Он успел отбить бросок первой из них. Клинок заскрежетал о когти ужасной твари, прочие должны были неминуемо растерзать если не Кая с Каттими, то уж ее точно, но они исчезли мгновенно. Растворились. И сразу вслед за этим пальцы Каттими снова легли на виски Кая, и зрение вернулось к нему.

Он с тревогой посмотрел на клинок своего меча. На его лезвии отчетливо выделялись шесть зазубрин, словно когти теней Тамаша выковывал тот же кузнец Палтанас. И это были первые отметки на мече охотника. Кай обернулся. Каттими, с бледным лицом, дрожащей рукой пыталась впихнуть серый меч в ножны. Наконец ей это удалось. В кольцах на стене обвис мертвый Хармахи. Его грудь была пробита.

— Он же говорил тебе, что его нужно убить. — Ее голос дрожал, в глазах стояли слезы. — Надо уходить, — она почти рыдала, — я чувствую, надо уходить. Там, наверху, все начинается.

Кай молча убрал меч в ножны, подошел к Хармахи, провел рукой по его плечу, закрыл ладонью вновь ставшие зелеными глаза и двинулся к выходу. На лестнице Каттими потянула его вниз, дотронулась до висевших на поясе ключей.

— Пошли. Ты знаешь проход через водостоки. Там нас ждет лодка. Нам нужно найти еще четверых. Паркуи, Асва, Хара и Эшар.

— Нет.

Кай стоял на ступенях и чувствовал, что вот теперь, сейчас, в эту минуту он должен поступить иначе, точно так же, как и на пристани у Хурная, когда все говорило ему: эти несчастные — не твое дело. Ты должен идти в Зену. И не потому, что тебя гонит туда жажда. Нет. То, что тебе поручено, то, что ты должен совершить, в тысячу раз важнее страданий этих людей, чьих имен ты даже никогда не узнаешь, пусть даже ты толком и не понимаешь того, что делаешь. И теперь ощущение было точно таким же. Он не мог спуститься в водостоки и покинуть город. Потому что один шаг вниз по этой лестнице что-то изменил бы в нем самом. Как что-то изменило бы его мать, если бы тогда на лестнице в осажденном Харкисе она не прикрыла бы собой своего малолетнего сына. Пусть ей суждена вечная жизнь, но умирала-то она взаправду! И Сакува умирал взаправду! И Хармахи!

— Пошли! — почти закричала, завизжала Каттими.

— Нет, — твердо сказал Кай. — Ты со мной?

Кай столкнулся с Этри в переходе от ворот замка ко дворцу урая. Длинные пепельные волосы и точеный профиль могли принадлежать только урайке Хурная. Впрочем, издали он ее уже видел и раньше. Этри появилась между колоннами, стряхнула с мехового воротника роскошного палантина снежинки, цыкнула на бегущих за нею двух служанок с ларцами и вдруг заметила Кая. По переходу шел не только охотник, за ним следовала надувшая губы Каттими, да еще не менее десятка ловчих, которых вызвал старшина внутренней стражи после отказа Кая отдать оружие, следовали справа и слева, но Этри видела только Кая. Лишь на мгновение она перевела взгляд на Каттими, удивленно подняла брови, кивнула, снисходительно улыбнулась и снова перевела взгляд на Кая. На ее лице не было и тени скорби по сгинувшему в ледяном Хурнае мужу Кинуну или по кому-либо еще. Наоборот, румянец горел на ее щеках.

— Кир Харти? — вымолвила она негромко, выдержала паузу, пока вся процессия не остановилась, не дождавшись ответа от охотника, молвила что-то одной из служанок, и та ойкнула, сунула ларец подружке и помчалась, побежала куда-то в сторону дворца. — Кир Харти, — удовлетворенно повторила Этри и шагнула в сторону, освобождая проход.

— Избалованная мерзавка, — прошипела на ухо Каю Каттими, когда они удалились от урайки на полсотни шагов.

Кай оглянулся. Этри стояла и смотрела ему вслед. Перевел взгляд на возмущенное лицо Каттими. Казалось, что еще немного, и она лопнет от злости. И это по-настоящему обрадовало Кая, потому как даже в гневе, с побелевшими скулами и поджатыми губами, с растрепанными короткими волосами, со сдвинутым на затылок колпаком девчонка выглядела нисколько не хуже ослепительной урайки, а как бы даже не лучше.

— Успокойся, — шепнул он одними губами.

