Николай залез в карман куртки, вытащил пакетик.
– Конфеты. «Раковые шейки» называются. Больничная-то еда скудная. Умереть на ней не умрешь, но и здоровее не станешь. Приварок нужен обязательно. Ну, я побежал. Кражи квартирные пошли. За сутки – три, так что ты не залеживайся.
– Фи, кражи! Я больше по изменникам Родины работаю.
Феклистов изменился в лице.
– Правду скажи – блатовал?
– Ты о чем?
– К себе перейти.
– Не понял.
– Ну – гэбэшник этот.
– У нас даже разговора не было.
– Ох, чую – подкатывает к тебе. Они же там соломку мягко стелют, а спать жестко.
– Выбрось из головы.
– Ловлю на слове. Выздоравливай.
Феклистов убежал. И ведь как в воду смотрел. Третьим днем Андрей вставать стал, держась за стенку в коридоре, добрел до туалета. Послушал в курилке разговоры пациентов. Все больше о болезнях говорили. Андрею неинтересно про аппендициты и грыжи слушать, в палату побрел. Дверь открыл, а там лейтенант-гэбэшник на стуле раскачивается по-хозяйски.
– Добрый день, Андрей Михайлович!
– Здравствуйте.
– Зачем же так официально? Как здоровье?
– Понемногу выкарабкиваюсь.
– Вам привет и наилучшие пожелания мое начальство передает.
– Спасибо.
Засунули бы они свои приветы в… известное место. Приходилось на фронте Андрею пересекаться со Смершем. Разные люди были. Порядочные и сволочи, как везде. Одни сразу пистолетом в зубы тыкали, за человека тебя не считали. Другие разбирались спокойно. Андрей сам свидетелем был, когда наш «Т-34» подбили, но не подожгли. Экипаж машину покинул, так им самовольное оставление поля боя пришили.
– Надо было из танка огонь из пушки вести, атаку поддерживать, – назидал контрразведчик.
А фронтовики знали: подбитый танк – отличная мишень для немецкой артиллерии. И горит танк, хоть и железный, очень быстро. Не успел выбраться из горящей машины за пять-десять секунд, значит, живым сгоришь. Выслуживались некоторые, награды себе в тылу зарабатывали. А танкистов тех перед строем расстреляли. Андрей до сих пор их лица помнил. Поэтому в ГБ идти принципиально не желал. Он уже понял, зачем лейтенант пришел.
– А еще мое начальство с областным руководством милиции созванивалось. Пусть представление пишут – а мы со своей стороны ходатайство поддержим. Пора тебе лейтенантом быть, а ты все в младших.
– Кто не хочет расти?
Звездочки на погонах, конечно, приятно. Только в армии за звание и должность платят, а в милиции – нет. Морально приятно, но Андрей бы предпочел повышение денежного довольствия.
– Правильно понимаешь. Заслуженный человек, на фронте разведчиком был, имеешь награды и ранения. Тебе самая дорога к нам.
Ой как угадал Феклистов! Подкатился гэбэшник, ловко подъехал.
– А что? Выздоровеешь, поговорим.
– Для начала до сортира научиться ходить надо.
Лейтенант засмеялся.
– Я с хирургом говорил. Рана затягивается, кровопотеря, правда, большая. Но через две недели как огурчик будешь.
Лейтенант поднялся:
– Желаю выздоравливать.
– Спасибо.
Гэбэшник вышел, вот же… и про службу в разведке знают, и про награды. Опер им нужен с опытом, это и к бабке не ходи.
Прав был Феклистов, не ошибся. ГБ палец в рот не клади, мигом схарчат всего без остатка.
Положа руку на сердце – недолюбливал Андрей госбезопасность. Нужна была такая служба, как любому государству, но без перегибов.
На пятый день уже смог прогуливаться. Сразу в палату к раненному на вокзале постовому зашел, проведать.
– Привет, собрат по несчастью.
– Здравствуйте.
На Андрее серый больничный халат, из-под которого голые ноги торчат и тапочки без задника кожаные – «ни шагу назад». Придумали больничные острословы.
– Вы как здесь? – спросил постовой.
– Да как и ты, один человек нас в больничку спровадил.
– Поймать бы его! – скрежетнул зубами постовой.
– Не получится, рассчитался я с ним за нас с тобой, за десятки, а то и сотни безвинно убиенных. Застрелил я его.
– Правда? – оживился постовой.
