– Жаль, что князь Лоефорт погиб, – медленно проговорил Бисер. – Толковый был человек. Нынешний наш премьер не тянет. Горизонт у него узкий.

– Зато он не связан с тайными обществами, – буркнул Молас.

– Надо срочно достраивать железную дорогу из Калуги в Риест, – подал я совет. – И сразу двупутку, чтобы обеспечить ее максимальную пропускную способность на случай войны.

– Как ты себе представляешь двупутку через горы? – спросил император. – Так еще никто в мире не строил.

– У Вахрумки два проекта этой дороги. Каждый из них однопутный. Строить надо оба. Но так, чтобы каждый проводил поезда только в одну сторону.

– Дорого, – сказал Молас.

– Не дороже денег, – ответил я. – Для нас это «дорога жизни».

– Где брать рельсы? – уставился на меня император.

– Рельсы будут, – уверенно ответил я. – Поставлю в Калуге еще несколько сталеплавильных печей и рельсопрокатных станов. А на первых порах можно и у царцев закупать. Им деньги край как нужны – рассчитаться по кредитам с островитянами.

– В таком случае и тебе деньги нужны на стройку? – Император посмотрел на меня, и я машинально кивнул. – Ладно, дам тебе субсидию. Лучше тебе, чем через царцев усиливать островитян. Но что ты будешь делать, когда железные дороги в Риест построим? Куда будешь девать рельсы потом? Трудно тебе будет выйти из кризиса перепроизводства.

– Легко, ваше величество, – улыбнулся я. – Первое – буду выпускать легкие рельсы для городской конки по заказам городов. Второе – часть рельсопрокатных станов переведу на прокат швеллеров, тавров, уголка и арматуры для бетонного строительства. Да ту же стальную проволоку тянуть не проблема. Или плоский лист для кровли хотя бы. Ну и в самой империи прокладка железных дорог не закончится же… Куда-то же надо будет пристраивать возвращающихся пленных. Помню, у покойного Лоефорта была уже разработана программа общественных работ, в первую очередь расширение существующих железных дорог на два пути и изыскание новых трасс. «Империя – это дороги», – как он сказал мне на пуске первого моего рельсопрокатного стана. Именно поэтому я и придерживаю выпуск маленьких тракторов с нефтяными двигателями, чтобы не вынимать из села трудовые ресурсы резко.

– А сколько ты сможешь таких тракторов выпускать? – заинтересовался император.

– До ста тысяч в год, государь, при выходе завода на проектную мощность.

– Куда нам столько? – удивился Молас.

– Не только нам, за границу продавать будем. Чем больше выпуск одной модели, тем дешевле по себестоимости выходит каждая единица продукции. Все давно просчитано.

– А покупать твои трактора будут? Или опять на казну надеешься? – посерьезнел император.

Видно, финансовый вопрос монарха уже достал. Все только клянчат: «дай», и никто не сказал «вот, возьми».

– Будут, государь. Когда поймут, что такой трактор дешевле в эксплуатации, чем паровой локомобиль. И КПД у него выше. А нефти у нас в Реции много. Тем более что двигатели Болинтера могут работать не просто на нефти, а на ее отходах от производства керосина, которые пока тупо сливают в рукотворные нефтяные озера. Да вообще на любой жидкости, что горит.

– Смотри, Молас, вот два сапога пара с герцогом. Всё в Рецию тащат, – усмехнулся император и поменял тему, развернувшись ко мне: – К совещанию по воздухоплаванию готов?

– Так точно, – ответил я и, вынув из портфеля, передал императору папку с эскизами новой униформы воздушного флота.

– А что… На первый взгляд мне нравится, – император захлопнул папку и, закрыв глаза, откинулся на спинку кресла.

Молас показал мне глазами, что нам пора уходить.

Первый день марта был отдан морякам.

В большом красивом «морском» зале императорского дворца кроме адмиралов сидели Молас, начальник генштаба, все пять командоров неба, начальник ГАУ, представители военного и морского ведомств, чиновники министерства экономики.

