У Матвея разочарование в сослуживцах. Среди полицейских и жандармов периодически тоже случались посиделки, откровенные разговоры, но стукачи не водились. Если и появлялся кто, быстро вычисляли, находили недостатки в службе и переводили в отдаленные местности. Другим была наука.

Матвей и внешне изменился. Отрастил бородку клинышком «а-ля Дзержинский», волосы на голове подлиннее. Иной раз видел знакомых в городе, но те не узнавали. Конечно, голубой униформы, выделяющей из толпы, не было, и в цивильной одежде он сливался с общей массой.

Полувоенные френчи появились в ЧК значительно позже, в основном у следователей и охраны, конвойных. Оперативные работники ходили в штатском, им выделяться не следовало. Сами условия службы, специфика ее, требовали таких же приемов и методов, как и у полиции, жандармерии. Только навыков и опыта не было, работали грубо, применяли избиения. Признания «выбивались». Наверное, тогда и родилось знаменитое «признание обвиняемого – царица доказательств». Только признание можно «выбить», но на это «самые гуманные суды» закрывали глаза.

Все изменилось летом 1918 года, когда разные партии стали проводить террористические акты. Двадцатого июня был убит в Петрограде комиссар по делам печати Володарский (Моисей Маркович Гольдштейн, член Бунда с 1905 года). На служебном автомобиле он направлялся на митинг рабочих Обуховского завода. Закончился бензин, и Володарский пошел пешком, благо – оставалось недалеко. За часовней в Прямом переулке его ждали. Никита Сергеев, эсер-боевик. Выстрелом из пистолета он убил комиссара. Похороны были торжественными, на Марсовом поле.

К Зиновьеву в Смольный на следующий день заявилась рабочая делегация с требованием немедленных репрессий. И уже на следующий день начались расстрелы.

Ситуация ухудшилась после покушения на Ленина 30 августа 1918 года в Москве, на заводе Михельсона. После митинга Ленин вышел к автомобилю во дворе. Поджидавшая его эсерка Фанни Каплан стреляла из «браунинга». Стоявшая неподалеку, но обладавшая плохим зрением, смогла попасть только два раза. Шофер Ленина, Гиль, выбил оружие из ее рук, подбежавшие рабочие повалили, стали бить. Ленина увезли в больницу, а Каплан в Кремль, где ее допрашивали, и 3 сентября, без суда, она была расстреляна, а тело сожгли.

Большевики на теракты ответили. Уже 2 сентября 1918 года Яков Свердлов объявил красный террор. Чекисты были главной силой. Хватали всех, кто не принадлежал к пролетариям или крестьянам. Арестовывали на улицах, в квартирах, в организациях, куда люди пришли по делам – на почте, в магазинах. Непосредственно расстреливали красноармейцы из расстрельных команд, в Москве, Петрограде и Киеве зачастую это были латыши. Это были акции устрашения, в первую очередь собственного народа, хотя бороться надо было с эсерами. Их представители осуществляли теракты в отношении руководства страны и партии. Хотя при большевиках это было одно и то же. Например, Урицкий был одновременно комиссаром внутренних дел Петроградского областного правительства и председателем Петроградской ВЧК. И многие большевики занимали две-три руководящие должности, так же как Дзержинский.

Те, кто оставался в городе – купцы, промышленники, бывшие чиновники, которые после Октябрьского переворота выжидали, что все успокоится, были разочарованы и напуганы. Большевики совершали непредсказуемые поступки, убивая невиновных. На любое действие, как в физике, так и в социуме, всегда будет противодействие. Люди, не вступавшие ранее в конфликт с властями, взялись за оружие. В ответ большевики приказали населению под страхом смертной казни сдать имеющееся на руках огнестрельное оружие. До мировой войны многие его официально приобретали в магазинах.

Уголовники его тоже имели, украденное у граждан, со складов. Возвратившиеся с фронта солдаты привезли с собой и трехлинейки, и трофейные пистолеты. Кое-что сдали, в основном люди законопослушные. Многие оружие припрятали, в ожидании худших времен. Советская власть сделала выводы и впредь гражданам приобретать винтовки, пистолеты и револьверы не разрешала. Для власти вооруженный гражданин опасен. А в будущем, с началом Второй мировой войны, власти в приказном порядке обязали сдать радиоприемники. Нечего слушать вражеские голоса!

