Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Хороший кессарский меч стоит денег, — не согласился Кай. — Возьми, пригодится. И вот, — он закрыл глаза Васе, щелкнул пряжкой ее ремня, — возьми пояс клана Кессар. Только не надевай его до конца Пагубы. Все прочее пусть останется при ней.

— Жаль ее, — прошептала Каттими.

— Хорошо. — Арма опустила пояс в суму, обернулась к Каттими, которая уже выбралась из-под поленьев и теперь чистила одежду снегом, обратилась к ней: — Ты хорошо закрываешься. И Кай хорошо закрывается. Но он закрывается, когда надо, а ты всегда закрыта. Ты нарисуешь мне такие же значки на шею, на руки, на ноги, на талию?

— Это больно, — удивленно подняла брови Каттими.

— Все больно, — ответила Арма. — Ничего. Я потерплю. Мне это пригодится потом.

— Что там? — спросила Каттими, показывая в сторону реки.

Кай оглянулся, в дымке над водой показались пока еще далекие росчерки длинных и узких лодок некуманза.

— Это Пагуба для Зены, — сказал Кай.

— Примем бой? — растерянно пробормотала Каттими.

— Нет, уходим, — ответил Кай.

И в это самое мгновение невидимая взгляду золотая паутина опустилась на город. Опустилась, окутала заснеженные дома, крыши, наверное, ушла внутрь жилищ, туда, где царил страх и тревога, а затем вдруг вспыхнула ослепительно и нестерпимо, чтобы через мгновение погаснуть окончательно. Домик бакенщика заскрипел, просел, вспыхнул солнечным лучом, упершимся в серое небо, обрушился и загорелся.

— Эй! — заторопилась Каттими, подхватила поводья, потащила лошадь в сторону от огня. — У нас же все в масле.

— Пошли, — взял за руку Арму Кай. — Надо уходить.

— У тебя куртка на спине разорвана, — сказала девочка. — И ты теперь голодный. Надо было самому отдать ту вещь. Мама ведь сказала тебе, что нужно отдать?

— Ты из стали выплавлена, что ли? — удивился Кай, подсаживая девчонку на телегу.

— Нет, — ответила та, но заплакала только тогда, когда повозка уже двинулась прочь от пылающего дома. Навстречу ей шли люди. Очень много людей. Они несли косы, вилы, котлы, копья, мечи, луки. Они понимали, что могут умереть, но шли к берегу.

Вечером, когда поваливший снег скрыл дороги и тропинки, Кай, Каттими, Арма, Халки и его жена сидели в спрятанном меж заснеженных сосен доме бывшего мельника, пили ягодный отвар и ели пироги с грибами. Арма уже не плакала, хотя молчала и все время смотрела на огонь в печи. Плакала жена Халки, но плакала светлыми слезами. Такими светлыми, что и Каттими не знала, то ли ей плакать вместе с селянкой, то ли улыбаться этим слезам.

— Ты это, — Халки подсел к Каю, почесал затылок, шмыгнул носом, ткнулся им в собственный рукав, — может, оставишь у нас девчонку?

— Я сам хотел тебе это предложить, — сказал Кай. — Только ведь все от нее самой зависит.

— Ну так что, — селянин посмотрел на Арму. — Останешься пожить у нас?

— Останусь, — просто сказала та. — Ты хороший. И жена твоя хорошая. Только ты зря думаешь, что она заледенела. Она высохла. Выплакалась и высохла.

— Ну как же? — удивился Халки. — Как же высохла, если она и теперь плачет?

— Это другие слезы, — прошептала Арма и вдруг и сама заплакала вновь.

Уже в ночь, когда Каттими, натыкав в липовую деревяшку иголок и размешав какой-то диковинный отвар, осторожно накалывала девочке кожу — в один день все, что полагалось наколоть за год, — слез не было. Арма только сопела, стискивала зубы да расширяла и без того огромные зрачки. Улыбнулась только тогда, когда Каттими стала смазывать ранки древесным маслом. Прошептала, засыпая:

— Теперь меня тоже не будет видно. Хотя я простой человек. Просто со способностями. У тебя хороший рисунок, Каттими. Я видела такие рисунки на шеях девушек из-за Хапы, они почти такие же, но не закрывают. Там звездочки и кружочки, а у тебя кружочек еще и в самой серединке. У тебя хороший рисунок. Спасибо, Каттими…

С тем и уснула. И когда рано утром Кай и Каттими покинули дом Халки, все еще спала.