Зал был украшен большими картинами хороших маринистов. Сюжеты, которыми вдохновлялись художники, как один взяты из героического прошлого флота империи. На почетном месте в углу зала стоял штурвал брига «Кузнечик», который выиграл бой у скандского 80-пушечного галеона в Северном море во время Восьмилетней войны. Итогом той войны стало преобразование рыхлой имперской конфедерации и более тесное государственное образование. Даже люстры этого зала были посвящены морской тематике и напоминали марсовые площадки мачт парусников.

Выступать я тут не собирался. Решил просто отбыть номер, раз император меня домой не отпускает. Даже Молас от меня уже отстал, а этот все не уймется.

Бисер во вступительном слове попросил присутствующих не растекаться мыслью по столешнице и сосредоточиться именно на морских проблемах.

– Слово начальнику генштаба, прошу вас, генерал.

– Главный вопрос: что делать с островитянами на море? Они хитрые, предлагают в кулуарах мирной конференции включить в мирный договор вопрос корабельной артиллерии. И еще предлагают отныне считать общий предельный вес артиллерийского залпа всего флота, а не отдельные ограничения по кораблям вводить. Что делать в такой ситуации? Наши адмиралы, судя по предварительным разговорам на эту тему, откровенно говоря, в растерянности, – начал свою речь начальник генштаба инженер-генерал Штур.

– Про торпеды они ничего не предлагают? – перебил его вопросом моложавый вице-адмирал, без седины, с аккуратной «профессорской» бородкой.

– Нет. Уперлись в общий вес артиллерийского залпа, – ответил начальник генштаба.

– Тогда остается развивать минные силы и подводный флот, – сказал тот же вице-адмирал.

– Видел я эти ваши поделки, – вмешался император. – Так… игрушка. Опасная игрушка. В первую очередь для своих же моряков. Хотя и заманчиво пустить большой броненосец на дно одной самодвижущейся миной. Что скажешь, Кобчик? Ты же единственный среди нас академик.

Мне показалось, что Бисер усмехнулся на слове «академик». Но, взяв себя в руки, ответил серьезно:

– Ваше величество, господа Совет, чтобы все срослось с подводным флотом так, чтобы он смог представлять собой грозную силу для надводных кораблей, нужно активно развивать два направления в науке. Это электромоторы, электрогенераторы и аккумуляторы электричества плюс двигатели внутреннего сгорания. Без этих вещей подводные лодки так и останутся бесполезными игрушками. Хождение под шноркелем на паровой машине возможно пока только при защите акватории собственной морской базы. Не более. Только периодическое движение в надводном положении на двигателе внутреннего сгорания при одновременной зарядке аккумуляторов позволит иметь достаточный ход под водой на электромоторах. Тогда радиус действия таких подводных крейсеров будет ограничен только запасом горючего для двигателя внутреннего сгорания.

– Опять нефтяники свой керосин суют, – буркнул старый седой адмирал с длинной раздвоенной бородой. – Мало им денег. Только флот еще и не воняет вашим керосином.

– Я не нефтяник, ваше превосходительство, – заметил я. – Это так, вам для справки.

– Но вы рецкий барон, а значит, если не сам нефтяник, так лоббируете своих нефтяников, – проворчал адмирал.

– Для справедливости надо уточнить, что островитяне уже строят машины для своего флота на жидком топливе, – встрял в разговор Молас. – А республиканцы уже сделали двигатель внутреннего сгорания. У меня аэросани на их двигателе катаются.

– Откуда это известно?

– Из донесений нашей внешней разведки. И используют они пока два вида топлива в новых машинах: саму сырую нефть и отходы от керосинового производства, которые мы пока никак не используем, – газолин. Керосин они решили поберечь. Машины, правда, пока только паровые.

– Я против того, чтобы корабли противно воняли, – снова подал возмущенный голос тот же седой адмирал.

– Я так понял, вы выступаете за жирный демаскирующий дым из труб и угольную гарь по всему кораблю? – вставил я свои «пять копеек».

– Нет на наших кораблях гари, хоть чистым платочком пройдитесь, – гордо улыбнулся старый седой адмирал.