Ройн? Где-то я уже слышал это название, а вот где, не припомню. Ладно… Проснемся – разберемся. Сейчас надо ковать, пока горячо.

– Зачем вы арестовываете женщин?

– Что-то связанное с собственностью мятежных фамилий. Точнее я не знаю.

– От кого получаете такие приказы? Проскрипционные списки вам спускают сверху или вы уже сами на месте определяете, кого тащить в кутузку, а кому еще посидеть дома?

– Я получаю приказы от своего непосредственного начальника ротмистра Гаукфорта. От кого он их получает, я не в курсе. Он со мной подобной информацией не делился.

– Откуда вы прибыли в столицу? Вас же здесь не было во время мятежа? Столичные офицеры контрразведки были арестованы при мне.

– Так точно, господин командор, не было. Меня вызвали из Гоблинца, а ротмистра из Тортуса заменить замаранных в мятеже офицеров имперской контрразведки.

– Кто отдал вам такой приказ?

– Приказ, точнее, копия приказа поступила к нам в управление из дворца с фельдкурьером. Из собственной его императорского величества канцелярии, без подписи. Штамп «с подлинным верно». Печать подлинная, красной мастики. И приписка к ней от дворцового делопроизводителя. Все как всегда. Вот меня и командировали сюда на усиление.

Тут дверь распахнулась, и на пороге возник Молас. Как писали в старых пьесах, «те же и он». Впрочем, второй квартирмейстер генштаба прибыл не один. За его широкой спиной толклись несколько офицеров из «птенцов гнезда Моласа».

– Савва… Я так и понял, что без тебя тут не обошлось, – констатировал генерал-адъютант императора деловым тоном. – Кто еще может броневиками ворота вышибать? Что случилось на этот раз?

– Да вот эти чудики похитили личную сестру милосердия моего герцога только на том основании, что у нее фамилия Тортфорт. Герцог недоволен, и я пришел вернуть ее обратно.

– Это хозяйка дома, где вы квартируете? – уточнил генерал.

– Именно так, ваше превосходительство.

Молас взял стул от стены, подтащил его к столу, за которым я восседал. Сел, закинул ногу на ногу и попытался «прочитать в сердце» у лейтенанта.

М-да…

Умеет.

Даже со стороны стало заметно, как у контрразведчика душа ушла в пятки. Куда там моей реальной угрозе расстрелом. По сравнению с Саемом я еще мало каши ел. Первый раз я видел сына «волкодава СМЕРШа» в этом качестве. Ну прямо Железный Феликс из кино. Даже спрашивать не пришлось. Все, что знал, лейтенант четко по-военному доложил без запинки.

– Теперь многое стало понятно, – задумчиво проговорил Молас. И резко изменив тон, приказал: – Теперь все брысь отсюда.

Но когда я встал из-за стола, генерал задержал меня рукой.

– А ты, Савва, останься.

Гусеницы лязгали, взвихряя глубокий снег на неубранной дороге. За бронеходами на чалках тянули по двое саней, наскоро соединенных бортами. На санях, кутаясь от рукотворной метели, полулежали мои штурмовики и «волкодавы» Моласа. Где-то около роты в общем составе. Все с автоматами разных конструкций. Еще три снайперские пары и саперное отделение.

Быстроходные аэросани по второму разу объезжали по полю вдоль дороги всю растянувшуюся из-за саней колонну. По той же причине скорость колонны не превышала двенадцати километров в час. Но все равно высланные заранее вперед конные драгунские разъезды передового охранения мы довольно быстро догнали, и они уже пошли нашим фланговым охранением.

В аэросанях только я с Моласом и наши денщики. Пилот и бортмеханик, он же пулеметчик. Больше никого в эту относительно тесную кабину не впихнуть. Всех достоинств этой гондолы – сплошное остекление, качественная заделка щелей и печка, отводящая горячий воздух от мотора. Сиденья еще человеческие, можно даже сказать, кресла, широкие и просторные. ВИП-салон, однозначно.

Мелькали по обочинам фольварки, кузни, постоялые дворы.

Шарахались от нас в стороны редкие встречные экипажи и сани, тут же попадавшие в цепкие руки «птенцов гнезда Моласова», которые были приданы драгунским разъездам в качестве силы руководящей и направляющей.

