— Его королевское величество наверняка писал вам, что я не инженер и расчеты — моя слабая сторона. Идею, принцип я могу предложить, даже схему прибора изобрести, а вот довести что-то до готового продукта мне пока слабо. Да и времени на это нет.

— Я это знаю, — оживился маркграф. — А что, есть уже идеи?

— Предприятие, о котором вы говорили, ваша светлость, находится в вашей собственности?

— Скажем так… это мануфактура на паях, — ответил он уклончиво.

— Идея есть. Наблюдательный прибор, который поможет командирам высоких рангов следить за противником, не высовываясь из окопа командного пункта вообще. То есть, не подвергая себя риску погибнуть от шальной пули. Такое интересно? Если да, то пришлите ко мне своего патентного поверенного.

— Прекрасно, — подвел нашей беседе итог маркграф. — Теперь я понял, что в вас нашел Бисер. Со своей стороны, — так как императорская премия не будет большой, — я вас простимулирую тем, что если эти ваши приборы поставит на вооружение военное ведомство, то вы получите в нашем предприятии пай в два процента от уставного капитала. Плюс к этому будете получать от предприятия роялти — по одной серебрушке с каждого проданного прибора…

— И на каждом приборе будет стоять надпись «Кобчик-патент», — твердо заявил я.

Наглеть так наглеть, решил я. В деньгах, как видно, меня тут уже обули.

— Несомненно, — согласился маркграф. — Вас отвезут, куда вы скажете, в моей карете. И… если будут еще идеи, то приносите их уже оформленными патентному поверенному.

Маркграф встал и упрекнул меня напоследок:

— А все-таки такие простые и нужные вещи, как этот самовар, ты, Савва, мог бы отдать и своим землякам в работу. Хороших ремесленников, настоящих мастеров тут много. Успевай только им медный лист подвозить, — маркграф даже цыкнул разочарованно.

— Не мог, — ответил я с едва сдерживаемой злостью. — Не потому что не хотел, а потому что сначала в госпитале раненый валялся, потом в тюрьме сидел. Поверенный вопрос с лицензиями в мое отсутствие провернул.

Свадьбу не играли.

Брак не регистрировали.

Элика просто взяла с собой ребенка, няньку, пару баулов с пеленками, три узла с полушубками и валенками, детскую колыбельку, ружье с патронташем и уехала со мной. Сама. Я так и не понял, ради чего ей стоило так выпендриваться столько времени? Даже от койки меня отлучать на целую неделю. Только в последнюю ночь пришла — не выдержала. В итоге я же оказался и виноват, что она «столько времени потеряла».

Но мне, по совести, не до вздорностей бабских было — днями я чертил. А потом при свете купленной в городе керосиновой лампы писал пояснительные записки к чертежам. И отдельно составлял по положенной форме протокол новизны принципа изобретения.

Так появились в этом мире те приборы, которые я неплохо знал по Российской армии.

Ручной перископ разведчика. Простейший триплекс с двумя металлическими зеркалами. Чтобы из-за препятствия что-либо высмотреть, себя не показывая.

Командирскую стереотрубу на два перископических рога и однорогий монокулярный перископ для офицеров рангом пониже. Штатив к ним. Механику винтовой наводки на резкость. Как с четырехкратным увеличением, так вообще и без него для передовых окопов. По номенклатуре четыре разных изделия получилось.

Бленду навесную фибровую, чтобы блеск оптики от вражеского наблюдателя скрыть и свой глаз от солнечных лучей уберечь. И на свои приборы, и на бинокли.

Заодно светофильтры из дымчатого и лилового хрусталя на байонетном креплении.

Ударил себя по макушке за забывчивость и подал заявку на патент самого крепления.

Оптический прицел на винтовку типа неубиваемого русского ПУ-4 с крестовиной из конского волоса и диоптрической установкой окуляра. С двумя маховиками ручного наведения. Простейший полуторакратный оптический прицел тут и так делали, но из-за особенностей затвора штатной винтовки ставили его по-скаутски — вынесенным далеко вперед. За новизну выдал не столько сам прицел, а именно боковой кронштейн на него, чтобы стрелку можно было открытыми прицельными приспособлениями одновременно пользоваться, а также возможность быстро ставить с ним прицел на винтовку и снимать его.

