– Унтеры, берите нашего, несите. Вроде жив, но без сознания.
Сам расстегнул на немцах брючные ремни, завел руки за спину, связал.
– Дранг нах… – и рукой махнул.
Не знал, как по-немецки окопы. Уже почти дошли, как немцы заподозрили неладное, открыли пулеметный огонь. Пришлось всем залечь в огромную воронку от снаряда. С наших позиций тоже стали стрелять. Через четверть часа стрельба прекратилась. Стрелять, не видя цели, только патроны попусту переводить. Но дальше уже ползли. Медленно, потому как наш солдат и связанные немцы ползти не могли, их тащили.
Из траншеи окликнули:
– Кто?
– Свои.
Навстречу, пригнувшись, метнулись два солдата. Оба подхватили уже бывшего пленного, понесли к траншее, передали на руки товарищам. Потом вернулись еще раз, протащили немца. Остальные уже сами смогли добраться. В траншее Левандовский зажигалкой чиркнул, осветил лицо русского, побывавшего в коротком плену.
– Из второй роты, старослужащий. Как же он так неосторожно?
– Придет в себя, расспросим.
Для Матвея это нужно. Либо сам виноват – уснул на посту, либо есть уязвимости, которые надо ликвидировать. По рассказам бывалых солдат, кто ходил в атаки на немецкие позиции, у них кроме проволочных заграждений еще мусор. Немцы выбрасывали впереди траншей пустые консервные банки, бутылки, цинковые коробки из-под патронов. Если кто-то ночью полезет, заденет, шум получится. А осколки бутылок и банок могут серьезно поранить руки. У Матвея служба такая – противостоять утечке информации из расположения бригады, препятствовать разлагающей агитации, коли таковая случится, не допускать захвата немцами наших военнослужащих. Это как сегодня. А еще надо допросить захваченных немцев. У Левандовского такие же мысли. Солдаты завели в его блиндаж пленных. Довольно крепкие ребята, как рассмотрел их при свете карбидной лампы Матвей. С такими в рукопашной устоять сложно. Но струхнули, сдались, увидев бесславную смерть камрадов. А все потому, что мотивации нет. Что забыл во Франции рядовой солдат рейхсвера? Окопная грязь, вши, смерть товарищей. Если и достанется чужая земля, так два метра на могилу. Война нужна правителям, а не простому народу. Один из немцев сносно говорил по-русски, но с большим акцентом, слова выговаривал жестко, однако понять можно. Сначала допрашивал комбат. Вопросы предсказуемые – какая дивизия противостоит русским, каков моральный дух солдат, где расположены пулеметные гнезда, где батареи полевой артиллерии.
Немец отвечал правдиво, ибо его показания совпадали с показаниями других. Второй немец молчал, потому что русского языка не знал. Когда Левандовский выспросил, что хотел, свои вопросы стал задавать Матвей. Его интересовало – кто занимается разведкой, с какой целью посылали группу, зачем убили одного караульного, а пленили другого? Вопросы практические, чтобы в дальнейшем предотвратить захваты. Для этих двух немцев война уже закончена, и они это понимали. Отправят в лагерь для военнопленных, а после окончания войны вернут в фатер-ланд.
Матвей устал. Вылазка на нейтралку, потом допрос, а времени… Он посмотрел на часы. Пять часов по европейскому времени, фактически утро. Спать охота.
– Честь имею!
Матвей откланялся и отправился к себе.
Штаб бригады на окраине Реймса, в доме, который покинули хозяева. А отделение контрразведки, в котором начальником Матвей, в соседнем доме. Хозяева, которые покинули дом при приближении линии фронта, забрали только самое ценное. В доме и мебель на месте, и ковры, и даже кое-какие запасы в погребе – вина, овощи. И Матвей с сотрудниками припасами пользовался. Коли русских обязали воевать за французов, так пусть не жмутся на угощение. Видел уже Матвей, как отсиживаются в тылу, прикрываясь медицинскими справками, наверняка купленными, здоровые и крепкие на вид мужчины.
Русское воинство воевало честно, осознавали, что на них Европа смотрит. И государя подвести было бы последним делом.