Здесь, под арками, между мраморных колонн, на какое-то мгновение ему показалось, что он зря решился идти к Аршу, но мгновенная досада почти тут же рассеялась. Недавнее ощущение, не мучительное, как жажда, но столь же, если не более сильное, теперь было почти неощутимым, но где-то внутри оно продолжало жить и твердить ему, что просто так уйти из Хилана нельзя.

Один из ловчих ускорил шаг, обогнал Кая и распахнул широкие бронзовые двери. Еще пара десятков шагов по украшенному воинскими щитами коридору, и за следующими дверями глазам Кая открылся неожиданно светлый зал. Его фонарь составляли огромные окна, которые были застеклены не витражами, а обычным стеклом. Но в дневном свете четырехгранные, вырезанные из стволов древних дубов колонны казались среди отделанных мрамором стен и пола — неуместными. Они поддерживали собранную из резного кедра галерею. Кай бросил взгляд вверх. Галерея пока была пуста, но выше ее, выше ряда стрельчатых окон яркими красками сияла внутренняя поверхность купола. Она была разделена на двенадцать полей, и в каждом блестел знак клана. Кай тут же нашел белую долю с золотым глазом клана Сакува, потом перевел взгляд на долю клана Крови — голубую, с красной каймой. Сомнений быть не могло, они стояли в зале гвардии иши. Как слышал Кай, это было единственным местом, где прошлое считалось неприкосновенным. Что бы ни произошло с кланами, их прошлые заслуги оставались незыблемы.

Ловчие расступились в стороны, Кай и Каттими оказались в центре зала.

— В лодке я бы чувствовала себя лучше! — прошелестела за плечом Кая Каттими.

Где-то высоко раздался бой часов. Он доносился так ясно, словно весь город затаил дыхание, чтобы каждый услышал тяжелый звон на дворце иши, задорный гул на башне дворца урая, суетливый дребезг на Водяной башне, неторопливые удары на проездной, отдаленные звяки на южной.

— Никак не могу привыкнуть, — проговорил, входя в зал, Тарп. — Предпоследний иша не любил бой часов. Все были лишены голоса, вот механизмы и пришли в негодность за долгие годы. Но теперь они в порядке, а я каждый раз вздрагиваю. Два часа пополудни, Кай. Приглашение встретиться Эппу для тебя передавал Арш, но повеление о встрече высказала сама урайка. Госпожа Тупи.

Кай вновь поднял голову. На галерею вышла женщина. Она так была похожа на Аси, жену предпоследнего иши, что Кай вздрогнул. Хотя кажется, видел саму ишку лишь несколько мгновений, три года назад, да и разве можно было узнать в чертах истерзанной женщины, которую он нашел привязанной к столбу на хурнайской площади, ее старшую сестру — в дорогой одежде, с убранными в золотую сетку светлыми волосами, и вот же — узнал. Снова распахнулись двери, через которые только что вошел Тарп, и в зале появились Мелит, Этри и, как понял охотник, Арш. Мелит был сух и сед, Этри успела сбросить палантин и стала похожа на Тупи, а Арш и в манере одеваться, и в жестах старательно копировал воеводу Квена. Правда, получалось это у него смешно, если не сказать — отвратительно. Хотя и ростом, и шириной плеч он превосходил любого в зале.

Кай снова поднял взгляд вверх, с поклоном опустился на одно колено, услышал, как звякает ножнами меча Каттими за его спиной, посмотрел на тех, кто стоял перед ним, и склонил голову перед каждым, включая Тарпа.

— Встань, — раздался сверху голос Тупи. — Не знаю, буду ли я говорить с тобой о чем-то, Кир Харти. Просто захотелось посмотреть, каков на вид тот молодец, которого так и не смогли одолеть ни ловчие иши, ни ловчие Смерти, ни даже ловчие Пустоты, ни еще… кое-кто. Пока что.

— Мне просто повезло, госпожа Тупи, — снова поклонился Кай.

— Пожалуй, — задумчиво протянула урайка. — Твой облик меня не слишком впечатляет, разве только глаза у тебя и в самом деле зеленее травы. Вижу это даже с галереи. Что ты скажешь на то, что некоторые считают тебя виновником Пагубы?

— Только то, что некоторые считают меня виновником Пагубы, — пожал плечами Кай. — Наверное, найдутся и те, которые посчитают меня виновником наступающей зимы. И всякой прочей пакости.