Третий час уже длится этот снежный марафон.

Одно радует – никто нас обогнать по дороге не сможет. Скорости не те. Любые сани, вырвавшиеся вперед с вестью о нашем выходе из столицы, или верхового какого драгуны давно бы уже догнали. А на железной дороге Молас любое движение остановил собственным приказом из-за «угрозы подрыва полотна мятежниками».

Да и на аэросанях, очень быстрых, как оказалось, мы сами пару раз вырывались на десяток-полтора километров вперед с теми же целями. И убедились, ну… убедили себя, что никто не вырвался вперед предупредить о нашем налете.

А я все копался в памяти, откуда я знаю название этого замка мятежников – Ройн? И никак не мог вспомнить.

Говорить в кабине аэросаней невозможно из-за шума двигателя и вибрации. Но главное было сказано еще в столице. С глазу на глаз в кабинете начальника столичной контрразведки. Хорошо так мы поговорили, как его превосходительство с его превосходительством. Пальцы не гнули. Обиженку друг на друга не грызли.

Раздумав на меня гневаться, Молас был очень удручен. И начал разговор с выговора:

– Если бы ты не поторопился расстрелять всех Тортфортов, Савва, то я бы уже давно знал про этот замок. А так и для меня это неожиданность, как и приказы из дворца по контрразведке, о которых нет никаких следов в императорской канцелярии. – Генерал вынул трубку и стал набивать ее табаком из замшевого кисета. – Уж эту кухню мы перетрясли первой. Но круг подозреваемых значительно сузился. Не так много в императорской канцелярии людей, имеющих доступ к красной печати.

Молас взял трубку в зубы и, не зажигая ее, несколько раз втянул через нее в себя воздух. Курить хочет, но знает, что я этого не люблю, вот и сдерживается.

Кабинет начальника столичной контрразведки был и так основательно прокурен. Так что…

– Кури, Саем, – разрешил я. – У тебя вроде как табак душистый. Только скажи, кто тебе стукнул, что я тут?

– Можно подумать, Савва, что ты сюда через дымоход камина пробрался, – хохотнул генерал-адъютант. – Полгорода видело, как твой бронеход здесь ворота ломал. А город, заметь, очень хорошо телефонизирован. Но ты мне лучше про другое скажи: за каким хреном им потребовалось баб арестовывать?

– Так это не твои проделки? – поднял я правую бровь.

– Ни сном ни духом, как говорил мой отец, – ответил он, доставая спички.

– Тогда у меня всего одна версия. Кто-то, пользуясь тем, что я вывел в расход Тортфортов, отжимает у вдов их собственность, пользуясь революционным моментом. Только при чем тут моя квартирная хозяйка? Ее-то муж в плену и если даже участвовал в заговоре, то в мятеже точно участия не принимал.

– А может, хвосты подчищают? Чтобы концы в воду с гарантией?

– Может. Но это уже по твоей части. У меня в столице агентуры нет. А заговор именно ты проморгал.

– Знаешь, что я тебе скажу. – Генерал-адъютант императора выпустил дым через ноздри, став на минуту похожим на рассерженного Змея Горыныча. – Если заранее нет внедренного в руководство заговора агента – именно в руководство, заметь, – то заговор до той поры не виден, пока он не совершится. А потом уже поздно кому-то что-то доказывать, потому как императора уже убили. Поди теперь узнай – коварных ли заговорщиков постреляли из пулемета у вокзальной стенки или невинных погубили зря. Хотя есть способы теоретически прикинуть – был он или не был и кому был выгоден. И по уровню подозрений до того, как этот взрыв случился в охотничьем дворце, Тортфорты имели шестой номер. Наше счастье, что Бисер остался жив, а то я за твою и свою жизнь ломаного кройцера бы не дал.

– А все-таки?

Молас на секунду задумался, но все же ответил:

– Меня интересуют конкретные персоналии и фигуранты. И меньше всего интересуют группы подозреваемых с точки зрения социальной психологии. Могли, не могли – уже не понять… – Генерал наконец-то решился и, чиркнув спичкой о столешницу, стал раскуривать свою трубку.