В один из осенних дней, когда по ночам уже заморозки случались, начальство Матвею задание дало – выявить и арестовать поджигателя склада в Парголово. В склад свезли зерно, собранный налог с селян. А ночью склад полыхнул. Телефона на складе нет, сторож в возрасте, пока добежал до пожарного депо, да пока пожарные на лошадях с бочками воды и ручным насосом добрались до горящего склада, уже тушить нечего было. Хорошо – успели отстоять от огня соседние постройки. Плохо, что пожарная команда затопила и залила водой все возможные следы. В первую очередь Матвей допросил сторожа. Он находился в небольшой сторожке при воротах, имел ружьецо – берданку, однако оружие от пожара не уберегло. Выяснилось, что деревянное здание вспыхнуло в три часа ночи с задней стены, занялось быстро. Матвей с сотрудниками пошел осматривать остатки склада. Бывшая задняя стена выходила в переулок. Сейчас здесь обгорелые бревна, запах пожарища, головешки. Наверняка поджог, бревна склада поджечь не просто.

– Павел, ищем стекло или саму бутылку.

Бревна стены базировались на каменном фундаменте. Сделано было добротно и давно, не иначе дореволюционный купеческий склад. Бревна не осмолены, учитывая сырую погоду, не загорятся, даже если окурок на них бросить. Нужен источник огня. Почти сразу сотрудник воскликнул:

– Остатки стекла, похоже – бутылка разбитая.

Матвей подошел, осмотрел. Искать следы на закопченном стекле бесполезно. Но разбитая бутылка подтверждает версию поджога, одновременно служит доказательством невиновности сторожа. Если бы поджег он, то сделал это с территории склада, с внутренней стороны. Матвей поднял стеклянное донышко, понюхал. Керосином пахнет. Не бензин и не самогон, у них запах другой. Вернулись в сторожку.

– Керосиновая лавка в поселке есть?

– Даже две. Одна на площади у рынка, вторая на Мещанской. Ой, ныне она Краснознаменная.

Керосин продавали по талонам, использовался для примусов, для освещения в керосиновых лампах. Электричество было не во всех селах, поселках и небольших городах и керосин был востребован, в дефиците. Ведь главным поставщиком нефти были бакинские и грозненские нефтепромыслы, до революции принадлежавшие Нобелю. И все получатели керосина теперь под подозрением. Только как их проверить, коли счет на сотни? Если исключить заведомо неспособных на поджог – совсем дряхлых дедушек и бабушек, физически немощных инвалидов, то все равно остается много. И Матвей, что с ним бывало редко, попал в тупик. Единственно, что оставалось – подключить информаторов. ПетроЧК не брезговала методами работы жандармерии, хотя прилюдно осуждала.

За поимку поджигателя начальство спросит. Все же на складе хранилось около трехсот тонн зерна. Это же сколько хлеба можно испечь, пусть и черного? Хранилась рожь, ибо пшеница в этих краях урожайность имела низкую, чай не черноземье украинское. Солнца мало, отсюда температуры низкие, почвы тощие. Так лучше черного хлеба людям досыта дать, чем ситного маленький кусочек. За уничтожение продовольствия Матвей бы вешал либо на каторгу ссылал. С продуктами неважно, люди досыта не едят. И кого поджигатель наказал? Комиссаров, членов разных комитетов и подкомитетов, чекистов? Своих же рабочих и селян, самое скверное – детей. Откуда им быть здоровыми, если еды только-только не умереть. Какие уж тут витамины? Руководство в поселке тоже хороши, оставить зерно под приглядом у одного сторожа – пенсионера!

Надеялись на пролетарскую сознательность? А кто поручится, что поджег пролетарий? Вероятнее всего не он, а бывший мещанин, купец, одним словом, средний класс, зажиточно живший при царе. Дворянин посчитает поджог склада ниже своего достоинства. Если вредить советской власти, так по-крупному, с размахом. Например, создать подпольную контрреволюционную организацию для свержения власти большевиков. В случае раскрытия заговора и ареста есть чем гордиться перед сокамерниками. Не старушку-процентщицу убил топором, как Раскольников, а масштабное дело затеял. У дворянина свои понятия чести.