Отдельно написал записку, что этот прицел можно и на пулеметы ставить и на пушки до трехдюймового калибра.

И раз пошла такая пьянка, то не только начертил и описал, но и заказал маркграфу на его мануфактуре триплексы наблюдения на бронепоезд и большой телескопический перископ для командира с возможностью выдвигать его механически по зубчатой рейке на два метра выше крыши вагона. Кругового обзора, с ручками складывающимися, резиновым налобником — все как на подводной лодке. Даже проще — не надо хитрые сальники выкаблучивать, чтобы они воду не пропускали.

Трезво подумав, саму подводную лодку чертить не стал… Не ко времени еще. Потом как-нибудь, когда у меня авторитет уже будет в глазах больших начальников из имперской канцелярии.

Заодно Оле подарил идею и чертеж швейцарского офицерского ножа «о двенадцати лезвиях» с ножницами и штопором, набором инструментов, необходимых для разборки оружия, обязав его первый изготовленный десяток выслать мне. В подарочном исполнении с ручками из кости — на подарки для маркетинга. И тоже запатентовал его, а лицензию оформил на Оле.

Удобный механический пробочник на зубчатом колесе с винтом и ручками. А то тут все руками пробки тянут примитивным штопором.

Консервный нож. Простая ведь до безобразия приспособь, а банки солдатики все штыками вскрывают.

Походный набор — нож, ложка, вилка в одном флаконе, складные, одним движением разделяющиеся на три автономных предмета.

А вот идею мультитула я пока попридержал. Не все сразу. Автомашин здесь пока нет, а на рутьеры[89] с локомобилями[90] так даже гаечные ключи паровозного размера пока идут.

Так что некогда мне было за непонятную женскую обиженку переживать.

Оле заглянул несколько раз подивиться на мои занятия, потом во время ужина заявил:

— Перерос ты, Савва, нашу стезю. Скучно тебе после войны будет подковы ковать.

Что я мог ему на это ответить? Рубаху рвать и пуп царапать, что вернусь сюда обязательно его подмастерьем? Не факт. Вернусь, конечно, за сыном, когда ему исполнится семь лет. Отдам в кадетский корпус на казенный кошт. Сын гвардейского офицера и орденоносца как-никак. В любом случае неграмотным я своего ребенка не оставлю.

Когда Элика объявилась на вокзале в сопровождении няньки и носильщиков, Оле только руками развел. Я тут, мол, не при делах.

— Разбирайтесь-ка сами между собой, — сказал он и отошел в сторонку, чтобы нашему разговору не мешать.

— Я с тобой, — твердо заявила Элика, даже не поздоровавшись, лишь поправив на плече ремень ружья.

— Там война, милая, — ответил я ей. — Там и убить могут.

— Если ты мне муж, то мое место подле тебя, а не на этой горе. Я в невесты ушедших богов не записывалась и их обетов блюсти себя в телесной непорочности не давала.

— Там говорят совсем на другом языке.

— Выучу. Ты же выучил.

— И читать-писать научишься? — поставил я условие под видом вопроса. — У офицера не может быть неграмотной жены.

— Делóв-то… — фыркнула Элика.

— А девчонку эту зачем с собой тащишь?

— Жена офицера должна иметь прислугу, — убежденно высказалась девушка. — У тебя же есть денщик.

— Резонно, — усмехнулся я. — Только там… вот в этом, — я подергал ее за рукав кофты домашней вязки, — не ходят. Особенно жены офицеров.

— Не страшно, — парировала Элика. — Буду ходить в том, в чем ходят они. Надеюсь, они одеваются не слишком смешно.

— Что скажут родители девочки?

— Ничего не скажут. Она сирота.

Сирота — это аргумент. Сам тут сирота при живых родителях. И Элика сирота.

— Тогда бери няньку, сына и вот в этом салон-вагоне заселяйте второе от входа купе. Вещи денщик занесет.