце – ненормальный. Не было в районе раньше таких диких преступлений.

– Николай, не сбрасывай со счетов: после войны сколько фронтовиков вернулись. Контуженные, с больной психикой. Работу найти с инвалидностью сложно, вот и сорвался с катушек кто-то.

– Ты адвокат или опер? Значит, так, предстоит тебе работа дальняя, казенный дом. Иди в поликлинику, к психиатру. Выясни – кто из психов на учете состоит. Да не всех переписывай, кто буйный или приступы ярости были.

С большой неохотой Андрей в поликлинику пошел. Честно сказать – и психов, и психиатров побаивался, слухов разных много ходило. Психиатром оказался пожилой мужчина импозантной внешности. Андрей удостоверение сразу предъявил. Психиатр на стул указал.

– Что привело вас в наш бедлам?

Бедлам – общее прозвище психбольниц.

– Не подскажете, состоят ли у вас на учете буйные? Объясню. У нас в городе убийство произошло, необъяснимо жестокое. Ребенка изрезали ножом, почти четвертовали.

– Ужас какой! Сразу скажу – таких на свободе нет. Был один, в сорок четвертом его из армии комиссовали. Так он в Кащенко находится.

– Сбежать оттуда не мог?

– В жизни ничего невозможного нет. Но если бы случилось, меня бы известили.

– Как мне до больницы добраться?

– До Канатчиковой дачи? Так она на Загородном шоссе.

– Вы же о Кащенко говорили?

– Молодой человек, это одно и то же. Кащенко – название официальное, в честь бывшего главного врача. А Канатчикова дача – по местности, там сто лет назад купец жил, Канатчиков.

– Спасибо.

Андрей поднялся.

– Подождите. Все равно через Москву ехать. Так посетите психбольницу в Матросской Тишине. У них картотека обширная.

У Андрея тоскливо заныло под ложечкой. Но деваться некуда, версию надо отрабатывать. В две больницы сегодня не успеть, но на улицу Матросская Тишина вполне можно. Поторопился на электричку. До самой больницы, хоть почти в центре была, добрался только к двум часам дня. Сразу к начмеду направился, как называли заместителя главного врача по лечебной части, представился.

– Опишите повреждения трупа, – попросил начмед.

Андрей, как мог, рассказал.

– Ребенок, говорите? Да, это должен быть наш пациент, очень похоже. Но те, кто совершил нечто подобное, у нас за железной решеткой сидят по решению суда на принудительном лечении.

– Кого-то вы все-таки вылечили, и они на свободе живут.

– Молодой человек, такие маниакальные психозы до конца вылечить невозможно. Ремиссия, по-простому улучшение, может быть на год, два, пять, потом обязательно срыв.

– Жестко! И такой пациент снова может убивать?

– Увы.

– Я бы хотел получить список всех. И кто на излечении в больнице, и тех, кто отпущен. Они как-то наблюдаются?

– Психиатрами по месту жительства. Но вы же понимаете, к каждому врача не приставишь. Вам придется подождать часа два-три.

– Хорошо.

Андрей решил к тетке съездить, не болтаться же ему вокруг больницы? Пообедал домашним, поболтал немного. Остался бы на вечер, а время поджимает. В больнице ему вручили список из семи человек, пролеченных и выписанных. Вроде немного. Но если учесть, что они живут в разных концах области, а с транспортом худо, проверка может занять не один день.

Резонно решив, что ехать в Балашиху, утром снова в Москву, для посещения больницы имени Кащенко, будет пустой тратой времени, он вернулся к тетке. Та рада была, в последнее время, после перевода на новое место службы, в Балашиху, виделись они не часто, не каждую неделю. Андрей с грустью заметил, как быстро стареет и сдает тетка.

– Возвращался бы ты, Андрюша, сюда. За мной кто-то присмотреть должен, годы-то быстро летят. Комната тебе достанется. Не хоромы, конечно, но Москва. В Балашихе в общежитии ютишься, на всем казенном.

– Вернусь, баба Маня. Женюсь и вернусь.

– О, когда это будет! Я уж и не надеюсь.

Утром Андрей на Канатчикову дачу отправился. К удивлению своему, данные получил быстро и к обеду успел в райотдел вернуться.

Оба листка с фамилиями на стол Николаю положил.

– Фамилии и адреса буйных, за которыми расчлененка или тяжкие телесные повреждения числятся. По улучшению состояния здоровья из больницы выписаны.

– Тут от Каширы до Клина и Сергиева Посада!

– А кто сказал, что маньяк в нашем городе живет?

– Надо звонить в областное управление, выяснить – не было ли за последний год похожих преступлений в области.

Николай взялся за трубку.

– Межгород? Наберите мне номер…

Пока Николай говорил, Андрей обдумывал, что предпринять с проверкой психов. Самому ездить – недели не хватит. Можно попробовать позвонить в отделы уголовного розыска районов, где психи живут. Пусть проверят – на месте ли. Не выезжали с места жительства восьмого или девятого декабря? А если выезжали, то как выглядят? Его звонок подразумевал, что оперативники должны были лично выехать на место жительства, пациента посмотреть, с родственниками или соседями побеседовать. На все время нужно, оперативники же своей работой загружены выше головы.