Информаторов озадачил, но на результат не надеялся, потому что в здравом уме человек, совершивший поджог, высказываться об этом не будет. О том, что на склад свезли на хранение рожь, в Парголово знали многие. Не одну неделю подводы с мешками зерна на склад свозили из волостей. Наверняка работники склада делились дома с родными, а то и с приятелями в пивной. В общем – секрет Полишинеля; что знают трое, знают все. Это не военный секретный склад. И сколько ни раздумывал Матвей, не получалось нащупать тот кончик веревочки, который выведет к поджигателю. Уже и неделя прошла, начальство интересоваться стало, как продвигается дело с поджогом. Для самой власти потеря трехсот тонн зерна невелика. Вопрос в другом – есть не выявленный враг, и в любой момент он может совершить нечто более серьезное.

Безнаказанность всегда толкает на дальнейшие действия. И только через десять дней появилась надежда. Один из информаторов сообщил, что был у знакомых на поминках. Один из мужчин, крепко выпив, похвастался, что подпустил «красного петуха» большевикам. Информатор даже фамилию ухитрился узнать – Парамонов Николай. Через сельсовет, милицию, сразу уточнили данные. Был такой, в прошлом работавший приказчиком в ювелирном магазине. А ныне, поскольку человек грамотный, писарем обретается в артели «Свободный труд». Понятное дело, злобу на большевиков затаил. Быть приказчиком и писарем – разные уровни доходов и общественного положения. Многие не могли смириться. Духу взять в руки оружие, примкнуть к боевым организациям не хватало, власть их нещадно и жестоко карала. А понемногу гадить – запросто. Только хотелось еще и значимость свою показать, дескать крутой.

В этот же день Матвей с сотрудниками выехал в Парголово, вошли в здание артели уже в конце рабочего дня. Председатель, бухгалтер и писарь сидели в одной комнатке. Артель производила замки, товар во все времена, особенно беспокойные, востребованный.

Как только вошли, Матвей сразу понял, кто Парамонов. Председатель артели староват, да и кисти рук человека, работающего с железом – в поры кожи мазут въелся, пальцы раздавлены тяжелой работой. Бухгалтер – женщина. А у третьего глаза сразу забегали, почувствовал для себя угрозу. Матвей сразу на него уставился грозным взглядом.

– Парамонов?

– Он самый.

А голос дрожит, и пот мгновенно выступил на лбу, все же нервишки не железные. Привстал немного, да ноги подвели, рухнул на табурет.

– Собирайтесь, с нами поедете.

– Куда, граждане начальники? Нет за мной вины!

– Разберемся. Не виноват – отпустим.

Сотрудники Парамонова обыскали, досмотрели содержимое стола. Ничего предосудительного не обнаружили, вывели. Матвей и сам хотел выйти, да вдруг спросил у председателя:

– Керосин в артели имеется?

– А как же! Детали им промываем. Вам надо? Можем налить бутылочку.

– Нет, мне не надо. А Парамонов керосин брал?

– Дважды. Кладовщик без моего позволения не выдаст. Ныне товар дефицитный.

– Да? Напишите мне сейчас, когда Парамонов брал и сколько?

Матвей уселся на место задержанного Парамонова. Вот где брал керосин поджигатель. И теперь не отвертится. Жаль только, слова информатора использовать нельзя даже в суде. Иначе через присутствующих в зале станет известно. С информатором могут не общаться, а хуже всего – в темной подворотне камнем голову пробить, либо ножом в спину ударить. Без информаторов ни царской жандармерии работать затруднительно, ни большевистской ЧК, ни советской милиции. И ничего нового не придумано в сыскном деле, разве только в начале века стали использовать дактилоскопию (снятие отпечатков пальцев) и фотографию преступников. Но важнейшая часть – информаторы. Для повышения самооценки их называли секретными сотрудниками, как при советской власти, либо агентами, платили небольшую зарплату или разовые выплаты. Но суть оставалась – доносчики. Многие тайные сообщества, как политические, так и уголовные банды без них раскрыть было бы затруднительно. И все же Матвей их не уважал. Сказано же в Библии – единожды предав, кто тебе поверит?