— Почему? — не понял Саш.

— Вероятно, потому, что никто не должен был знать о новых свойствах ворот Дэзз! — развел руками Леганд.

— Ну не уверен, что древние летописцы донесли до нас эту историю слово в слово, — нахмурился Ангес. — Тем более что, судя по всему, свидетелей, кроме Бренга, Иллы и самого Арбана, не было?

— Сам Арбан и написал об этом, — пожал плечами Леганд. — По крайней мере, я не удивлен. Когда правитель даже самой маленькой страны предпринимает поход на неприятеля, он не останавливается, если надо пожертвовать жизнью какого-нибудь подданного. А что Бренгу был Арбан? Всего лишь демон, к тому же не высшего ранга.

— Демон, который создал кое-что сравнимое с творениями богов! — поднял палец Ангес.

— А дальше? — не понял Саш. — Ты же обмолвился, что Арбан украл светильники!

— Дальше? — задумался Леганд. — О том, что происходило Дальше, я расскажу в другой раз. Пока Арбан томился в пещерах Дэзз-Гарда, многое переменилось в Эл-Лиа. Именно в это время элбаны начали войны друг с другом, и стараниями Бренга зло проникло на равнины Эл-Айрана. История Слиммита тоже приходится на эти годы. Бренг пытался построить двойник Дэзз-Гарда на севере Эл-Айрана. Черная круглая пирамида и по сей день высится в Слиммите. Правда, имена Лакум и Инбис впервые прозвучали чуть раньше. Но об этом после. Судьба Арбана оказалась ужасна. Ему предстояло провести в заточении лигу лет. Его темница была защищена толщей скал и магией бога. Лига — это много даже для демона, а уж смертные за это время просто вычеркивают кого бы то ни было из памяти. Об Арбане-Строителе, построившем зеркальную пирамиду в Дэзз-Гарде, забыли. Но недаром Арбан был искусным демоном, мастером Эл-Лиа. Он придумал тропу. В своем сознании он создал уединенный мир, недоступный взорам посторонних. Дорогу, проходящую через странную местность. Мастерски сработанную иллюзию. Там Арбан претворял в реальность самые ужасные планы мести. Там он учился. Учился владению простым оружием и магией, учился тому, на что в реальном мире у него всегда не хватало времени. Он знал, что выйдет из застенка другим существом, но не знал, когда выйдет. Он понимал, что его планы мести ничто в сравнении с силой бога, но не мог остановиться. С годами к нему пришло охлаждение и спокойствие. Он перестал ненавидеть Бренга, поскольку все, что тот делал, не было знаком его личного отношения к Арбану. Для Бренга Арбан просто не существовал. Бренг не испытывал таких чувств, как сострадание. Он знал, что любой смертный, так же как и демон, рано или поздно попадет либо в Эл-Лоон, либо во владения Унгра. Так какая разница, произойдет это раньше или позже? Просто Бренг не мог убить Арбана, поскольку не знал способа удержать в застенках дух мертвого демона. Поэтому обрек на пожизненное заключение.

Но прошла лига лет, и в конце третьего варма четвертой лиги первой эпохи Арбан ушел из клетки. Он научился многому. Его искусство стало почти совершенным. Соединив знания, полученные при создании чудесных ворот Дэзз, с открытыми им секретами магии, Арбан исчез из темницы, оказавшись в ущелье Маонд, где однажды его кровь уже пролилась на камни. Затем, приняв обличье обычного элбана, вернулся в Дэзз-Гард и похитил четыре светильника из пяти, вызвав неутолимую ненависть Иллы, стража черного престола. Арбан посчитал, что только такая плата смоет его обиду.

— И куда он их дел? — осторожно спросил Ангес.

— Куда он их дел? — поднял брови Леганд. — Он брал их не для себя. Вероятно, решил, что каждый из Ожерелья миров достоин искры божественного огня. Словно знал, что однажды огонь Эла в прекрасном Асе будет потушен. Думаю, что по одному светильнику он оставил в Мэлла и Хейт. Эти миры остались в неприкосновенности, и, может быть, огонь Эла по-прежнему сияет в них. Из оставшихся двух один оказался У Аллона, а где второй, не знает никто. Где-то в Эл-Лиа. Может быть, в храме Эла Империи? Лиги лет прошли, что вы хотите! В конце концов, Арбан мог перенести его в дальний мир, где он провел немало лет и где закончил свой срок! Да и дальнейшая судьба светильника Аллона тоже никому не известна.

