И по типографии удалось кое-что узнать. До Октябрьского переворота она называлась «Русская воля», печатала брошюры, листовки, прокламации социал-демократов, анархистов. В дни переворота, 24 октября 1917 года типографию захватили большевики. Они тогда занимали отделения почты, телеграфа, банки, мосты, типографии. В знак протеста рабочие типографии на работу не вышли, объявили забастовку. Большевики нашли выход. С нескольких типографий прислали представителей рабочих профессий – наборщиков, печатников, брошюровщиков. Все же типография была хорошо оснащена, и большевики не хотели упускать возможность задарма, на запасах бумаги и краски на складе типографии, выпускать газету и листовки. Иного способа оповестить население о свержении временного правительства, целях и задачах большевиков не было. Печатное слово имело большой вес, радио не было, а телевидение появилось двадцать лет спустя.

Большевики забастовку печатников не забыли, рабочих разогнали, сменили название. А теперь прилетел ответный камень. В типографии, как подозревал Матвей, печатали фальшивые купюры. Если их изготовить много и пустить в оборот, настоящие деньги девальвируются, финансовая система может рухнуть. Для любого государства фальшивые деньги – серьезная угроза, статьи в уголовном кодексе жесткие, наказания серьезные, при большевиках от двадцати лет тюрьмы и до расстрела, который применяли зачастую. Потому как фальшивомонетчик может поделиться секретами подделки с сокамерниками. Самое надежное – до суда держать в камере-одиночке, а после приговора сразу расстрелять.

За пару дней плотного наблюдения выявилось много интересных деталей. В типографию ежедневно приходили люди с пустыми руками, а уходили с пакетами, саквояжами, чемоданчиками. Вполне вероятно, что уносили заказанные легально материалы – бланки жировок, телеграмм, извещений, протоколов, квитанций. Можно проверить груз у каждого, но шум поднимется. И так ВЧК за жестокость, несоблюдение законности, по ряду других причин было преобразовано 6 февраля 1922 года в ОГПУ – Объединенное государственное политическое управление при Наркомате внутренних дел.

Сомнительно, что фальшивые деньги, если они изготавливались здесь, выпускались днем. Днем много сотрудников – бухгалтер, кладовщица, нормировщик, два грузчика, ибо бумага в рулонах или пакетах весит немало. Скорее всего, печать идет ночью, тем более весь тираж умещается в чемоданчике, как у Самохвалова. Другой вопрос – если фальшивки печатать еженощно, то объем получится большим. Зачем организаторам столько? Одному человеку надолго хватило бы. И были ли другие партии фальшивок? После раздумий Матвей часть наблюдателей перевел на ночные смены. А чтобы внимание не привлекать, Матвей организовал два поста. Один в арендованной квартире напротив, где условия приемлемые – тепло, туалет, обзор из окна отличный. И второй пост в машине. В ней только сверху не капает, а через щели продувает, а печки в отечественных машинах появились уже после сороковых годов. А погода не балует, вроде осень, но ранняя, в Петрограде через день дожди; даже когда их нет, с Финского залива влажность идет, по утрам туманы, промозгло. В легком пальто или куртке, плаще, чекисты в машине к утру замерзали. Выйти бы, поделать физические упражнения – поприседать, немного пробежаться – кружок вокруг машины, похлопать себя по плечам, да нельзя, привлечешь внимание. И фальшивомонетчиков и бдительных граждан. Такие находились всегда из числа пенсионеров или людей, страдающих бессонницей. Они телефонировали в милицию, требовали разобраться. Не «домушники» ли выслеживают адрес для кражи? У воров-домушников другие способы есть. Матвей надеялся, что кто-то получит в типографии ночью фальшивые купюры. Нормальные люди, не заговорщики, получают заказы из типографии днем.

Вроде все правильно организовал Матвей, сотрудников по постам распределил, смены расписал и – прокол. Поздно вечером, почти в полночь, звонок. Матвей трубку снял, еще не спал. Звонил Вяткин.

– Товарищ Митрофанов, это со второго поста. Только что из типографии вышел мужчина, в руке пакет, тяжелый.