– Шесть пуль из «кольта»! После такого не живут.
– Мы тогда с вами как кровные братья.
– Вроде того. Держи апельсин. Выздоравливай. Теперь часто видеться будем.
– Да я после такого известия быстро на поправку пойду. Правильно наши сказали.
– Кто наши и что сказали?
– Из транспортной милиции. Говорят, вас сотрудники и уголовники Стрелком называют.
– Слышал, и не скрою – доволен. Пусть мразь боится.
Постовой попытался сесть в постели.
– Лежи, тебе нельзя.
– Товарищ Фролов, возьмите меня к себе в отделение.
– Ты выздоравливай пока. А еще скажу – коли до стрельбы дошло, это плохо. Сработали мы некачественно. Живым взять надо, допросить, подельников на чистую воду вывести, под суд отдать. Ну а если с оружием в руках подонки разные сопротивляются, тогда стрелять на поражение.
– Спасибо, товарищ Фролов!
– Не благодари, одному делу служим.
Парень был помоложе Андрея года на четыре-пять, но опер чувствовал себя рядом с ним чуть ли не пожилым – по опыту, знаниям.
А вечером неожиданность. Медсестра вошла, спросила.
– Вы женаты?
– Хотите замуж за меня выйти? – пошутил Андрей.
Медсестра фыркнула негодующе:
– Вот еще!
– Не нравлюсь?
– Все мужики одинаковы, как оклемаются немного, заигрывать начинают. А там к вам жена, между прочим, рвется. Пускать?
Андрей удивился, но вида не подал. Женат не был никогда, откуда жене взяться? С однофамильцем спутали?
– Пускать.
И одеть-то нечего. Из-под халата затрапезного худые волосатые ноги торчат. А женщину, пусть это и ошибка, в таком виде встречать не подобает. Андрей скинул халат, улегся под одеяло. Все-таки он раненый, ему позволительно.
По коридору стук каблучков, открылась дверь, на пороге возникла Мария. Вот уж кого он не ожидал увидеть. Если не кривить душой – надеялся, но гнал от себя такие мысли. Мимолетное знакомство, кто он для нее?
– Добрый вечер!
– Жена пришла! – пошутил Андрей.
– В больнице санитарки такие мегеры, не пускали ни в какую. Пришлось неправду сказать.
– Да вы проходите, садитесь. А как же ваши принципы? Неправду не говорить?
– Для доброго дела можно.
– Как вы узнали, что я здесь?
– По городу слухи ходят о перестрелке. Говорят – куча трупов. Меня в милицию вызывали сегодня, как потерпевшую. Начальник ваш по телефону с кем-то говорил, сказал, что вы в больнице.
– Болтун Феклистов!
– Если вам мое посещение не по нраву, я могу уйти.
– Нет, что вы, Мария! Я рад вас видеть, честное слово.
– А рана у вас серьезная?
– Ногу отрезали, рука искалечена, – с серьезным лицом сказал Андрей.
Увидел, как в ужасе расширились глаза девушки. Она сразу посмотрела на одеяло в конец кровати. Андрей подтянул одеяло, пошевелил обеими ногами. Девушка покраснела от возмущения.
– Этим не шутят, я уже испугалась. Правда-правда, у меня даже сердце закололо. Я могу и обидеться.
– Экая вы обидчивая. Расскажите лучше, как учеба идет.
– Хорошо. Скоро сессия, экзамены сдавать будем. У меня в зачетке одни пятерки.
– Умная жена кому-то достанется, – вздохнул Андрей.
– А вы не женаты?
– Увы, не сподобился.
Повисла неловкая тишина.
– Я, пожалуй, пойду, – поднялась со стула Мария.
– Скучно вам со мной.
– Что вы!
Ага, все-таки не безразличен. Узнала о ранении и пришла. А может, только визит вежливости?
– Время позднее, в самом деле, пора идти, – вздохнул Андрей. – Приходите завтра.
– А можно?
– Конечно.
– Я пойду, а то мама волноваться будет. Вы пирожки любите?
– Если домашние, то да.
– Выздоравливайте.
Вот же балбес, укорил себя Андрей.
Девчонка молоденькая совсем, а он ее отрезанной ногой пугать вздумал. Неизбалованна, умна, немного с гонором, но это маска, прикрытие. Черт, нельзя упустить. Душа чистая, чем не жена. Подумал и испугался. Может, он ей не нравится? От грабителя спас, потому и пришла.