Матвей всячески старался уклониться от участия в красном терроре. Не всегда получалось, а несколько раз срывался. Понимал, что рискует, а выдержки не хватило. Однажды осенним вечером ехал к родителям на дачу. Еще не успел за город выехать, как тусклый свет фар выхватил неприглядную картину. На тротуаре недвижно лежал мужчина, женщина стояла, застыв в испуге. Вокруг нее трое мужчин. Один в кожаной куртке и с револьвером в желтой кобуре и двое солдат с трехлинейками за плечами. Патруль. Вероятно, милиционер или чекист с приданными для усиления солдатами. Похоже, не документы у женщины требовали, а пальто снимали. Его и продать можно, и своей зазнобе подарить. А забрав пальто, наверняка убьют, как и мужчину. Если снимать с убитой, пальто будет в крови. Вероятно, семейная пара. Припозднилась из гостей или с поезда. У Матвея под сиденьем два револьвера, изъятые из квартиры, где скрывался полицейский. Остановил автомобиль, вытащил револьверы. Он их после изъятия почистил, смазал, зарядил полные барабаны. Как раз на такой случай. Конечно, баллистической экспертизы никто не проводил, да и отпечатки пальцев несколько лет не делали. Старых специалистов выгнали. Новые ничего не умели. Хороший толчок даст Джунковский, жандармский генерал, которого Дзержинский привлечет для правильной постановки розыскного дела.

Все происходило быстро. Матвей в одну секунду оценил ситуацию, остановил машину. На автомобилях разъезжали партийцы, сотрудники ЧК. Поэтому патруль не встревожился, повернули головы. Еще секунда и в руках у Матвея оба револьвера. Дистанция метров семь-восемь. Промахнется только слепой. Стрелять стал с обеих рук. Выстрелов пять-шесть сделал. Между домами гулко отозвалось эхо. Никто не выглянул в окно, боялись.

Чекист и солдаты упали. Сомнительно, что женщина, попав в серьезный переплет, сможет запомнить номер машины. Слишком потрясена, шокирована. Поняла или нет, что неожиданный стрелок спас ее от неминуемой смерти?

– Беги скорее домой, если хочешь жить! – велел Матвей.

А она стояла, замерев, парализованная страхом.

– Уходи, на выстрелы патруль прибежит, плохо будет.

– Мужа убили, – тихо сказала женщина.

– Ему уже не поможешь. Дети есть? Подумай о них.

Женщина сделала шаг, другой, оглянулась, потом побежала. Матвей выбрался из машины. Мотор не глушил и дверцу не прикрыл. Обыскал чекиста, искал документы, а в первую очередь обнаружил в кармане увесистый сверток, фунта на два. Развернул тряпицу. Как и ожидал – золотые изделия – цепочка с крестиком, два перстня, кольцо, табакерка. Явно изымали у прохожих. То ли грабители, одетые под милицию, то ли чекисты, решившие быстро разбогатеть. А все едино – мерзавцы. Матвей опустил сверток в карман куртки. Ограбленным людям уже не вернуть, а оставлять не хотел, все равно достанется милиции или чекистам. Не брезговали они золотом, часами и прочим, имеющим серьезную стоимость. Причем особенно не стыдились, считали – заслуженное перераспределение неправедно нажитого. Анархисты даже лозунг выдвинули – «грабь награбленное».

Забрал из кобуры убитого револьвер, откинул дверцу барабана, присвистнул. Пять патронов стреляны, осталось два. Вот откуда золотишко, на крови. Нырнул в машину, поехал. «Левый» револьвер был уже третьим. Случись необходимость стрелять, как сегодня, можно использовать чужое оружие и выбросить в реку. Как говорится – концы в воду.

Служить чекистам верой и правдой не собирался, делать вид старательного, но тупого пролетария. С одной стороны, служба в ЧК дает защиту от репрессий для него лично и семьи. С другой – паек, жалованье, талоны на керосин и прочие блага. Большевики себя не обделяли, а ЧК была боевым отрядом партии, по выражению идеолога РСДРП Ульянова.

Матвей искренне полагал, что новая власть ненадолго. Уж очень кровожадная. Причем только эсеры реально пытались бороться, но методы были негодные – индивидуальный террор. Ну, убили они десяток партийных функционеров, что изменилось? Красные не испугались, наоборот, устроили массовый террор, убивали неповинных людей сотнями и тысячами.