Французы русским не очень рвались помогать. Мало того, пытались еще завербовать или подставить. Зачем это надо было спецслужбам Франции – непонятно. Правда, назывались они тогда не специальные, а секретные. И военная контрразведка была, но это объяснимо, страна ведет войну с сильным противником, каким являлась Германия, и немцы вели военный и промышленный шпионаж. Вальтер Николаи создал в Германии мощнейшую службу, начал массово готовить агентуру, на подкуп информаторов денег не жалели.
Проживание в соседнем со штабом доме сыграло с Матвеем злую шутку. Ходил он в военной форме, как и другие военнослужащие экспедиционного корпуса. Видимо, его приняли за штабного офицера, устроили провокацию. Однажды в январе к нему на улице подошел мужчина в гражданском. Матвей хоть и жандарм, но прикомандирован был в армию. Впрочем, жандармерия набиралась из армейских или гвардейских офицеров и отставных нижних чинов и финансировалась из бюджета военного министерства, хотя была в подчинении Министерства внутренних дел. Запутанно. И форма на Матвее была полевая армейская.
Мужчина подошел, извинился, посмотрел на погоны. Говорил по-русски, но русским не был, говорил с французским акцентом, делая ударения в словах на последнем слоге.
– Э… господин капитэн?
– Именно так. Чем могу быть полезен?
– У меня для вас интересное предложение.
– Слушаю.
– Наш разговор не для улицы, не для посторонних глаз.
В общем, договорились встретиться в кофейне «Шарлотта», и визави предложил прийти в цивильной одежде. Матвею занятно стало. Неужели через него решили провернуть какую-то махинацию? Сыщик взыграл, согласился. В оговоренное время пришел в кофейню. Хоть война и траншеи рядом, в пяти километрах, а в кофейне народ есть, кофе пьет с пирожными, чаще с круассанами. Запах такой, что у сытого пробудится аппетит.
Мужчина, который представился Флобером, уже в кофейне, столик занял в углу, рукой приветливо махнул. Столик удобно стоит, за двумя колоннами, другие столики поодаль. Получалось приватно, подслушать сложно. Матвей положение столика сразу оценил. Не дилетант подбирал, это уже говорило об уровне.
Поприветствовал, уселся. Флобер поднял руку, и гарсон принес сделанный ранее заказ – две чашечки ароматного кофе, круассаны.
– Воздадим должное! – возгласил француз.
Кофе отлично сварен, булочки свежайшие, из печи. Матвея досада взяла. В России рады куску хлеба, а здесь кофе, круассаны. Обидно за свою страну стало. Флобер отодвинул пустую чашку.
– Поговорим о деле, ибо время – деньги. Буду краток, задам прямой вопрос. Вас интересуют деньги?
– Они интересуют всех!
Матвей решил прикидываться алчным человеком, без принципов.
– Отлично!
И предложил составить справку, указав общую численность бригады, потери ранеными и убитыми, тяжелое вооружение – пушки, пулеметы.
– Три дня хватит?
– Успею.
– Тогда встречаемся здесь же, в это время, через три дня, в пятницу. Можете идти.
Матвей вышел, но не ушел, свернул за угол, подождал, пока выйдет Флобер. Держась в отдалении, пошел за ним. Флобер один раз проверился, наклонился, якобы завязывая шнурок на ботинке, обернулся назад. Но Матвей этот фокус знал от филеров, успел спрятаться за киоск. Через пару кварталов Флобер вошел в здание. Матвей прошел мимо. Здание явно не жилое, но вывески или рекламы не было. Для французов нехарактерно. Запомнил название улицы и номер дома. В отделе была подробная карта города. Нашел адрес, но никаких зацепок. Однако заело. В штабе нашел переводчика, француза из местных, спросил про адрес.
– Зачем вам этот дом, мсье? Там отдел Второго Бюро французской секретной службы.
И сразу сложилось. Флобер решил завербовать русского офицера. То ли на перспективу, то ли устроить провокацию. Получить письменную информацию, вручить деньги и тут же арестовать. Причем показательно, со свидетелями. Только зачем, пока непонятно. Доказать своему начальству, что русские предатели? И французам не стоит доверять экспедиционному корпусу? Из провокации могут раздуть большой скандал, привлечь газетчиков.