– Откуда известно?

– Сам в другую сторону наклонился. Что делать?

– Сопровождайте пешком на квартал, подальше от типографии и досмотрите. Если то, что мы ищем, сразу в дежурную часть и сообщить мне.

– Понял, отбой.

Матвей в предвкушении, возбужден, сон сразу отошел. А звонка нет и нет. Утром на планерке первым делом спросил Вяткина.

– Что в пакете было?

– Тьфу, напасть! Вроде как афиши с голыми бабами. Я прихватил одну, как образец.

И передал свернутую в трубочку бумагу. Развернул Матвей. Пошло и красочно, но преступления в том нет. То ли утрата чемоданчика с купюрами насторожила фальшивомонетчиков, и они решили на время не выпускать поддельные деньги? Причин у них может быть много, поди, угадай. Матвей не исключал, что директор и прочее руководство могли быть не в курсе. Рабочие проявили инициативу. Захотелось хапнуть быстро и много. Но не факт. По-любому без печатников не обошлось, директор за станок встать не может, нужны навыки, опыт. На деньгах мелкая печать, производство, если можно так выразиться – деликатное, ювелирное. И станки нужны качественные и руки к ним толковые. И не исключено, что чекисты пустышку тянут. Такая типография в огромном городе не одна. Да, печатают подпольно всякие плакаты, карты игральные фривольного содержания. Все это нарушение мелкое, на подрыв финансовой системы государства никак не тянет. Жалко потерянного времени. И лучший способ – кого-либо из рабочих завербовать, да не грузчика, а именно станочника.

Матвей уже имел на руках список сотрудников. Непосредственно печатников там восемь человек, получается, по два-три в смену. Пробежал список глазами. Фамилии, год рождения, адрес. Все уже возрастом за сорок – сорок пять лет. Ну да, в молодости откуда мастерство? В зрелом возрасте уже жизненный опыт есть, рисковать попусту не должны. Если только соблазн велик. Деньги – они многим глаза застят, соблазняют пуститься во все тяжкие. Только надежды тщетны. Мелкое воровство еще могло сойти с рук, но не преступление против государства. Будут расследовать, может быть медленно и долго, бросят лучшие силы, но найдут обязательно, накажут показательно жестоко. А уж большевистское государство милосердием никогда не отличалось, не было таких периодов в его истории. Все тяготы на плечи народа большевики-коммунисты перекладывали, потому просуществовали семьдесят три года, и в девяностые никто на их защиту не встал.

Но Матвей знал о будущем только кратко, из записей отца. А сейчас продумывал подходы. Обыск учинить? Прокуратура, пусть и формально, должна дать санкцию. А вдруг ничего компрометирующего не найдется? Наличие бумаги и краски на складе в типографии еще ничего не доказывает. И краска, и бумага в любой типографии есть. Нужна убойная улика – фальшивые купюры. Даже неважно – в самой типографии или у курьера с грузом подделок, вышедшего из нее.

Плотно обложили типографию чекисты, как и слежку за Самохваловым. На телефонной станции сотрудник сидел, прослушивал все переговоры чиновника. Несколько дней прошло в напряженной работе и безрезультатно. Боровков, сидевший на телефонной станции, фиксировал лишь короткие служебные переговоры. Начальство Матвея начало проявлять нетерпение. Как же, им отрапортовать в горком и губком партии надо о раскрытии преступления, поимке виновных. А то получается – самая грозная структура мышей не ловит, зря жалованье получает!

Но Матвей по опыту знал, все усилия дадут рано или поздно результат. И первым сигналом стал зафиксированный телефонный разговор Самохвалова с директором типографии Федоскиным. Если не знать подоплеки, то разговор невинный. Матвей просмотрел распечатку на машинописном листе.

– Доброго здоровья! Узнал?

– Конечно.

– У тебя тихо?

– Как на кладбище. Похоже, твою оплошность с нами никак не связывают.

– Ну и славненько. Когда будет тираж?

– Через два дня, шестнадцатого. Продумай, как забирать будешь.