Глава 18

Хилан

Из-за снега, залепившего стены и башни Хилана, забившего резьбу в известняке и мраморе, заполнившего ров, повисшего на куполах дворцов и замка иши, камень столицы Текана вдруг показался путникам желтым и серым, да и сам город уже не выглядел огромным дворцом, поднятым мудрой рукой правителя на вечное празднование величия и единства двенадцати кланов. Нет, теперь он казался севшим в тумане на мель на излучине Хапы старым каменным кораблем. Правда, самой Хапы не было видно. И неба, затянутого тучами, не было видно, но не из-за туч, а из-за снега, который продолжал падать и падать, словно от избытка небесной щедрости, или всему этому краю наставал конец, и надо было куда-то высыпать все это холодное и белое, пока еще есть куда высыпать. А ведь в прошлые годы об эту пору только-только начали забеливаться слободки.

Двое, появившиеся в снежной круговерти в том самом месте, где еще неделю назад лежала дорога на Намешу, и сами были залеплены снегом так, что, стряхивая его, можно было натрясти приличный сугроб. И лошади их были залеплены снегом, но продолжали двигаться вперед, потому как относились к породе гиенских лошадок, которые готовы были идти по снегу до тех пор, пока брюхо не начинало вязнуть в сугробе, но и тогда пытались плыть по снегу, как по воде. Однако, не доходя до главных ворот, возле которых несколько трудяг старательно махали деревянными лопатами, двое замерли, прислушиваясь к перезвону часов сразу на нескольких хиланских башнях, потом повернули к слободкам, миновали сразу несколько крепких бревенчатых постоялых дворов, свернули к Хапе, пробили дорогу по совсем уж глубокому сугробу к заокраинной улочке и наконец остановились у высокой деревянной ограды. Всадник, оказавшийся Каем, пронзительно свистнул, где-то хлопнула дверь, блеснул свет, пахнуло тушеным мясом с капустой, заскрипела воротина, с трудом сдвигая наметенный сугроб на половину локтя, и хриплым голосом, привыкшим отдавать приказы, гаркнули:

— Кого Пустота принесла в этакую непогодь? Что значит — своих? А ну-ка, держи лопату да отгребай наметенное, сейчас и посмотрим, что там за свои!

Не прошло и пяти минут, как уже лошади отогревались в теплой конюшне, а Кай и Каттими сидели за столом напротив седого и обрюзгшего старшины Эппа, уплетали тушеную капусту, куски пирога с брусникой, запивали все это горячее великолепие клюквенным киселем и благодарили заботливую хиланскую хозяйку по имени Арава, которую Эпп представлял с немалой гордостью — мало того что обзавелся на старости лет и стряпухой, и добрым другом, так еще и такую красавицу отыскал, что и молодые косятся.

— Да ладно тебе, — укоризненно улыбалась в ответ на его славословия румяная хиланка и румянилась ярче прежнего.

Однако разговор становился все тише и тише, хотя Эпп и уверил собеседников, что самый надежный хиланский ловчий не идет ни в какое сравнение с его Аравой, но кричать о том, что происходило в Текане, не следовало. Понятно, что Кай говорил старику не все, но главное, для него главное, не утаивал. Впрочем, кое-что Эпп уже знал. И о Намеше, которая обратилась в большой открытый могильник, на краю которого сидят пустотные твари и щелкают клювами. И о Кете, в единый миг лишившейся всего, — только и осталось от нее что каменная плотина на слиянии двух рек вместо замка да порядком подмытая наводнением, мертвая высота. И о Ламене, окутанном дымом, и о Зене, которая все-таки отбилась от некуманза.

— Был посланник, был, — бормотал, попивая томленное с травами вино, Эпп. — Второго дня только примчался, со сменными лошадьми. Отбились зенцы от заречной пакости. Потеряли не менее пары тысяч человек, и мужиков, и баб, но некуманза перебили всех. Главное, деток сохранили, дома. Зато теперь словно второе дыхание обрели. Частокол рядят вокруг города, копьями машут, дозорами в окрестные деревни собираются. А ведь только за день до той битвы готовы были ножки вытянуть да ручки на груди сложить. И как ополоумели словно. Собрали все, до единого, у кого что было, вышли на берег и встретили заречных. Правда, вестник сказал, что те будто не в себе были, на копья, на стрелы, на вилы так и лезли. Ну так их ведь никто и не звал, поэтому нечего обижаться.

926
{"b":"856505","o":1}