— А светильник Дэзз погиб вместе с миром Дэзз, — пробормотал Саш.

— Да, — кивнул Леганд. — Так же как и лиги лиг элбанов, населяющих прекрасные города. Не знаю, кто в итоге разрушил Дэзз, но вина Бренга в гибели прекрасного мира несомненна.

— Так же как и вина Арбана! — воскликнул Ангес. — Что бы ты ни рассказывал, но воровство — оно воровство и есть! Отчего же он не взял только один светильник — тот, что был ему обещан? Или я не так понял твой рассказ? Обиды разрешаются в честном бою!

— Посмотрел бы я на тебя, Ангес, что бы ты сказал после лиги заключения, — усмехнулся Леганд. — И как бы ты схватился с богом!

— Ну, — задумчиво почесал бороду Ангес, — с богом я, конечно, схватываться не стал бы, но украл бы, к примеру, два светильника. Надо же и совесть иметь!

Покинув каменные берега под Волчьими холмами, Силаулис повернул к востоку, сговорился с попутным ветром и потащил на своей спине юркую джанку прямо к прекрасному городу Глаулину. Хейграст, то сидя на носу кораблика, то управляясь с рулевым веслом на корме, то обучаясь вместе с Лукусом и Даном работать с парусом, не раз повторял мальчишке, что ни один город не сравнится в Эл-Айране с Эйд-Мером, но северная столица салмов тоже весьма приличный городишко.

— Увидишь… — таинственно улыбался нари. — Замок. Широкие улицы. Дворцы, которые уходят садами прямо в воду. Рынок длиной в пару ли. А со стороны пристани берега не видно из-за парусов! Мачты торчат как лес!

— Слушай его, Дан! — посмеивался Лукус. — Вот только когда мы минуем Глаулин, окажется, что нет города чудеснее Шина. Затем Хейграст вспомнит солнечный Ингрос, строгий Кадиш, неприступную Индаинскую крепость, разгульную Азру.

— Ой, боюсь, что и Индаинская крепость вовсе уже не неприступная, и Азра давно не разгульная, — нахмурился нари.

— А я вот что вам скажу, почтенные элбаны… — весело крикнул с кормы Стаки. — Нет ничего прекраснее имперских городов. Особенно Ван-Гарда, что на полпути от Айранского моря до озера Эл-Муун. Но и Илпа в устье Ваны ничем не уступит Шину. А уж Пекарил на краю Мраморных гор ни с чем не сравнится!

— Хорошо рассматривать имперские города с борта джанки, имея на руках подорожную от илпской таможни и парус, чтобы поймать попутный ветер и беспрепятственно скатиться к морю по течению Ваны, — пробурчал белу. — Твой корабль досматривали в Илпе, когда ты покидал Империю?

— А как же! — воскликнул Стаки. — Все перевернули. Каждый мешок перетрясли. Но ничего не нашли. Я честный торговец!

— Они искали беглых рабов! — зло бросил белу. — И если бы нашли, выпустили бы им кишки прямо на палубе, а тебя заставили бы их съесть!

— Лукус, — поморщился Хейграст.

— Пусть говорит, — махнул рукой Стаки. — Я не обижаюсь. Дед моего деда был рабом. Мой дед был рабом. Мой отец был рабом. Я был рабом до полутора дюжин лет. В маленьком прибрежном поселке под Пекарилом. Чистил и коптил рыбу. Три поколения моих предков по медяку собирали деньги, чтобы выкупить своего ребенка из рабства. Прадед хотел выкупить деда. Дед — отца. Отец — меня. Нужную сумму сумел собрать только я. Но когда я пришел к хозяину и принес деньги, он поднял крик, что я обокрал его. Деньги забрали, меня посадили в сарай, предварительно спустив шкуру со спины. Я выбрался через окно, посмотрел на звезды и прыгнул с обрыва в море Три дня я болтался на волнах в обнимку с бочонком из-под сварского пива, пока анги не подобрали меня. С тех пор прошло много лет, спина моя никогда уже не станет ровной, но до сих пор я вспоминаю чудесный Пекарил и говорю, что нет прекраснее города в Эл-Айране и нет более везучего элбана, чем старый Стаки!

— Значит, ты не анг? — удивился Хейграст.

— Я не знаю, кто я, — усмехнулся Стаки. — Может, и анг. Мой язык ари. Моя семья, мои дети свары. Три дюжины лет я живу в Кадише, хотя большую часть жизни провожу под парусом. Дела шли то лучше, то хуже, эта война серьезно подкосила меня, но я никогда не опускал нос!